Я не думаю, что дети поняли, что произошло. Почему была такая звенящая тишина в актовом зале? Почему чужой дядя, то ли папа, то ли дедушка Захарки Татарова снимал их, снимал, да и отвернулся к окну?… Я и сам не понял сначала, что произошло… Представьте, на очередной Урок Мужества в зал заходят школьники лет десяти. Озираются по сторонам, видят странных сверстников на сцене. Садятся. А на сцене сидят переодетые, как в Блокаду, дети, такие же, как они, может, чуть постарше. «Блокадники» только что выступили со стихами перед другими ребятами. И остались на сцене ждать начала нового Урока.
Взрослых в зале нет. Одни пошли за другими детьми, другие готовились к Уроку. Из взрослых остался только я. Меня пригласил мой старший сын, который с другом Рамазаном в форме кадетов вели этот Урок.
И вот новые зашедшие ребята расселись в зале и молча уставились на сцену. А на сцене «блокадные дети» — в каких-то зипунах, пуховых платках, тельняшках, нелепых шапках, зажгли свечи и тоже стали молча ждать, пока подойдут остальные зрители…
И вот так смотрят эти дети друг на дружку — одни из зала, другие со сцены… А я смотрю с удивлением на тех и на других… Проходит минута. Затем другая…. Вроде, ничего не происходит. И вдруг стало как-то жутко тихо. Здесь я тоже не понял, почему так тихо стало… Ведь обычно дети шумят, балуются, переговариваются… А тут тишина. И в этой тишине современные детки смотрят на блокадных детей…
Ком к горлу подступает горячим спазмом всегда словно из ниоткуда, из глубины тебя. И дышать становится трудно, и смотреть больно — глаза щиплет… Не знаю, почему на этот раз вдруг перехватило дыхание, и намокли глаза. Ведь ничего же не случилось…
Но я отвернулся к окну. Наверное, потому, что иногда становится невыносимо жалко всех вокруг — и ушедших, и живых, и этих нынешних детей, сидящих в зале в ожидании Урока Мужества, и их учителей, этих «оловянных солдатиков» бывшего народного образования, и тех 160 тысяч погибших блокадных деток, и этот многострадальный город, и бредущую в потёмках капитализма страну, в которой мыслящий народ пытается найти самого себя…
И ещё очень жаль ребят, погибающих сейчас на СВО во имя того, чтобы наш народ всё-таки вспомнил и отстоял себя…
Все это в виде всполохов зарниц и мыслей пронеслось в сознании… Но тишина всё продолжала висеть трепетным пёрышком в воздухе, лишённом времени…
И ведь ничего ровным счётом не случилось.
Просто в тишине дети разных эпох смотрели друг на друга…
И не стало этих 80 лет, разделяющих этих детей.
Словно поплыл этот актовый зал современной школы № 36, что на Канареечной улице, в тот блокадный Ленинград и на тот блокадный Васильевский остров, где неподалеку от этой школы, если проехать по Большому на троллейбусе пару остановок, стоит дом, где до сих пор каждый Божий день живёт и умирает прозрачная, как свечечка, девочка Таня Савичева и пишет свой Вечный дневник памяти: «Умерли все. Осталась одна Таня».
На одном страшном памятнике, установленном давным-давно после II Мировой войны на границе Польши и Украины, посвящённом детям — жертвам фашизма и бандеровщины, написано: «Пусть Господь забудет нас, если мы забудем об этом»…
Очень сильная клятва. И очень сильный памятник. Он запечатлел в камне одновременно и страшную беду, и страшное горе, и клятву его не забывать, дабы не повторилось…
Когда такие клятвы, сделанные перед лицом горя, забываются, как забыли о ней в современной Польше и на Украине, беда возвращается.
Обязательно возвращается.
Это закон. Он действует, как любой другой закон. Как, например, физический закон всемирного тяготения. Помните такой? В школе ещё проходили…
В этом законе о тяготении тел друг к другу есть очень важный параметр — «расстояние». Чем оно больше, тем меньше тяготения между телами.
Но вот что удивительно. Законы духовные нередко отменяют законы физические. Например, до сих пор непонятно, как физически выжил Блокадный человек в Блокадном городе, съедая 125-граммовую корочку в день… Это была победа Духа над плотью… Иначе никак не объяснить…
Нам необходимо всемирное тяготение к Духу Добра.
Чем большее расстояние отделяет нас от Блокадной беды, тем сильнее мы, всем нашим миром должны ощущать тяготение к миру.
Это и называется Всемирным тяготением к миру.
Именно его, это тяготение я, наверное, и почувствовал перед Уроком Мужества, когда детки из двух миров, из двух пространств, из двух времён посмотрели друг на друга. Я это снял на камеру, не зная зачем, и как я это использую в дальнейшей своей работе…
Я просто хочу в День Победы Ленинграда над Блокадой сказать вам тоже, что и себе, что и своим, что и чужим детям.
Если мы забудем Блокаду, то пусть нас забудет Господь…
Любое испытание — это история и подвига, и подлости. И в Ленинграде было, конечно, всякое. Но если говорить о победе духа над плотью, то да, это проявлялось в заботе о других, поддержке, стремлении поделиться хлебом. Даниил Гранин очень честно написал об этой»!светлой» сотроне блокады в своей «Блокадной книге»: это было не у всех, но у многих. Потому и выстояли, и выжили, и победили.
Благодарю автора за эту статью.