О том, что в Кандагар уже в ближайшие дни поступит большая партия гуманитарной помощи из Советского Союза, не знали пожалуй только облезлые и на нет изголодавшиеся мыши, полчищами сновавшие по пустующим складам «Монополии». А в городе об этом все только и говорили. Кандагарская голь перекатная, перебивавшиеся с хлеба на воду и существовавшая фактически за счёт этой самой гуманитарной помощи, уже строила планы, как будет делить очередную государственную подачку на доли и дольки, растягивая их до очередной раздачи «халявы».

Чиновники, ответственные за «справедливое» распределение «гуманитарки» между всеми страждущими, скрупулёзно проверяли списки претендентов, одновременно сверяя их со списками погибших или умерших за последние три месяца. Именно столько времени прошло с момента распределения предыдущей гуманитарной помощи, поступившей от «дружественного северного соседа». При этом чиновники не упустили возможность включить в эти вожделенные списки всю свою родню, вплоть до пятого колена. Эдаких «сирот убогих» из известного произведения Ильфа и Петрова.

Члены провинциальной комиссии по распределению гуманитарной помощи довольно потирали руки, предвкушая, какой куш в очередной раз прилипнет к их рукам. По скромным подсчётам оперативных сотрудников царандоя из отделения по борьбе с экономическими преступлениями, при предыдущем аналогичном «дележе», каждый член данной комиссии прикарманил столько всякого добра, что его могло хватить каждому из них и членам их семей на весьма приличное существование на протяжении целого года, а то и больше.

Дукандоры, сбывавшие разворованную «гуманитарку», расчищали свои амбары, подвалы и прочие загашники под новый товар. Уж кто-кто, а они-то лучше всех знали, как будет проходить процесс перетекания «манны небесной» в их «закрома». За прошедшие годы военного присутствия шурави в Афганистане, схема разворовывания гуманитарной помощи стала настолько классической, что не требовалось особого ума для того, чтобы не знать, как воспользоваться возможностью заработать на ней деньги. Причём немалые деньги.

Каждый дуканщик «аферистничал» по одному ему известной и чётко отработанной схеме. При этом теми, кто стояли у руля казённого распределителя, приветствовались любые оригинальные импровизации, которые позволяли воровать с наибольшей выгодой для обеих договаривающихся сторон.

Правда, были всякого рода «проколы», и дуканщики порой несли неоправданные потери из-за низкого качества товара или из-за всякого рода сюрпризов, которые всплывали уже после того, как товар попадал в их лавки. Но на то он и бизнес — без риска никак нельзя.

Приятную новость о «халяве» первым принёс, а точнее сказать – привёз, царандоевский тыловик. Он только что вернулся из Шиндандта, куда ездил получать казённое имущество и боеприпасы, где стал свидетелем формирования большой колонны с гражданским грузом. Гуманитарная помощь предназначалась сразу для нескольких провинций, но основная её часть должна была поступить в конечную точку маршрута — Кандагар.

В провинции на тот момент проводилась очень серьёзная войсковая операция и среди мирного населения было довольно много неоправданных жертв. Видимо, в очень больших «верхах» в Союзе решили таким образом хоть как-то загладить ошибки, допущенные советским и афганским военным командованием.

И вот этот вожделенный день наконец-то настал!

Ближе к одиннадцати часам дня в город стала втягиваться длиннющая автоколонна, состоящая в основном из тентованных грузовиков. Были среди них несколько «термосов» и даже один рефрижератор.

По сравнению с советскими автоколоннами, доставлявшими в Кандагар военные грузы, боевое сопровождение колонны с гуманитарным грузом напоминало жалкую пародию на то, что все привыкли видеть. Тройка БТРов, пара БМПэшек, и один грузовичок с ЗУшкой в кузове, вот, пожалуй, и всё, на что могли рассчитывать афганские водители в случае нападения «духов» на их колонну. К счастью афганских водил, «духи» ни разу не проявили «заинтересованности» к перевозимому грузу. А это могло показаться очень странным, поскольку при проводке предыдущей колонны с «гуманитаркой» «духи» умудрились умыкнуть дюжину автомашин, вместе с находившимся в них грузом. Как это произошло, никто тогда так и не понял. Поговаривали что часть машин уже в самом Кандагаре «зарулили» не туда, куда следовало, да так бесследно и исчезли. Ни машин, ни груза, ни водителей. Словно «летучие голландцы», канувшие в Бермудском треугольнике.

Чтобы колонна с гуманитарным грузом и на этот раз ненароком не заблудились в узких, кривых улочках Кандагара, на всех перекрестках были выставлены посты из сотрудников царандоя. Кипенно — белые краги, такие же портупеи, а также полосатые, чёрно-белые жезлы, коими отдельные из них с важным видом размахивали у себя перед носом, подчеркивали принадлежность их владельцев к «Трафику» (ГАИ). Вот только ни у одного из них почему-то не было при себе табельного оружия. Рисковые ребята, а, может быть, наоборот — чересчур «практичные». Ведь если честно сказать, кому нужен такой «Аника – воин»? Что с него было взять, кроме портупеи, которая «духам» нужна была, что корове седло. Позарившись на табельное оружие, «духи», или просто дорожные бандиты, могли ненароком и жизни лишить из этого самого оружия. А так, глядишь, только физиономию набьют, да и отпустят с миром.

Внутренний двор «Монополии», куда обычно доставляли все гуманитарные грузы, был небольшим по площади и не мог принять сразу все машины прибывшей автоколонны. В связи с этим, губернатор провинции – Сахраи, отдал распоряжение, согласно которому часть автомашин было решено разместить на охраняемой территории кандагарской таможни. Туда и были направлены машины с грузом, которому жаркое солнце не было особой помехой. Эти машины в основном были загружены мешками с мукой, сахаром и рисом. А чтобы у нечистых на руку сотрудников таможни не появился соблазн попользоваться свалившимся с неба бакшишем, все машины поставили таким образом, чтобы в них кузова влезть было невозможно. Задний борт одной машины подгонялся к заднему борту второй машины. И теперь, чтобы попасть в кузов, нужно было перепиливать стальной тросик, фиксировавший брезентовую ткань тента к борту грузовика. А это целое дело. Да и кому придёт в голову этим заниматься, если во дворе таможни сразу же установили дополнительную охрану из сотрудников царандоя.

Машины с гуманитарным грузом, разместившиеся во дворе «Монополии», выстроили в два ряда, поставив их таким образом, чтобы между задними бортами образовался своеобразный коридор, по которому могли перемещаться члены провинциальной комиссии по распределению «гуманитарки» и просто грузчики, перетаскивающие груз в складские помещения.

Поскольку такие мероприятия в провинции случались не так уж и часто, было принято решение провести небольшой стихийный митинг с участием руководителей властных структур провинции. Кто только туда ни пришёл! Начиная от самого губернатора и кончая начальником политотдела царандоя. Все присутствующие горели желанием внести свою лепту в общее дело и, прорвавшись к импровизированной трибуне, а если быть точнее, к обычному столу, установленному на пакгаузе одного из складов, своими «горячими» речами выразить «искреннюю благодарность Советскому Союзу и его мудрому руководству в лице товарища Горбачёва.

По завершении митинга вся руководящая «шатия-братия» толпой двинулась к машинам осматривать подарки дружественного соседа. Водители, стоявшие до этого около своих «бурубухаек», или дремавшие в их кабинах, как по команде задрали тенты и откинули задние борта машин. Взору присутствующих предстали бочки, короба, коробки и даже контейнеры, заполненные всем, чего душа пожелает. Все удовлетворенно зацокали языками, выражая таким образом свои чувства восхищения и благодарности. Побродив минут пятнадцать вдоль машин, свита руководящих работников покинула двор «Монополии», дав возможность грузчикам приступить к разгрузке товара.

В тот день никто из присутствовавших на импровизированном митинге не мог и предположить, какой скандал разразится сразу после того, как начнут распаковывать «гуманитарку»…

О том, что произошла какая-то неприятность, я сразу понял, как только на следующий день вошёл в кабинет к командующему царандоем – полковнику Мир Акаю. Он ругался с кем-то, выкрикивая гортанные фразы в микрофон полевого телефона. Завидев меня, он жестом указал на стул, предложив присесть на него, а сам ещё минут пять дискуссировал на повышенных тонах с невидимым собеседником.

Бросив трубку, полковник с минуту молчал, думая о чем-то своём и нервно перекладывая лежащие на столе бумаги. Потом, словно впервые увидев постороннего в своём кабинете, встал из-за стола и, подойдя почти вплотную, поздоровался со мной за руку.

— Что-нибудь случилось товарищ полковник?

— Случилось, — Мир Акай неопределённо смотрел сквозь меня, видимо решая, стоит ли посвящать советника в возникшие проблемы. Потом он вновь ухватился за ручку индуктора полевого телефона и стал её накручивать.

По тому, как он стал перечислять дежурному по царандою имена руководителей подразделений уголовного розыска, я понял, что он вызывает их к себе в кабинет. Что же такого могло произойти за прошедшие сутки, если командующий вызывает к себе в кабинет своего первого заместителя – начальника уголовного розыска, а также начальника криминалистической службы и начальника отделения по борьбе с экономическими преступлениями?

Я терялся в догадках, прокручивая в голове различные варианты ЧП, которое могло произойти за время моего отсутствия. В традиционные схемы не вписывался вызов начальника местного ОБХСС. Ему-то что делать у командующего?

Мои размышления прервал сам командующий:

— Эх! А как всё вчера хорошо начиналось. И как сегодня всё дерьмово закончилось. Ты даже не представляешь, какой скандал сегодня разразится в Кандагаре да и в Кабуле тоже. Руководство провинциального Комитета НДПА уже наверняка «настучало» в Кабул о том, что произошло. Да-а! Скандал неизбежен.

Я ничего так и не понял из сказанного Мир Акаем.

— Так что же, в конце концов, произошло? — меня уже начинала доставать недосказанность в словах полковника.

Он вновь уставился на меня отсутствующим взглядом, словно перед ним сидел не советник, а виновник всего того, из-за чего затеялся весь этот сыр-бор.

— Сейчас узнаешь. — Его короткий ответ был сродни приговору.

В кабинет вошли приглашенные руководители. Завидев меня, они все, как по команде, выполнили обычный в таких случаях ритуал приветствия, с неизменными «хубасти», «четурасти» и касанием своих небритых щёк к моим щекам. Послюнявив меня, они тоже самое проделали с Мир Акаем, словно не видели его лет сто и только после этого уселись на стоявшие вдоль стен кабинета стулья.

Поскольку переводчика в этот день со мной не было, Мир Акай выступал сразу в двух ипостасях. Сначала он держал речь перед своими подчинёнными, а потом, в укороченном варианте произносил всё заново на русском языке. Но даже без перевода, с первых же сказанных полковником слов, мне всё стало понятно.

Причиной происшедших в городе неприятностей, стала та самая гуманитарная помощь, поступившая накануне в провинцию. Мир Акай не стал расписывать в деталях обстоятельства случившегося, объяснив это тем, что всё это мы увидим своими глазами на месте. Чуть было не сказал – на месте происшествия.

Увидим так увидим. Всей толпой на двух машинах поехали смотреть на то, что так взволновало всё кандагарское начальство и лично Мир Акая.

По сравнению с днём вчерашним, «бурубухаек» во дворе «Монополии» было почти вдвое меньше. Разгрузившись, они покинули двор, освободив место для грузовиков, ночевавших в таможне. Но те не спешили заезжать в «Монополию», ожидая соответствующую команду от вышестоящего начальства, которое почему-то медлило со своими распоряжениями.

По всей видимости, в ожидании нашего приезда сотрудники «Монополии» и провинциального Комитета социальной поддержки населения уже хорошо подготовились и «отрепетировали» предстоящий осмотр «гуманитарки».

Возле выстроенных в один ряд машин было выставлено содержимое доставленного вчера груза.

Первое, к чему нас подвёл бойкий афганец, из того самого «сосального» комитета, были металлические двухсоткилограммовые бочки, доверху заполненные животным жиром. «Социальщик» специальным ключом ловко сбил крышку с одной из бочек и, зачерпнув указательным пальцем растаявший на солнцепеке серовато-белый жир, демонстративно обнюхал палец со всех сторон, стал визжать на всю округу, произнося в основном только одно слово – хук. Я и без переводчика хорошо знал, что хук — это свинья. Стало быть, в бочке был обычный свиной жир, а для афганцев потреблять в пищу мясо, и уж тем более жир этого «нечистоплотного» животного, было сравни отречением от Ислама. Вот почему так и разорялся этот бдительный «блюститель» заповедей Пророка.

Я точно так же, как и тот визгливый афганец, окунул указательный палец правой руки в бочку с жиром и, следя за тем, чтобы жир не капнул на одежду, отправил его в рот.

Меня не поразила молния, и я не скончался тут же на месте, от «отравы», за которую этот истеричный фанатик считал обычный свиной жир. Наверно, именно этого он ожидал, тараща свои выпученные глаза на то, как я демонстративно слизывал с пальца остатки жира?

Закончив процедуру «смакования», я удовлетворённо произнёс:

— Хуб! Бисиор хуб! — что означало моё, очень даже положительное отношение к свиному жиру.

Афганец скривился в гримасе, словно разжевал неспелый лимон, после чего отскочил в сторону и трижды смачно сплюнул на землю.

— Ну и дурак же вы, батенька, — едва не сорвалось с моих губ. Но вместо этого я, повернувшись к стоящему рядом Мир Акаю, спросил его:

— Рафик командони, а как Вы относитесь к свинине и свиному жиру?

Мир Акай утвердительно закивал головой.

Да мне и не надо было его об этом спрашивать. В предыдущий четверг он приезжал к нам в гости в ООНовский городок, где мы специально для него организовали баньку, а на ужин угостили фирменными «шпикачками», приготовленными из отборной свинины, которой мы по такому случаю разжились в Бригаде, отдав за целую свиную ляжку литр «Доны».

Та-ак.

Пока я не увидел ничего особенного из того, о чём сегодня утром мне хотел сказать Мир Акай. Ну и что из того, что не тот жир прислали в качестве гуманитарной помощи? Не захочет местное население его хавать, всю партию заберёт себе царандой. Сарбозам безразлично, чем набивать свои пустые желудки, лишь бы плов был жирным. Голод не тётка, всё сметут за милую душу.

Своими соображениями по этому поводу поделился с Мир Акаем. Тот опять утвердительно закивал головой.

Пошли дальше.

Опаньки! А вот это уже хуже.

Около «грузовика-термоса» лежало несколько коробок со сливочным маслом. Пара коробок была раскрыта, и в них я увидел какую-то серо-зелёную массу, которая даже отдалённо не была похожа на масло. То ли от длительного пребывания в термобудке, минусовая температура в которой исчезла ещё на советско-афганской границе, или от того, что товар таким был ещё до того, как попал в Афган, но масло это однозначно было не пригодно для употребления в пищу. Таким «продуктом питания» и отравиться не долго.

Словно уловив мои мысли, именно это и озвучил «истерик».

На этот раз он был «на коне». Важно напыжившись, понёс какую-то ахинею насчёт того, что недобросовестные люди в Союзе желают смерти бедным афганцам, сплавляя им явную отраву, списывая при этом на своих складах доброкачественные продукты. По себе, небось, судит гад.

Но возражать ему было бессмысленно — в точку попал.

Я не исключал того обстоятельства, что на моей Родине ещё не перевелись аферисты, готовые любыми путями заработать свою «левую копейку». Даже вот таким способом, ценой жуткого обмана. Но свои домыслы я оставил при себе, а внимание окружающих заострил на том, что такое «происшествие» могло произойти в первую очередь из-за отсутствия у «афганских товарищей» хороших авторефрижераторов. Если бы такие были у них в наличии, подобного инцидента никогда бы не случилось.

Афганцы, кивая головами, соглашались с моими «вескими» доводами.

Пока вроде удается отбояриваться.

В тот момент, я ещё не знал, какой «сюрприз» ждёт меня около открытого контейнера, возле которого, согнувшись в три погибели, сгрудились несколько человек.

Контейнер этот был доверху наполнен мужскими и женскими туфлями.

Вы спросите: «Ну, чего особенного из того, что в качестве гуманитарной помощи в Афган доставлена обувь? Ведь это тоже помощь, хоть её и нельзя употребить в пищу. Ну, так ведь не пищей же единой жив человек.

Я тоже так думал, когда впервые увидел те туфли.

Самое смешное только начиналось.

Грузчики и просто любопытствующие охранники «Монополии» рылись в куче обуви, пытаясь подобрать хоть одну пару одинаковых туфель или ботинок.

Увы. Все их усилия были тщетны, поскольку в контейнере лежала обувь только на левую ногу. Какой-то «шутник» в Союзе, комплектуя гуманитарный груз, так «отсортировал» всю обувь, что в один контейнер попали только туфли на левую ногу, а в другой – на правую. Интересно, а куда укатил контейнер с обувью на правую ногу? Судя по разговорам водителей грузовиков, второй такой же контейнер с обувью сгрузили в провинции Фарах. Там наверно тоже сейчас «веселятся».

Выяснилось, что ко всему прочему вся обувь в контейнере соответствовала размерам обуви, продаваемой в наших отечественных магазинах с фирменным названием «Богатырь».

А теперь представьте афганку, которая пытается сделать хоть шаг в туфле на высоком каблуке, 43-го размера, имея при этом ногу 33-го размера. А её муж в это время, запустив ногу в ботинок 45-го размера, волочит его за собой словно штатную единицу маломерного флота.

Представили?

Вот и я тоже. Когда представил такую картину, то едва не рассмеялся.

Но хорошо, что не успел этого сделать.

Представителя провинциального Комитета НДПА, не проронившего до этого ни слова, вдруг словно «прорвало». Поднятый им вопль привлёк внимание всех присутствующих. Дураку понятно, что он работал на публику.

Что уж он там такого ляпнул, я таки сразу и не понял, но на лицах стоявших около меня людей, уловил неприязненные взгляды. Видимо, слова этого партийного «деятеля» были отнюдь не дружественными по отношению к моей персоне.

Мир Акай от слов, сказанных этим партийным функционером, изменился в лице и виновато понурил голову. Потом он как бы между делом отвел меня в сторону и объяснил, что этот «парчамист» обвиняет меня и моё государство в том, что мы желаем только горя Афганским гражданам. А присланные туфли и ботинки на одну ногу – это как предупреждение советских военных о том, что все афганцы скоро станут инвалидами.

Ах, ты сволочь! Козёл вонючий!

Ишь, чего удумал, мерзавец!

И такая сволочь в руководстве провинциального Комитета НДПА ошивается?!

Да, будь моя воля, за такие слова я бы и пулю на тебя не пожалел, урод несчастный! Недобиток душманский!

По всей видимости все отрицательные эмоции мгновенно отобразились на моём лице и Мир Акай, почувствовав моё крайне возбуждённое состояние, ненавязчиво взяв под локоть, увёл подальше от этого «крикуна».

И правильно сделал.

В тот момент я мог просто не сдержать себя и наверняка врезал бы в морду этому партийному недоноску. Опять же, потом только мне хуже было бы. Такие вещи здесь не прощают. Могли бы запросто повязать, там же во дворе «Монополии» и тогда, прощай это сладкое слово — Свобода. Даже если бы моему руководству и удалось загладить конфликт, в Союз я возвратился бы уже гражданским человеком и с «волчьим» билетом.

На следующий день мне вновь пришлось выезжать в «Монополию».

На этот раз тот самый шустрый «истерик» решил «прокрутить динамо». Он представил несколько мешков муки, которые грузчики «Монополии» при нас сняли с одной из «бурубухаек». Вспоров мешки и зачерпнув из них муку, «истерик» просеял их через обычное сито. В сите осталась целая куча личинок шашела.

«Истерик» в очередной раз закатил скандал, обвиняя граждан Советского Союза в непорядочности по отношению к бедному народу Афганистана.

Меня это здорово задело и, не отдавая себе отчёта, почему именно так поступаю, я влез на ту самую «бурубухайку», из которой только что сняли мешки с бракованной мукой. Зацепив первый же попавшийся мешок, скинул его на землю. Сам вспорол мешок, и просеял находящуюся в нем муку. Никаких личинок в ней не было. Мука была идеального, высшего качества. Для проверки своих предположений вскрыл ещё несколько мешков, но и там ничего подозрительного не было обнаружено.

В тот день со мной в «Монополию» поехал не Мир Акай, а его заместитель – майор Сардар. Тот в подобных случаях особо не церемонился. Со всего размаху он приложил свой огромный кулачище аккурат между глаз «истерика» и тот, отлетев в сторону, нашёл себе временный приют у колеса «бурубухайки», уткнувшись в пыль своим разбитым носом.

Повернувшись в мою сторону, Сардар сделал подобие извиняющегося жеста и на чисто русском произнёс сакраментальную фразу:

— Расхититель социалистической собственности.

В тот момент Сардар мне напомнил «Бывалого» из фильма «Операция «Ы» и, не удержавшись, я громко рассмеялся.

Распределение гуманитарной помощи в Кандагаре вступало в свою первую фазу…

Поделиться: