Иногда кажется, что все дни детства – солнечные и ясные, не было слякоти и непролазной грязи. Конечно, были, но был и оптимизм жизнелюбия, когда переступают лужи и грязь, не глядя под ноги! В воспитании счастливого советского человека не забывали о тех, кто завоевал право на свободу, прививали почтение к павшим героям, почитанию мест совершения подвига. Поездки в город-герой Волгоград, вахты памяти в Братском саду у Вечного огня, юнармейские парады на площади Ленина, посещение Музея боевой Славы, встречи с ветеранами войны, торжественные линейки, тимуровские отряды, конкурсы-инсценировки военной песни, стенгазеты…  Старшеклассники приводили в порядок памятники и могилы. Помню такое мероприятие и в нашей школе, нас послали на старое кладбище приводить в порядок памятник лётчику – Герою Советского Союза.

Сре́зали колючие заросли барбариса, вынесли мусор, очистили старую краску, подмазали новой, особо тщательно пропеллер настоящего самолёта, народу много, работа скоро сделана. Совсем рядом – отреставрированная могила Ульяновых, новые тротуары, площадка для митингов и посещений небольшими делегациями, чтобы возложить венки и цветы родным великого человека, отмечающего 100-летний юбилей. Чуть дальше по аллее – загороженная площадка со строительством мемориала павшим в Великой Отечественной войне – высокие бетонные стены с трёх сторон, в центре – шпиль пирамиды, обошли, заглянули. Поразило, что на месте, где похоронены люди, возводят памятник тем, кто здесь не погиб.

  — Строят на костях! Правда, и кости лежат не на своём месте. Стоял Храм сошествия Святого Духа, отдали раскольникам, потом снесли, хоронили людей – надгробия снесли, теперь… – порицала древняя старуха, наливавшая воды в ведро из огромной бочки, – здесь должен Храм стоять!

  — А с этой стороны – овраг?

  — Наши нехристи хотели срыть холм кладбища, война началась, а яма осталась. Туда и скидывали немцев-змеёнышей, сдохших от ран в войну. Сгнили, наверное, и провалились в преисподнюю! – сплюнула, перекрестилась и ушла.

  К какому юбилею его открыли, не помню, скорее всего к 30-летию Победы, но после открытия мы ходили к Мемориалу возлагать цветы. Всё было совершенно новенькое и ровненькое, блестящее и огонь горел, сверкали золотом буквы и автоматы лаком.

  Толстые стены, как крепость, окружали центральный памятник, на вертикальных плитах – наборные таблички в алфавитном порядке с фамилиями и инициалами погибших астраханцев. В центре – куцая пирамида, венок и орден Отечественной войны, которым награждали солдат. Форма таких пирамид в то время была популярна на обычных захоронениях людей. Всё говорило о том, что здесь почитают простых людей без званий, наград независимо от того, где погибли. Вход ориентирован на юг – с видом на цветущие дачные участки.

  Положили венок, цветы, поклонились павшим, самые глазастые заметили ещё один новый памятник в виде огромного чёрного католического креста внизу оврага:

  — Там похоронены пленные, умершие в госпиталях города от ран в годы войны, — сказала наша учительница. – Сходите, положите им тоже цветочки, здесь у них нет родственников, и прийти некому.

  — Я боюсь, страшно, чёрный, как фашистский, — зачирикали девчонки, прячась друг за друга, и с цветами отправилась вниз наша неразлучная троица.

  Поклонный крест поражал своей величиной и чёрной элегантностью, остановился, прочитал табличку, почти дословно повторяющую слова учительницы и замер, кольнула мысль: «Среди православного кладбища католический крест?» Потом другая: «Возлагать цветы погибшим нашим героям и тем, кто их убил?» Не укладывалось в голове – неправильно!

  — Ты чего? Клади и пошли!

  — Они убили моего деда, хотели уничтожить мою страну, — говорил я ребятам, — бабушка осталась без мужа, папа и мама – без отцов, голодали и жили в нищете, не учились – работали, людям пришлось восстанавливать разрушенные города, а где сёла, сожжённые вот этими уродами, а миллионы русских людей?

Руки сжимались в кулаки вместе с цветами. Ребята положили свои букетики, а я сверху посыпал их своим истерзанным в крошево.

  В 70-летний юбилей Победы, в рамках Всероссийского автопробега к 9 Мая,  профсоюзами была организована поездка в Хулхуту. Колонна частных автомобилей, флаги Победы, СССР, России, наклейки и стикеры, венки и цветы. Сколько раз проезжали мимо в Калмыкию, Краснодар, Сочи, останавливались, смотрели издали на серебряный монумент, лестницу, ведущую к нему, косились на закрытый музей из белого кирпича (любой гараж в городе больше размером!), интересовались мозаикой на остановке со схемами обороны и мчались дальше.

  Сегодня мы ехали именно сюда. Все авто аккуратно разместились на стоянке, музей был открыт и единственное окно тоже, нас ждали. Заглянул внутрь, передо мной зашло три-четыре человека, и место в музее закончилось, поразила лаконичность оформления, по периметру висели стенды, повторяющие мозаики на остановке, фотографии участников, табурет для смотрителя, вот, пожалуй и всё!

  Развернули флаги, плакаты, взяли венки, определились с порядком шествия и пошли не спеша наверх. Снизу гора казалась совсем невысокой, но пришлось пару раз останавливаться, ждать растянувшуюся колонну, зато мне, как фотографу, раздолье: снять колонну со всех сторон, портреты участников – групповые и индивидуальные, летящие знамёна и волосы девушек,  оживающую степь и весенние цветы в руках. На небольшой площадке из земли вырывались вверх два штыка, символизирующие рубеж обороны, и решётка ограждения. Вправо продолжался бугор, на котором стояли скромные прямоугольники, отделанные белым мрамором с табличками погибших.

  Начался митинг. Профсоюзы доложили, что нашли средства на реставрацию объекта, сделанную безупречно, на что мы обратили внимание при подъёме. Ветераны напомнили, что именно здесь остановилась та самая страшная война, не дошедшая до нашего города несколько десятков километров. Именно отсюда и погнали назад эту свору голодных до чужого шакалов и гнали беспощадно до Берлина. Дети в военной форме, в пилотках исполнили несколько песен, читали стихи и треугольные письма с фронта. Получилось очень трогательно. Начали возлагать венки и цветы, но ветер сдувал всё нещадно, пришлось венки и цветы приматывать проволокой. Все уже продрогли, начали возвращаться, я решил посмотреть на мраморные плиты. Переступив ограждение, оказался на кладбище. Ежегодно в этих степях работают поисковые отряды и, собирая останки погибших, с почестью захоранивают. Ставят мраморные плиты с количеством найденных и именами опознанных. Я просто врос в землю, поражало не количество (после миллиона в Волгограде число погибших здесь людей не казались умопомрачительным), но ГОДА жизни! Все они были по сути мальчиками! ВСЕ!

  Я проходил, читая и читая каждую фамилии и имя вслух, ко мне присоединились люди – ещё и ещё.

  Годы рождения 1920, 1921, 1922…

  Дети, не успевшие пожить, влюбиться, почувствовать силу своих рук в работе, осуществить задуманное… их убили!

  Одна надпись просто убила и меня, до сих пор стоит перед глазами: «Зиновьев

  Иван Яковлевич,

  1920 – 1942

  Мл. Политрук 157 отд. Стро.

  Бригады под Хулхутой,

  Отражая контратаку

  Противника, тяжело

  Раненным попал в плен,

  Был распят и заживо

  Сожжён над окопами».

  Голова шла кру́гом, здесь убивали наших мальчиков звери, собравшиеся со всей Европы. Европа начинается отсюда, с этого бугорка и вон туда до запада, куда стремится раскалённое солнце. Почему оно не спалит её дотла – раз и навсегда? Сколько же ещё ждать оттуда бед и злобы, ненависти и несправедливости, Боже!

  Мы проехали несколько километров возвращаясь домой, съехали с дороги вправо и остановились ещё у одного свежеокрашенного памятника с оградой. Здесь был полевой госпиталь, разбитый немцами, список ещё двадцати погибших ребят того же возраста. С ними погибла Наташа Качуевская – Герой Советского Союза, её именем названы улицы в нашем городе, Волгограде, Москве. Когда звучат слова «Герой Советского Союза» выпрямляешься, представляешь седого героя в орденах, а здесь… Московская девочка двадцати лет, санинструктор, спасала от смерти мальчиков, перевязывала, успокаивала страдающих… А потом она защищала их до последнего и подорвала себя гранатой.

  Я никогда не забывал о фашистском кресте и несправедливости его нахождения на нашем кладбище, и сейчас это видел ясно. Его не должно быть ни там, ни где-нибудь вообще и никогда!

  В каком году провели первый крестный ход на кладбище в день 9 Мая?

  Не знаю!

  Иона – архиепископ астраханский родился 13 июня – за девять дней до начала войны. 

  — Снимай, снимай – не тушуйся! Пока живой, потом уж поздно будет. Уйду скоро на покой, и никогда больше не встретимся! – поправляя крест и освобождаясь от помощи, улыбался в объектив.

  Голос звонкий и решительный, а сам уже старенький и седенький, поддерживаемый под руки двумя молодыми людьми. Шли к братской могиле от церкви крестным ходом, звонили колокола, каждому встречному, наклоняя голову, громко говорил:

  — Христос Воскресе!

  Прохожие низко кланялись, уступая дорогу, отвечали:

  — Воистину воскресе!

  Доходили до мемориала и, пока подтягивалась колонна, не спеша обходили все плиты с именами погибших, кланялись, кадили, выходили к центру памятника, а народ заполнял площадь. Священники вставали двумя рядами, как в храме, отслужили панихиду и провозгласили: «Вечная память вождем и воинам, жизнь свою за веру и Отечество положившим», закончилась пасхальная служба апофеозом:

  — Христос Воскресе!

И все радостно отвечали. У меня сжималось сердце от благодарности к этим людям, пришедшим почтить память моего деда и всех погибших. Они, оживая, стояли рядом с нами и отвечали:

  — Воистину Воскреснем!

  И архиепископ, стоя к нам лицом, выкрикивал три раза эти слова, туда на юг, слёзы застилали солнечный день, отворачивался, вытирал украдкой глаза и опять видел католический крест.

  Из памяти всплывало – крещение, священник и мы, глядящие с ним в одну сторону – на запад:

  — Отрекаетесь ли от козней сатаны?

  — Отрекаемся!

  И троекратно плевали на запад, где был ад.

  Сейчас происходило тоже самое!

  Мы находились в новом Храме – под куполом с ясными, бескрайними, божественными небесами!

  Иона – первосвященник, стоящий на амвоне, перед венком вечного огня, иконостас – имена святых, погибших за Родину, царские врата – памятник, уходящий шпилем в небо, завершающийся спасской звездой. Священник, стоя на востоке, выкрикивал на запад: «Христос Воскресе!» И это звучало как: «Отрекаетесь ли от сатаны!», и все отвечали: «Отрекаемся! Воистину так!»

  Вот теперь этому сатанинскому кресту и было то самое место! Теперь и я вместе со священником, как выплёвывая проклятия сатане, выкрикивал фашистам: «Воистину мы живы!»

  Моя душа была на месте!

  Ежегодно, очутившись на старом кладбище с православным крестным ходом, смотрю на всё ещё торчащий коричнево-выцветший фашистский крест, представляю на нём – нет, не Христа, а младшего политрука Ваню Зиновьева… 

Поделиться: