АНАТОЛИЙ ВОРОНИН
МУШАВЕР
Роман
ГЛАВА 9.
ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ.
Кабульский аэровокзал представлял собой двухэтажное здание, без каких бы то ни было архитектурных излишеств. Обычное приземистое административное здание с авиадиспетчерской на крыше. Там же — на крыше, установлено несколько разнокалиберных антенн. Под небольшим навесом рядом со зданием аэровокзала стояли, сидели и даже полулежали люди, дожидающиеся вылета своего рейса. Метрах в двухстах от действующего здания аэровокзала стояло белоснежное здание с галереями. То был строящийся корпус нового аэровокзала. Двумя месяцами раньше, внутри этого здания произошёл взрыв. Мятежники пытались разрушить его до основания, но был лишь частично повреждён фасад. Умелые руки афганских строителей сделали своё дело, и от взрыва не осталось и следа.
Первое, что бросилось Николаю в глаза, так это преобладание цвета «хаки». Военные были повсюду: у здания аэровокзала, возле каждого стоящего самолёта. В многочисленных капонирах укрывалась военная техника. Причём были машины с отличительными знаками афганских вооружённых сил, а были и машины с эмблемой советских ВДВ. То была бронетехника ограниченного контингента советских войск в Афганистане. Советские и афганские посты чередовались друг с другом.
Даже несведущий человек мог заметить, что афганские военнослужащие к выполнению своих служебных обязанностей относились без особого рвения, надеясь на советских солдат.
Жара на улице стояла градусов под сорок, и все, кто находился на улице, старались спрятаться от палящих лучей солнца в тени навеса. Прилетевшие пассажиры тоже проследовали под него и стали дожидаться своего груза.
Советников царандоя уже встречали. Мужчина лет сорока в форменной одежде защитного цвета, с кобурой пистолета на боку и молоденький парень-таджик с автоматом в руках, подошли к ним сразу же, как только они приблизились к зданию аэровокзала. Свои паспорта и авиабилеты они передали встречающим, и тот, что был постарше, пошёл их оформлять. В этот момент к советникам подскочил пожилой афганец и стал что-то им говорить, постоянно протягивая руку, словно прося подаяние. Советники не поняли, что ему от них надо, и попросили парнишку с автоматом перевести просьбу незнакомца. Оказалось, что одетый в старый английский френч человек работает в аэропорту грузчиком, и он готов перенести все их вещи до нужного места. За свои услуги он просит по пятьдесят афгани с каждого человека. В переводе на советские деньги, это составляло чуть больше трёх рублей. Ни у Николая, ни у остальных ребят, в том числе и отпускников «афошек» не было. Да и откуда им было взяться, если на афганской земле все они находились считанные минуты. Поэтому от его помощи они любезно отказались, и все свои «чувалы» перетаскали самостоятельно.
Для доставки к месту назначения за ними приехал «ПАЗик» жёлтого цвета с занавесками на окнах. Советники загрузили в салон автобуса весь свой скарб. Кроме них в автобус сели ещё несколько человек. Как выяснилось, они провожали своих друзей, улетавших в Союз этим же самолётом. Водителем в автобусе был парень лет тридцати, плотного телосложения. Пышные усы делали его лицо широким, больше похожим на азиата. На защитном кожухе моторного отсека, по правую руку от водителя, лежал автомат Калашникова с укороченным стволом и двумя, связанными друг с другом изолентой красного цвета рожками с патронами.
Ну вот, все в сборе — поехали.
При выезде с охраняемой территории аэропорта, автобус притормозил у КПП, где несли службу советские военнослужащие. Ограждение, выложенное из металлических бочек, заполненных смесью из камней и земли и установленных друг на друга в два ряда. Брешь в ограждении, шириной метров пяти, шлагбаум, вот, пожалуй, и весь КПП.
Усталого вида солдат, облачённый поверх полевой форменной одежды в тяжеленный бронежилет и с каской на голове, нехотя подошёл к автобусу и, не влезая внутрь салона, безразличным взглядом окинул сидящих в нём людей. Не увидев ничего подозрительного, нехотя махнул рукой, и, стоящий возле шлагбаума второй военнослужащий, выпустил из рук верёвку, привязанную к концу металлической трубы, исполнявшей роль шлагбаума. Противовес на другом конце трубы, в качестве которого был использован каток от танка, начал опускаться к земле, и шлагбаум открылся.
Путь свободен!
Сразу за шлагбаумом был небольшой пустырь, на территории которого стояли всевозможные автомашины с афганскими номерами, доставившие в аэропорт пассажиров и сопровождающих их лиц. Проехав через пустырь, автобус остановился у второго КПП, оборудованного аналогичным шлагбаумом. Возле него стояли афганские военнослужащие. Насколько понял Николай, они не имели права останавливать автотранспорт советников, и уж тем более, проводить в нём досмотр. Прикрепленный к лобовому стеклу пропуск, гарантировал водителю автобуса беспрепятственное передвижение по Кабулу и проезд без остановки практически через все афганские посты и КПП. Да и сами афганцы не обратили на автобус с советниками ни малейшего внимания, поскольку в этот момент они занимались досмотром вещей сограждан, пытавшихся пройти на территорию аэропорта.
Данная проверка, скорее всего, напоминала «шмон» на пересылке, куда по этапу прибыли новые заключённые. Вскрывались все чемоданы и баулы, и из их недр извлекалось всё содержимое, вплоть до носовых платков. Досмотренные вещи складывались обратно самим хозяином, а афганские солдаты в это время выворачивали наизнанку чемоданы другого пассажира. Если проверяющие находили среди вещей запрещённые к перевозке на самолёте предметы, они немедленно их изымали. Бесполезно было что-то доказывать или пытаться вернуть изъятую вещь обратно. В лучшем случае, военнослужащий мог врезать прикладом автомата по спине недовольного, а в худшем, взять его за шиворот и отвести к своему начальству, откуда он прямиком попадал для разбирательства в царандой или ХАД. А это означало только одно — пассажир в этот день никуда не летел.
Видимо зная о таких для себя последствиях, никто из проверяемых даже не пытался возмущаться. Зато потом, уже пройдя за шлагбаум КПП, расслаблялись и давали волю эмоциям. Но солдаты не обращали ни малейшего внимания на недовольных, словно их не существовало в природе, что ещё больше заводило вспыльчивых пассажиров.
Стоящая возле шлагбаума публика была весьма разношёрстной. В основном это были мужчины в возрасте от сорока лет и старше. Большинство из них были одеты в национальную одежду, с каракулевыми «пирожками» или разноцветными чалмами на головах. Были в толпе и женщины, некоторые с малолетними детьми. Они держались особняком, в стороне от мужчин. Их фигуры были скрыты от глаз посторонних людей матерчатыми мешками — чадрами, всевозможных цветов и оттенков, от небесно-голубого и нежно-сиреневого, до ядовито-зелёного и траурно-чёрного. В том месте, где под чадрой располагалась голова, имелось небольшое отверстие, задрапированное мелкоячеистой сеткой, через которую невозможно было разглядеть лица женщины.
Чувствовалось, что многие афганки были довольно-таки молодыми. Это можно было определить как по очертаниям фигур, тщательно скрываемых под длинной чадрой, так и по голым пяткам. У тех, что постарше, кожа на пятках была коричневого цвета, с многочисленными трещинами и кровоточащими ранами. У молодых же афганок, пятки были слегка смуглого цвета, а кожа мягкой и нежной. Дорогостоящие открытые туфли свидетельствовали о принадлежности к зажиточной семье.
Около некоторых мужчин стояло сразу по нескольку женщин. Так, около одного, довольно пожилого, но интеллигентного вида афганца, стояли аж четыре женщины. По внешним признакам можно было определить значительную разницу в их возрасте. Возможно, что под чадрой скрывалась его супруга с дочерьми, но, скорее всего, все четверо были его жёнами.
Детей было совсем мало. Грудничков матери держали на руках под чадрой. Дети постарше цепко держались за руки матерей или за их подолы. Подростков не было вообще. Видимо, прагматичные афганцы не были большими любителями таскать их за собой, тем более, что в отличие от грудных детей, за них нужно было платить полную стоимость авиабилета как за взрослого пассажира. А он стоил больших денег.
К примеру, за авиабилет по маршруту Москва-Кабул-Москва, министерство внутренних дел СССР платило тысячу рублей. Билет покупался сразу в оба конца, с тем, чтобы потом не покупать его в Кабуле за валюту, где его стоимость была значительно выше. Да и тысяча рублей по тем временам была огромными деньгами, если учесть, что предыдущий полёт из Астрахани в Ташкент и обратно Николаю обошёлся всего лишь в девяносто рублей.
Иной афганец копил деньги едва ли не всю свою сознательную жизнь, с тем, чтобы хоть раз в жизни слетать в Саудовскую Аравию, чтобы совершить хадж — паломничество на священную землю Пророка…
Миновав КПП, автобус покатил по асфальтированной дороге в центр города. По обеим сторонам её росли странные деревья, и как ни пытался Николай определить их вид, у него из этого ничего не вышло, поскольку в его Астрахани они не произрастали.
Вдоль одной из обочин протекал арык, если это можно было называть арыком. Между двумя валками земли текла вода неизвестного происхождения, больше похожая на помои, а сам арык напоминал сточную канаву. Да и не удивительно, что вода в арыке была такой грязной, если она одновременно использовалась для удовлетворения всех мыслимых и немыслимых потребностей рода млекопитающих под названием — человек. Дети в возрасте от трёх до двенадцати лет барахтались в ней, спасаясь от августовской жары. Девочки постарше стирали бельё. Какой-то лавочник, а, может быть, чайханщик, драил в воде закопчённый казан, а буквально в двух метрах от него грязнущий подросток справлял прямо в воду свои естественные надобности. Однозначно, такую воду для питья и приготовления пищи нельзя было использовать.
Ещё будучи в Ташкенте, Николай узнал, что питьевую воду афганцы берут из глубоких колодцев — кяризов, объединённых друг с другом разветвлённой системой подземных водотоков, в большинстве своём искусственного происхождения. Вода по подземным каналам текла самотёком из более высоких мест в горах в низины, туда, где располагались знаменитые долины и оазисы с произрастающими там тенистыми садами и виноградниками. Сами афганцы ничего толком не знали об этих подземных реках, как и о количестве кяризов в стране. Что не удивительно, ведь многие из них были построены ещё во времена Александра Македонского. Хотя, кому надо было, тот хорошо знал все ходы и выходы этой «подземки». Те же мятежники с успехом пользовались ею для скрытого проникновения в город и проведения там террористических акций.
Сразу за арыком располагались однотипные глинобитные постройки. Все дома были построены в виде одной длинной стены с встроенными в неё небольшими калитками. Окна домов на улицу не выходили. Многолетний опыт возведения таких жилищ был продиктован тем, как сохранить в нём тепло зимой и создать прохладу летом. К тому же через окно с улицы мог залезть вор. Но скорее всего, ответ на этот вопрос крылся совершенно в ином. Сам уклад жизни мусульман, жёсткие, если не жестокие шариатские законы, были основной причиной того, что архитектура жилья местного населения была такой зацикленной и убогой. Неосторожный взгляд, брошенный посторонним человеком в проём окна, в котором промелькнула женская фигура, мог стать последним как для него, так и для неё самой.
Вдоль глинобитной стены то тут, то там стояли всевозможные лавки и лавчонки. Самые бедные торговцы расположились на обочинах дороги и продавали свой нехитрый товар прямо с земли. Николай подивился тому, что в нескольких местах на вес, с помощью безменов, продавались обычные дрова. У некоторых торговцев были двух, трёх, или четырёхколесные тачки, наподобие сундука на колёсах, с матерчатым тентом поверху. Владелец такой телеги-ларька восседал прямо на импровизированном прилавке, словно Будда на пьедестале, а вокруг него лежал продаваемый товар — овощи, фрукты, подержанные вещи и изделия ручного ремесла. Богатого выбора товара на таких тележках, конечно же, не было.
Лавочки были разнообразными, и по их внешнему виду можно было судить о степени зажиточности хозяина. Самые простенькие размещались под навесом с камышитовыми стенами и крышей. В большинстве таких лавок продавались овощи, фрукты, кукурузные лепёшки, старое тряпьё и изделия кустарного производства. По сравнению с ними лавки, сложенные из саманных блоков, смотрелись солиднее, поскольку в них имелись закрывающиеся на ночь ворота, одновременно играющие роль витрин. Часть таких лавок впритык примыкали к глинобитной стене-крепости, за которой жили владельцы этих лавок. Наиболее продвинутые торгаши приспосабливали под лавки большие металлические контейнеры, защищённые с боков и сверху всё теми же саманными блоками. Благодаря такому несложному переустройству, жарким летним днём в контейнере было прохладно, а зимой относительно тепло. Ворота контейнера одновременно служили витриной, представлявшей взору покупателей основной ассортимент продаваемого товара. Уж кто-кто, а афганцы мастера показывать свой товар лицом.
Реклама – двигатель торговли, одним словом.
Проехав бедные кварталы, автобус постепенно пробирался к центру города. Движение по улицам становилось более затруднительным. Водители всех мыслимых и немыслимых средств передвижения от велосипедов до мощнейших грузовиков, ездили по улицам города, кто как умел, и самое главное — кто как хотел. И чем больше машина, тем наглее вёл себя её владелец. Он мог выехать на полосу встречного движения и ехать по ней до тех пор, пока ему это не надоедало. Почти все машины ежеминутно сигналили, и поэтому на улицах стоял невообразимый шум. Пешеходы тоже не отличались особой дисциплиной на дорогах, бросаясь чуть ли не под колеса проезжающих машин.
Бомбей, одним словом.
Николай мельком глянул на водителя автобуса и подивился его спокойствию. Про себя же почему-то подумал, что было бы, окажись сейчас любой наш советский водитель на этой оживлённой улице Кабула. Наверняка он давно уж кого-нибудь задавил, или от такой езды его хватил инфаркт.
Как-то незаметно автобус въехал в кварталы, где глинобитные заборы сменились каменными стенами и металлическими оградами. За заборами просматривались добротные виллы из железобетона, камня и стекла. Вряд ли в них жили простые смертные. Отдельные виллы охранялись вооружёнными афганскими солдатами.
Въехали в микрорайон, сплошь и рядом застроенный крупнопанельными четырёхэтажными домами. Почувствовалось что-то до боли знакомое, как в самом облике этих домов, так и в архитектуре застройки микрорайона. Свои предположения на сей счёт Николай вслух высказал встречающему, и тот подтвердил, что все эти дома построены из железобетонных панелей, выпущенных на местном домостроительном комбинате КДСК, возведённом в Кабуле при содействии СССР.
Автобус наконец-то добрался до центра Кабула. Хотя центром его можно называть весьма условно. Обычная площадь, где, двигаясь по кругу, машины съезжали в примыкающие к ней радиальные улицы. Посреди площади стоял регулировщик в форменной одежде. Размахивая жезлом и беспрестанно свистя в свисток, он тщетно пытался упорядочить это «броуновское» движение транспортных средств, отдельные из которых, были похожи на антикварные лавки на колесах. Здесь, как ни в каком другом районе города, было самое большое скопление людей, обилие магазинов — как частных, так и государственных. Центральный магазин, скорее — торговый центр, занимающий несколько этажей современного здания, соседствовал со строящимся высотным зданием из железобетона. На площади, точнее сказать, под ней был обустроен единственный на весь Кабул подземный переход. Самое интересное в том, что афганцы им практически не пользовались, а сигая через металлические ограждения, так и норовили попасть под колёса машин.
Среди названий магазинов Николай заметил вывеску «Советская книга». Правда, ни около магазина, ни внутри него людей не было видно. Они проходили мимо, даже не останавливаясь. «Гид» тут же прокомментировал, что основными покупателями советской литературы являются наши соотечественники, коих в Кабуле немало.
За книжным магазином пошла череда дуканов с фирменными названиями «Филипс», «Панасоник», «Ямаха», «Монтана». Проехав мимо них, автобус свернул в боковую улицу и поехал вдоль горы. В многочисленных мастерских, примыкавших вплотную к дороге, что-то ковалось, клепалось, паялось и чеканилось. Сверкали огни электросварки, горели паяльные лампы, и над всем этим стоял удушливый смрад. Изнутри и снаружи все мастерские покрывал слой сажи, а лица ремесленников и их подмастерьев были до того грязными от пота и копоти, что невозможно было определить возраст мастеровых людей.
Позади мастерских начинался жилой массив, состоящий из неказистых лачуг, своим внешним видом напоминавших ласточкины гнёзда, прилепившиеся к горе почти до самой её вершины. Прямо в скалах были прорублены ступени, по которым вереницей шли люди. Одни вверх, другие вниз. Каждый из них что-то нёс, кто в руках, кто на плечах, а кто-то и на голове. Вверх-вниз, между идущими с поклажей людьми, сновали неугомонные мальчишки.
Николай ещё не успел насладиться красотами средневекового бытия жителей большого азиатского города конца двадцатого века, как автобус резко свернул влево, и взорам пассажиров предстало современное здание, отделанное снаружи плитами грязновато-жёлтого цвета. Оно располагалось в глубине широкой зелёной лужайки, огороженной высоким металлическим забором с воротами, возле которых стояли двое вооружённых часовых. Это был Дом советской науки и культуры (ДСНК), построенный несколько лет тому назад. Если бы Николай увидел такое здание где-нибудь в Союзе, то принял его за современный драматический театр или театр оперетты. Вокруг здания росли невысокие, пушистые ели, зеленела аккуратно подстриженная трава, разноцветным ковром пестрели клумбы цветов.
Спустя минуту автобус подъехал к высокой каменной стене, увенчанной рядами колючей проволоки. Металлические ворота в стене распахнулись, и он заехал внутрь двора, на территорию Представительства МВД СССР в Афганистане.
ГЛАВА 10
ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВО
Территория, отведённая Представительству МВД СССР в ДРА, была поделена на три сектора — по числу дворов, принадлежавших ранее разным владельцам. Главный административный корпус размещался в первом дворе, сразу же за металлическими воротами. Трёхэтажное кирпичное строение, последний этаж которого размещался фактически на чердаке. До Саурской революции этот дом принадлежал одному из кабульских богатеев и за довольно крупную сумму был продан Советскому Союзу, целевым назначением под Представительство МВД СССР.
Высокая каменная стена с небольшой металлической дверью отделяла первый двор от второго, намного меньшего по площади. Там, утопая в зелени тенистых деревьев, стояло современное двухэтажное строение. Говорят, что раньше в нём размещался бордель, где местные кутилы тратили свои сбережения на утехи с молодыми проститутками. Теперь комнаты этого некогда увеселительного заведения, были отведены под медпункт, где проходили обязательный медицинский осмотр все советники МВД.
В третьем, самом большом дворе, располагалась волейбольная площадка, окружённая со всех сторон виноградником и яблоневыми деревьями. В глубине двора стояло ещё одно добротное двухэтажное здание — гостиница «Беркут», в которой советникам предстояло жить всё то время, пока утрясались и улаживались формальности с назначением каждого из них для дальнейшего прохождения службы.
Впервые прибывших в Афганистан сотрудников разместили в комнату под номером шесть. По этому поводу кто-то из них пошутил: ‘Ну вот, и попали мы в палату номер шесть дурдома под названием «Афган». Комната оказалась большой, на семь коек. Посреди неё стоял большой обеденный стол, а вдоль одной из стен притулились простенькие самодельные шкафчики, предназначенные для хранения посуды и продуктов питания. Дверь комнаты выходила в большой холл с камином. Холл одновременно играл роль «красного уголка», где на нескольких столах лежали подшивки советских газет. В углу стоял венгерский цветной телевизор, транслирующий две советские и одну афганскую телепрограмму. На стенах висели всевозможные плакаты, лозунги и другой агитационный материал — обязательная аттрибутика «красных уголков», имевшихся в Советском Союзе в каждом ЖЭКе, в каждой конторе.
На первом этаже гостиницы было ещё несколько жилых комнат, а в самом дальнем углу коридора размещалась общая кухня, где стояли два холодильника и две электроплиты. Из крана единственной на всю кухню раковины текла холодная вода, а если кому требовался кипяток, достаточно было включить электротитан.
Лестница из двадцати одной ступени, вела на второй этаж, где также располагались несколько больших и маленьких жилых комнат. Из общего коридора можно было выйти на большой балкон, где в солнечную погоду постояльцы гостиницы загорали, сидя в шезлонгах, а если начинался дождь, укрыться от него можно было под небольшим брезентовым навесом, вдыхая свежий воздух.
На первом этаже, почему-то рядом с туалетом, висела вывеска с надписью в духе времени: «Приносить в гостиницу и распивать спиртные напитки строго запрещено». Употреблять спиртное запрещалось под страхом досрочного возврата домой.
Ха! До чего только не додумаются мозги бюрократов, изобретающих такие вот запреты. Интересно, а что бы они написали в таком случае во время Великой отечественной войны? Наверно, эта вывеска выглядела бы так: «Те, кто будет употреблять спиртные напитки больше положенной «наркомовской» нормы, немедленно отправится в тыл!»
В первый же день наложенное представительскими чиновниками вето на неё — «родимую» было нарушено, и новички позволили себе немного «усугубить», отметив тем самым первый день своего пребывания в Афганистане. А вечером они сидели на балконе и слушали байки «дембелей», слетевшихся в Кабул из нескольких провинций, и ровно через неделю безвозвратно улетающих на Родину. Хотя, вечером это нельзя было назвать — в южных широтах его практически не бывает, и, как только солнце скрывается за горизонтом или горой, тут же наступает ночь.
Самая первая ночь, в стране, где идёт война. Мёртвая тишина. Только слышно, как изредка перекликаются афганские часовые. О чём они там кричат – не понятно. Наверное, подбадривают друг друга или проверяют — жив ли ещё сосед. Где-то рядом раздался выстрел, затем ещё один. Раздалась автоматная очередь. И вновь почти час мёртвой тишины, которую неожиданно прорезают дикие крики «Дреш!» («Стой»). Это постовые останавливают редкие машины, раскатывающие по городу в неурочное время, когда действуют жёсткие правила комендантского часа. Попробуй не остановись — сразу получишь порцию свинца без всякого предупреждения и стрельбы в воздух.
Ночи в Кабуле намного темнее, чем в родной Астрахани. Наверно, потому, что этот город находится высоко над уровнем мирового океана, воздух здесь разреженный и намного чище. И звёзды здесь горят намного ярче. Где-то на большой высоте застрекотал вертолёт. Разглядеть его в тёмном небе невозможно, поскольку бортовые огни не горят.
Было уже далеко за полночь, но спать совершенно не хотелось. Откуда-то издалека доносились глухие удары.
— Гаубицы работают, — заметил один из дембелей. — Наверно, душманов обрабатывают.
— Это точно — обрабатывают, — поддакнул ему сосед.
В подтверждение их слов прогремело несколько глухих взрывов. Потом всё разом стихло, и опять воцарилась тишина. Дембеля продолжили рассказывать смешные и грустные истории из собственной жизни, а «салаги», внимательно их слушали и, словно губка, впитывали в себя все те премудрости, которые им необходимо было знать, если они собирались выжить на чужбине. У дембелей всё уже позади, а им предстояло провести на чужбине почти семьсот долгих дней и ночей. И никто не знал, что с каждым произойдёт завтра, через неделю, месяц, а, может быть, в самый последний день пребывания в чужой стране.
За разговорами просидели чуть ли не до утра и спать укладывались с надеждой на лучшее. Что-то покажет день грядущий.
Проснулись от истошных криков — муэдзины в мечетях через мощные динамики читали молитвы Аллаху. Совершался утренний намаз.
Солнце с самого утра здорово припекало, и советники с нетерпением ожидали девяти часов. Именно на это время всем вновь прибывшим из Союза была назначена встреча с руководством Представительства. Однако начальство явно запаздывало.
Советники сдали свои документы в отдел кадров и стали ожидать дальнейшего развития событий. Стояли возле окна, выходящего на улицу, и смотрели, что происходит на воле.
А там городская жизнь так и била ключом. На противоположной стороне переулка несколько афганцев бурно спорили друг с другом. Предметом их спора была неглубокая траншея, судя по всему, предназначенная для прокладки электрического кабеля. В руках одного из спорщиков, на вид интеллигента, была какая-то странная штуковина. Что-то вроде мини-тачки с одной ручкой и небольшим колёсиком.
«Интеллигент» катал «тачку» вдоль траншеи туда-сюда, а потом смотрел на шкалу приборчика, пристроенного возле колёсика. Николай догадался, что это был измеритель расстояния, что-то вроде курвиметра. После очередного такого прокатывания «тачки», «интеллигент» начал громко спорить с остальными, доказывая свою правоту.
Среди всей этой группы спорщиков только один человек имел лопату. Худой парнишка лет четырнадцати — пятнадцати, одетый в рваную рубашку и не менее дырявые штаны, сжимал её черенок в правой руке. На голове у него была нахлобучена кепка, похожая на тюбетейку с треугольным вырезом спереди. Он спокойно слушал спорщиков и после очередного всплеска эмоций начинал выбирать лопатой каменистый грунт из траншеи.
«Рабочая» сцена продолжалась почти полтора часа, всё то время, пока мучаясь от безделья, советники торчали возле окна. Это было всё же интереснее, нежели читать многочисленные лозунги, висящие в коридоре. За то время, что они стояли у окна, парнишка сделал с полсотни махов лопатой, а все остальные спорщики не меньше тысячи раз взмахнули своими руками. Вот только дело с места так и не сдвинулось.
Примерно в одиннадцать часов советников вновь пригласили в отдел кадров, где сообщили, что руководство примет их во второй половине дня, а пока они могут отдыхать. Можно подумать, что они уже успели поработать. Одно только радовало — в кассе представительства им выдали аванс в размере пяти тысяч афгани, и в их карманах лежало достаточно денег, чтобы в ближайшие дни не думать о них. По крайней мере, теперь было на что не только питаться в столовой, но и прикупить кое-что посущественней.
Обедали в столовой, разместившейся в одном из боковых крыльев первого этажа административного здания. Комплексный обед обошёлся им в пятьдесят афгани, что по советским меркам было почти в два раза дороже аналогичного комплексного обеда, подаваемого в ресторане любого из московских вокзалов. То ли из-за сильной жары, то ли потому, что пища была не совсем вкусной, но первое блюдо — суп непонятной консистенции – они так и не смогли осилить. Зря только деньги перевели. А вот второе блюдо — вермишель с куском жареной говядины, уплели с удовольствием. Мечтой «нанайца» для Николая показался холодный компот из свежих фруктов. В «душегубке», каковую представляла из себя малюсенькая столовая, компот казался живительной влагой, придававшей сил и энергии на всю оставшуюся часть дня.
Пообедав, побрели к себе в гостиницу, поскольку до аудиенции с начальством было ещё далековато. В город их не выпускали. Да и кто выпустит, если у них нет при себе ни документов, ни оружия.
Оставалось только одно — отдыхать и дожидаться своей дальнейшей участи.
