Сергей Владимирович Михалков родился в 1913 году и прожил долгую счастливую жизнь. Судьба отмерила ему 96 лет, ярких, красивых, творческих. Он был поэтом, драматургом, баснописцем, общественным деятелем, председателем Союза писателей РСФСР, в новейшие времена — председателем МСПС (Международного Сообщества Писательских Союзов). Но в первую очередь, говоря о Сергее Михалкове, вспоминается то, что он был замечательным детским поэтом, на чьих стихах воспитывалась вся страна. А ещё, конечно, один из важных фактов его биографии — создание текста к гимну сначала СССР, а потом России. Это поистине уникальный случай – дважды стать автором гимна своей родины.

Страсть к стихотворчеству была у С.Михалкова с детства. Вообще, все значительные вещи в его жизни происходили в том возрасте, когда многие сверстники ещё только раздумывали, кем быть, какими быть, мечтали о возможных будущих успехах. Публиковаться он начал в 15 лет, в 22 года написал знаменитую поэму о милиционере дяде Стёпе, а к 30 годам стал автором советского гимна.
Во время Великой Отечественной войны он вместе с другими советскими поэтами и писателями был мобилизован для работы в армейской печати. Работал на Южном фронте в красноармейской газете «Во славу Родины», затем в газете «Сталинский сокол». Поднимал дух солдат своими очерками, заметками, политическими стихами, подписями под карикатурами, юмористическими рассказами.

«Мне никогда не забыть морозной ночи на полевом аэродроме, когда я с непередаваемым волнением провожал на боевое задание лётчиков Северо-Западного фронта, — вспоминал Сергей Владимирович. — На борт самолётов погружали пачки листовок… Это были мои стихотворные послания к нашим партизанам, в которых я стремился ободрить и призвать к беспощадной борьбе русских людей на оккупированной территории. Помню заголовки листовок: «Пусть не дрогнет твоя рука!», «Ты победишь!», «Не быть России покорённой!»
Прошли десятилетия со времени этих воспоминаний… Сергей Владимирович не успел стать свидетелем событий, которые выпали на долю нашего времени. Но сегодня мы, писатели новой эпохи, так же, как когда-то легендарный председатель нашего Союза, едем к бойцам в госпитали и на фронт, — туда, где неспокойно, где необходимо наше слово, поддержка, плечо.
Мы держим равнение на наших предшественников, свято чтим традиции, которые сохранили для нас Шолохов, Белов, Леонов, Шукшин… И, конечно, Михалков. На одном из своих последних выступлений в Центральном Доме литераторов он обратился к писателям: “Всегда помните, что вы представляете союз мыслящих, пишущих и нравственных людей интеллигентного общества!” Мы помним, Сергей Владимирович, и следуем за идеалами доброты, порядочности, честности и мужества, которым учат Ваши книги и сохраняет наша память.

СЕРГЕЙ МИХАЛКОВ

Басни

КУКУШКА И СКВОРЕЦ

«Чего распелся ты так рано над крыльцом?» —
Кукушка из лесу Скворцу прокуковала.
«Ах, если бы, Кукушечка, ты знала! —
Ей отвечал Скворец. – Я нынче стал отцом!
Теперь мне в пору петь с рассвета до заката:
В скворечнике моём пищат мои Скворчата!
Я полон гордости — растёт мой скромный дом!» –

«Вот невидаль! Нашел же чем гордиться! —
Кукушка из лесу в ответ. –

Чем удивил ты белый свет!
По мне, так лучше быть свободной птицей!» —

«А где несёшься ты?» —
«В любом чужом гнезде!» —
«А где твои птенцы?» —
«Не знаю где. Везде!» —
«Да кто ж выводит их?» —
«Другие их выводят.
Я не из тех, кто в этом смысл находит…

Семья мне не нужна. Я жить одна хочу,
Куда задумаю — туда и полечу!
Где захочу — там прокукую.
Вот, Скворушка, тебе бы жизнь такую!» —
«Нет, — отвечал Скворец. — Пример моих отцов
Подсказывает мне иметь весной птенцов!»

И надо же такому вдруг случиться:
Пернатый хищник, старый вор,
Скворчатинкой задумав поживиться,
Явился как-то раз к моим Скворцам во двор.

Но грозно встретила его семья Скворцов!
Едва отбившись от птенцов и от отцов,
Разбойник улетел. А над лесной опушкой
Он с одинокой встретился Кукушкой —
И всё ж позавтракал в конце концов!

ЛЕВ И ЯРЛЫК

Проснулся Лев и в гневе стал метаться, 
Нарушил тишину свирепый, грозный рык. 
Какой-то зверь решил над Львом поиздеваться: 
На Львиный хвост он прицепил ярлык. 

Написано: «Осёл», есть номер с дробью, дата, 
И круглая печать, и рядом подпись чья-то… 
Лев вышел из себя: как быть? С чего начать?
Сорвать ярлык с хвоста?! А номер?! А печать?! 
Ещё придется отвечать! 

Решив от ярлыка избавиться законно, 
На сборище зверей сердитый Лев пришёл. 
«Я Лев или не Лев?» — спросил он раздражённо. 
«Фактически вы Лев! — Шакал сказал резонно. 
Но юридически, мы видим, вы – Осёл!» 
«Какой же я Осёл, когда не ем я сена?! 
Я Лев или не Лев? Спросите Кенгуру!» 
«Да! — Кенгуру в ответ. — В вас внешне, несомненно, 
Есть что-то львиное, а что — не разберу!..» 
«Осёл! Что ж ты молчишь?! — Лев прорычал в смятенье. 
Похож ли я на тех, кто спать уходят в хлев?!» 
Осёл задумался и высказал сужденье: 
«Ещё ты не Осёл, но ты уже не Лев!..» 

Напрасно Лев просил и унижался, 
От Волка требовал, Шакалу объяснял… 
Он без сочувствия, конечно, не остался, 
Но ярлыка никто с него не снял. 
Лев потерял свой вид, стал чахнуть понемногу, 
То этим, то другим стал уступать дорогу, 
И как-то на заре из логовища Льва 
Вдруг донеслось ослиное: «И-аа!»

Мораль у басни такова: 
Иной ярлык сильнее Льва!

НЕВРУЧЁННАЯ НАГРАДА

За честный труд и поощренья ради
Один из Муравьёв представлен был к награде –
К миниатюрным именным часам.
Но Муравей не получил награды:
Вышесидящий Жук чинил ему преграды,
Поскольку не имел такой награды сам!

Ах, если бы прискорбный этот случай
Был ограничен муравьиной кучей!

ЗАЯЦ ВО ХМЕЛЮ

В день именин, а может быть, рожденья
Был Заяц приглашён к Ежу на угощенье.
В кругу друзей, за шумною беседой,
Вино лилось рекой. Сосед поил соседа.
И Заяц наш, как сел,
Так, с места не сходя, настолько окосел,
Что, отвалившись от стола с трудом,
Сказал: «Пошёл домой!» — «Да ты найдёшь ли дом?
Спросил радушный Еж.

Поди, как ты хорош! 
Уж лёг бы лучше спать, пока не протрезвился! 
В лесу один ты пропадёшь: 
Все говорят, что Лев в округе объявился!» 
Что Зайца убеждать? Зайчишка захмелел. 
«Да что мне Лев! — кричит. — Да мне ль его бояться! 
Я как бы сам его не съел! 
Подать его сюда! Пора с ним рассчитаться! 
Да я семь шкур с него спущу 
И голым в Африку пущу!..» 
Покинув шумный дом, шатаясь меж стволов, 
Как меж столов, 
Идёт Косой, шумит по лесу тёмной ночью: 
«Видали мы в лесах зверей почище львов, 
От них и то летели клочья!..» 
Проснулся Лев, услышав пьяный крик, 
Наш Заяц в этот миг сквозь чащу продирался. 
Лев — цап его за воротник! 
«Так вот кто в лапы мне попался! 
Так это ты шумел, болван? 
Постой, да ты, я вижу, пьян 
Какой-то дряни нализался!» 
Весь хмель из головы у Зайца вышел вон! 
Стал от беды искать спасенья он: 
«Да я… Да вы… Да мы… Позвольте объясниться! 
Помилуйте меня! Я был в гостях сейчас. 
Там лишнего хватил. Но всё за Вас! 
За Ваших львят! За Вашу Львицу! 
Ну, как тут было не напиться?!» 
И, когти подобрав, Лев отпустил Косого. 
Спасён был хвастунишка наш!

Лев пьяных не терпел, сам в рот не брал хмельного,
Но обожал… подхалимаж.

ДВЕ ПОДРУГИ

«Красиво ты живёшь, 
Любезная сестрица! – 
Сказала с завистью в гостях у Крысы Мышь. 
На чём ты ешь и пьёшь, 
На чём сидишь, 
Куда ни глянешь — всё из-за границы!» 

«Ах, если б, душенька, ты знала, – 
Со вздохом Крыса отвечала, 
Я вечно что-нибудь ищу! 
Я день-деньской в бегах за заграничным. 
Всё наше кажется мне серым и обычным, 
Я лишь заморское к себе в нору тащу. 
Вот волос из турецкого дивана! 
Вот лоскуток персидского ковра! 
А этот нежный пух достали мне вчера, 
Он африканский. Он от Пеликана!» 

«А что ты ешь? — спросила Крысу Мышь. – 
Есть то, что мы едим, тебе ведь не пристало!» 
«Ах, душенька! — ей Крыса отвечала. 
Тут на меня ничем не угодишь! 
Вот разве только хлеб я ем и сало!..»

Мы знаем, есть ещё семейки, 
Где наше хают и бранят, 
Где с умилением глядят 
На заграничные наклейки… 
А сало… русское едят!

Поделиться: