ЗВОНИТЕ ОПЕРАТОРУ

«Веринт» – наш бог, наполнивший жизнь высшим цифровым смыслом, а я лишь голос его. Каждое утро я прихожу на работу, и когда у входной двери мигает зелёный диод, значит, электронный замок принял отпечаток пальца, и я перестаю думать обо всём, кроме, разве что, чисел. «Веринт» – всего лишь программа, по которой определяется перерыв, и те голоса, которые слышу в трубке, не знают, что это так. Иногда я понимаю – они звонят просто, чтобы украсть драгоценную пустоту линии: «Добрый день, меня зовут оператор Павел, назовите адрес и номер лицевого счёта».

После звучат голоса. Грустные, задумчивые,
обвиняющие и, реже, весёлые фразы. «Что я делал в 98-ом,
когда начался весь этот бардак?» М-м-м… не знаю,
наверное, кашу ел. Тогда мне было семь, и так приходилось
часто делать. Но всё когда-то кончается, в том числе и
праздные разговоры, за которые взыскивают. В перерыве
пью чай из кружки-непроливайки, невзначай вспоминаю
фразу своего старшего оператора (или супервайзера, как
теперь принято): «Скрипта нит». Это быстро и сбивчиво
проговаривает девушка-татарка. Осенними вечерами,
возвращаясь домой, она боится собак, но здесь она
профессионал высшего класса, и знает скрипт*, как солдат-
контрактник автомат Калашникова – всё, что в ней
сочетается, кажется милым, заставляет меня улыбнуться.
Иногда, в порыве вдохновения, она оглядывает клавиатуру,
будто причудливый музыкальный инструмент, и начинает
печатать расслабленно, быстро и с огоньком. Она корифей
операторского искусства. Перерыв кончается, следующие
пятнадцать минут через два с половиной часа.
– Товарищ начальник, отпусти сегодня раньше, день
хороший…
– Когда норматив к ста восьмидесяти приблизится,
мы вернёмся к этому разговору, – говорит Евгений, наш
старший айтишник – блестящий специалист, в том смысле,
что и лысый тоже.
– А, то есть, мы только разговор начнём, но опять же
не факт… – весело изрекаю я.
– Нет тела – нет дела, – повторяем мы почти хором и
оба уходим, каждый к рабочему столу.
В конце смены он вновь подойдёт, остановится,
всматриваясь в мои глаза, стеклянные от усталости, и
доверительно попросит выйти где-нибудь в воскресенье,
посоветовав, за две минуты до конца смены ставить линию
на удержание, и я выйду, потому что голоса ждут. Ждут
отставные военные, старшие бухгалтера, прокурорские
чины и просто хорошие люди – здесь они абоненты, а
Веринт, наш Бог, надеюсь, он простит мне пять кусков
сахара, унесённых с работы, и то, что в особых случаях даю
абонентам номера территориальных управлений.

*Скрипт – электронный справочник оператора.

КОЛЛЕГИ
Нас здесь много. Вот сидит непризнанный музыкант, который увлекается блюзом. Рядом скромная бывшая учительница английского, через год она станет старшим оператором в другом звене. Попытается посмотреть на меня свысока, но эта привычка скоро пропадёт, потому что при всяком приступе мании величия стану копировать характерный взмах руки и заполнение пауз в речи произвольным звуком, кажется этот вид речевой ошибки один из подвидов частичной лексической репродукции, а вот какой именно, сейчас уже не вспомню… Впрочем, я уже давно забыл такие узкоспециальные мелочи, помню только методы борьбы с ними, но она их узнает от кого-нибудь другого.
Через два стола от меня лицом к аудитории сидит главный человек на линии и бывший политолог. Она в отличии от учительницы английского знает, что шеф – состояние души нежели должность, но уже подчинилась корпоративному молоху, а недопустимых вещей в таком состоянии всё меньше, а через год их не останется.
– Записываем, – диктует политолог и преподаватель ВУЗа (назовём её Ирина Александровна), – этапы: подготовка: информационная, техническая, психологическая… Павел, что-то я не вижу, чтобы вы записывали?.. Сидите только читаете, и явно не по теме!
– А Вы не переживайте, контрольный звонок покажет, кому читать можно, а кому и подробной записи с уточняющими вопросами мало.
При этих словах учительница смутилась, отложила зелёный маркер, а музыкант едва улыбнулся.
Ирина Александровна подержала паузу и продолжила:
– Помните, одна из главных задач – вызвать сопричастность, например, назвав клиента по имени отчеству, остальные способы мы с Вами записали в прошлый раз, – Ирина Александровна со значением посмотрела на меня. Следом обратился музыкант, имени его я тогда ещё не знал. Он взглянул на часы и сказал:
– Ирина, проявите сопричастность, отпустите коллег обедать.
Посидели ещё несколько минут, для порядка записали шаблоны оформления, у кого их не было в печатном виде, и разошлись. Все мы здесь были не впервые, многие уже работали на разных линиях, а кто-то был с опытом продаж, только в других сферах. Меня, например, перекинули с линии по актуализации карт другого банка, пока там обновлялись базы данных, поэтому лекторы относились к нашей «казачьей вольнице» более лояльно чем могли бы.
В чистой и ухоженной столовой светло, люди обедают спаянными четвёрками, а я почти всегда один, чтобы переключиться в эти сорок пять минут. В обычные дни к этому времени ещё остаётся сто пятьдесят или двести звонков, о работе говорить не хочется совсем… Обедаю очень быстро, чтобы остальные полчаса почитать газету или детектив, который всегда ношу с собой, и теперь – тоже. Неожиданно ко мне подсел музыкант, кивнул на книгу и начал расспрашивать:
– Что читаешь? Как дела?
– Дела хорошо. Если сегодня не перебросят на ЕИРЦ, поеду домой… А читаю цикл о детективе и алкоголике Харри Холе…
– «Снеговик» смотрел, помню… А, ты ж у нас в расчётном центре начинал, говорят, сложно там?
– Просто есть свои особенности, как и везде.
– Слушай, ты ж там у себя на актуализации карт год сидишь, чего не в кредитном подразделении, мог бы хорошие деньги получать…
– В сравнении со старой учительской зарплатой любые деньги хорошие, а всех всё равно не заработаешь, да и некому карты обновлять, все вашим братом в отделе продаж торопятся стать – ответил я, переворачивая книжную страницу.
– Не переживай, не перебросят, мы сегодня в нагрузке у Александровны…
– Ну, удачи тогда многим из Вас, а тебе отдельное спасибо… Как зовут?
– Кириллом. С чего тебе тогда в голову пришло, что я на Пресли похож?
Он задумался, улыбнулся и добавил, чтобы на практику непременно просился к нему, и что всё будет в лучшем виде… Я оторвался от книги, нехотя и грустно кивнул, пожал руку. В столовой становилось душно и шумно, а из бесплатной заварки, остался только зелёный чай, и эта толчея напомнила тогда не лучшие и порой самые трудные дни, заставила задуматься в очередной раз, какого чёрта я здесь делаю… Пошёл в платную столовую на четвёртом этаже. Иногда я обедаю там, потому что люблю смотреть на Кремль с четвёртого этажа в ясные весенние дни, его белые, парадные стены умиротворяют. Каждый раз на несколько мгновений кажется, что приехал сюда отдыхать, хотя город я знаю давно, потому что живу в нём и много хожу пешком. Нет, день явно не задался, хотя и был лёгким. В другой столовой встречаю бывшую с мужем. Его жуткий, ледяной взгляд из-под очков почти пугает меня, а она… Она делает вид, что не смотрит… С радостью поздоровался, но, видимо зря… Никак не отвыкну, ведь начинали мы как лучшие друзья и расстались без истерик, а теперь не могу просто сказать «здравствуй»… Интересно, муж её бьёт?
«Рептильный мозг – самый древний, первичный отдел, отвечающий за чувство страха, в том числе за возражение. Важно переключить внимание, рационализировать, направить импульс в лимбический мозг, где хранятся знания, умения, навыки и часть накопленного опыта». Промелькнула в голове фраза из недавних лекций, и страх отступил… Пусть смотрит, как ему вздумается, я всё равно был до, а сказать она могла всё, что угодно. Хотя мне и не верилось в возможность такого разговора между ними, я с досадой посмотрел на неё, заказал еду, но задумался и по оплошности вышел. В переднем кармане сумки аккуратно лежала ведомость по зарплате, где на сей раз было начислено больше чем обычно. Так начался период, когда деньги уже не улучшали настроения, но всё-таки не давали ему упасть окончательно.

СОТЫЙ ЛИШНИЙ

– Может ноги поднять повыше?

– Нет, ничего, сидите…

Обычный серый линолеум в звёздочку по утрам пахнет хлоркой. В офисе пока чисто светло и тихо. Я любил приходить и начинать работу раньше, но удавалось это редко. Первый час, восемь по Москве, в офисе почти никого – можно сделать стакан чая и прямо на рабочем месте отпивать по чуть-чуть в короткие перерывы между звонками, беречь связки. Хотя больше устаёшь от однообразного заскриптованного текста на экране компьютера. Всегда спасался как мог, имея в запасе пять основных интонаций, каждый раз едва заметно выделял какое-нибудь слово. Везло, если имя и отчество абонента совпадало с каким-нибудь знаменитым, прославленным человеком, вроде Владимира Ильича или Георгия Константиновича. Однако не хотел бы я на самом деле звонить Ленину или Жукову по поводу актуализации банковских карт – это непростительно иронично.

Пока новые вызовы отделялись монотонным сигналом в наушниках, можно было что-нибудь почитать или написать на сложенном вчетверо для конспирации альбомном листе, также перебивая однообразие фраз. Главное – успеть спрятать лист под клавиатуру, пока старший оператор приближается. Теперь сигнала нет и ты вынужден не мигая смотреть в чистый белый, холодный монитор, почти не моргая, потому что не знаешь, когда придёт вызов. Первые три часа такого непрерывного бдения самые сложные, но потом можно поставить линию на удержание и пройтись. К этому времени зал становится полным и шумным, каким бывает обычно, кроме работы в выходной. Старшие операторы и тоже на местах. Они обычно сидят за своими машинами по бокам, на высоких барных табуретках.

Я иду назад к кухне и, споткнувшись, рефлекторно удерживаюсь за один из таких:

– Осторожно! – грозно произносит девушка, очень тонкая, на вид чуть старше двадцати, с татуированными предплечьями и страшно гордым видом. На ней форма клерка и карточка-бейдж старшего сотрудника.

– Извините, вы – настоящий друг, – говорю я, искренне улыбнувшись, чтобы сгладить собственную неловкость.

– Мы что, с вами друзья? – спрашивает она, взглянув на мою простую гавайскую рубашку, где нет бейджа на груди.

– Конечно, нет, просто я иногда говорю это тем, кто мне помог, – следует ответ тем же тоном, после чего я брезгливо оглядываю знаки на её коже.

«Тоже мне, Бог из машины. Интересно, как в её голове сочетается понимание солярных и китайских символов… Хотя о чём это я, это же идеальное воплощение эффективного менеджера, а на мне неуставная старомодная рубаха и широкий ремень с пряжкой, а бейдж по штату не полагается, фу-фу-фу».

Так начинается полоса невезения. После этой знаменательной встречи Наша Ирина Александровна вдруг пересаживает меня за другую машину, что случится сегодня не один раз. Вообще все работники со стажем и статусом негласно за тем или иным столом и очень обижаются, когда за их машину сажают кого-то ещё, хотя в корпоративном уставе строго прописано, что любое место считается свободным, и его может занять пришедший раньше. Но такое «заслуженное место» подчас всегда обустраивают неуставными памятками, наклейками с надписями, ручками с хорошим, плавным шариком. Чаще тут сидят старшие, но и кое-кто из нас тоже, правда, иногда начальство линии вдруг вспоминает, что так нельзя, но вспоминает только о нас, «людях без карточки», и хаотично принимается пробуждать любовь к корпоративным правилам. Вот теперь мне надо срочно бежать в АХЧ и запрашивать новый стул, заявление на него подписали ещё вчера. На месте за 6-ой машиной, он всегда приспускается вниз в самый неожиданный момент, вот уже третий месяц. Поэтому все «наши и не наши» сторонятся этой машины, если ещё не учитывать низкую производительность этого компьютера. Однако наш блюзовый музыкант Кирилл очень толковый оператор и за пол года разработал отличную систему управления вкладками, с которой можно работать быстро на аппаратах с процессорами и памятью от микроволновки. Я принял ещё десяток звонков, затем стул поменяли под удивлённые взгляды наших линейщиков. К обеду набежало 150 звонков, даже пришлось несколько раз связываться с Москвой, запрашивать коллег из банка, внутренние коды и ещё кое-что для полного дистанционного обновления. Обычно это доверялось людям с большим опытом, но из нашего брата мало кто умел, а «старшие опера» и вовсе такое избегали, отправляя держателя карты лично в офис. Позднее такой сложный вид актуализации отменили ибо много званных, но мало избранных, и это головная боль не на их зарплату. Сегодня из-за этого я опоздаю на обед и буду работать в перерыв, дожидаясь отзыва и кодов, такую процедуру прерывать нельзя, очень бьёт по престижу любой аутсорсинговой компании, банк просто не захочет иметь дело со всеми в случае немотивированного обрыва или неточного заполнения во время такого сеанса связи. Ирина Александровна, думая, что я просто кручу время, дабы уйти на сорок минут раньше в конце дня уже гневно нависает надо мной. На новом месте нет ни ручек, ни листков, даже мой счастливый герб со значком серп и молот она сорвала, проходя мимо до этого. Наша девушка «инь-янь» тоже вдруг решила глянуть, почему линия работает в 13:30, и это меня спасло: жестом попросил её наклониться, резким движением сорвал ручку, которая штатно закреплена у неё на груди и под неожиданными взглядами, продолжая слушать линию, написал на своей правой руке, расстегнув рукав рубашки: «Москва». Вопросы временно отпали, но теперь девушка с татуировками мне этого не простит, придётся работать за 6-ой машиной, до конца месяца.

Наконец я жестом показываю, что звонок завершён и приостанавливаю работу программы. Ирина Александровна взрывается:

– Ладно сейчас, но ты вечно заканчиваешь позже, а потом ещё и с обеда опаздываешь!

– Я, извините, по 250 звонков минимум принимаю, в среднем 300, а вчера было 520, и при всех якобы недостатках, обратно в ЕИРЦ вы меня не отпустили…

Она хочет что-то сказать, но забывает, потому что в эту секунду в офисе гаснет свет, и весь этот пластиково-деревянный мир замирает, впадает в кому. Она убегает кому-то звонить, по пути сделав объявление: не расходиться…

Песок всё мёл и мёл, образуя густую оранжевую, непроглядную пелену, и я почти на ощупь подошёл к остановке на бывшей Октябрьской площади. Сел в третью по счёту маршрутку и расправил номер «Литературной газеты», порывшись в сумке. Ещё через три минуты звонил музыкант, с ним мы обычно обедали:

– Привет, у нас тут электричество дали…

– Приветствую, ну, формально, я ещё обедаю, а там, сам знаешь, запуск, плюс тёрки начальства с волгоградскими коллегами по поводу распределения нагрузки, отладка, далее, учитывая мой ранний приход, там уже и день кончится, как, впрочем, и наши базы, орден капиталистического труда нам, совкам не татуированным, всё равно не заработать.

– Всё-таки жаль, что ты не станешь старшим оператором…

– В следующей жизни, но тогда, как-нибудь в полночь я завяжу глаза, буду пить шампанское и бить фужеры о голову Ирины Александровны, пока ты играешь блюз. Счастливо и спасибо за всё.

Поделиться: