275 лет назад родился Александр Николаевич Радищев — русский писатель, государственный деятель, мыслитель, один из провозвестников русского космизма, автор «Путешествия из Петербурга в Москву» и трактата «О человеке, его смертности и бессмертии». Был объявлен императрицей Екатериной II «бунтовщиком хуже Пугачёва».

Александр Радищев появился на свет в состоятельной дворянской семье. О его месте рождения по сей день ведутся дискуссии: по одной версии, это произошло в селе Верхнее Аблязово Саратовской губернии (ныне Радищево в Пензенской области), по другой – в Москве. Детство будущего писателя прошло в родовом поместье Немцово Калужской губернии (ныне деревня Радищево на окраине Малоярославца).

Отец мальчика, Николай Афанасьевич Радищев (1728–1806), был высокообразованным и вместе с тем глубоко религиозным человеком. Он знал несколько иностранных языков и, вероятно, лично учил грамоте своих многочисленных детей – Александр был старшим, вслед за ним родились ещё 10 братьев и сестёр. Мать, Фёкла Степановна Аргамакова (1725–1804), как и отец, происходила из старинного и дворянского рода.

Когда Александру исполнилось 13 лет, его приняли в Пажеский корпус в Санкт-Петербурге. Проучившись там четыре года, Радищев в числе лучших выпускников поехал в Европу для получения дальнейшего образования в области правоведения. За 1766–1771 гг., проведённые в Лейпцигском университете, молодой человек добился успехов в изучении не только юриспруденции, но и естественных наук и философии. Именно в Лейпциге он познакомился с трудами многих философов-просветителей, что определило дальнейшее мировоззрение писателя.

Вернувшись на родину, Александр Радищев получил чин титулярного советника и попал на работу в Сенат, затем занял должность обер-аудитора, следившего за порядком судопроизводства. Трудился в Коммерц-коллегии, Петербургской таможне, став через 10 лет стал её начальником. Карьера Радищева успешно развивалась, он стал вхож в высшие круги столицы, однако вскоре благополучию пришёл конец. Виной тому стал гнев императрицы, который Радищев вызвал самым знаменитым своим произведением – повестью «Путешествие из Петербурга в Москву».

Словесностью Радищев увлёкся ещё в 1770-х гг.: карьера чиновника и юриста не препятствовала его литературным и философским занятиям. В 1780-х гг. он писал «Путешествие из Петербурга в Москву», а также публиковал стихи и прозу, статьи и переводы в различных литературных журналах. Знаменитая ода «Вольность», увидевшая свет в 1883 году, принесла Радищеву славу тираноборца. В 1789 году Радищев вступил в литературное «Общество друзей словесных наук» и быстро стал одним из его лидеров. В том же году он выпустил небольшую брошюру «Житие Фёдора Васильевича Ушакова», посвящённую рано умершему близкому другу, с которым учился в Лейпциге и считал своим духовным наставником.

Тогда же, в 1789 году, специально для того, чтобы напечатать главную свою книгу, «Путешествие из Петербурга в Москву», Александр Радищев открыл домашнюю типографию. Другие издатели публиковать это неслыханно крамольное произведение отказывались – оно повествовало о тяжёлой жизни крестьян, ставило под сомнение необходимость существования крепостного права, и было близко к прямой критике самодержавия. Тем не менее, сочинение увидело свет – во многом благодаря оплошности цензора. Выступавший в этой роли петербургский обер-полицмейстер генерал Н.И. Рылеев был известен формальным отношением к обязанностям – он не стал читать текст, а лишь пробежался по оглавлению, счёл книгу безобидными путевыми заметками и разрешил публикацию.

Радищев издал «Путешествие…» в мае 1790 года, а к лету о книге говорила уже вся столица. В июне повесть легла на стол самой Екатерины II, и разгневанная императрица назвала Радищева «бунтовщиком хуже Пугачёва». Автора немедленно арестовали и заключили в крепость. Дело Радищева лично вёл тайный советник С.И. Шешковский – грозный бессменный глава политического сыска и доверенное лицо императрицы. Суд приговорил Радищева к смертной казни, которая была заменена десятилетней ссылкой в Сибирь, в страшный Илимский острог.

Граф А.Р. Воронцов, покровитель Радищева со времён его работы в Коммерц-коллегии, всячески помогал ссыльному писателю и его довольно многочисленному семейству по дороге в Сибирь: договаривался с властями губерний, через которые пролегал путь, чтобы те смягчили условия пребывания, высылал деньги. Письма Радищева к Воронцову и «Записки путешествия в Сибирь» сохранили впечатления писателя от этого тяжкого пути. До Илимска Радищев добрался лишь к 1792 году, а всего провёл в ссылке около шести лет.

Потомки императрицы Екатерины II отнеслись к опальному литератору и чиновнику гораздо мягче, чем она сама. Император Павел I после восшествия на престол распорядился вернуть Радищева из ссылки, но в столицу не пустил, а повелел жить в родовом имении – селе Немцово под Малоярославцем. Здесь он продолжил трудиться, в том числе составил трактат «Описание моего владения», где вновь доказывал необходимость отмены крепостного права – теперь уже с экономической точки зрения.

С пришествием к власти Александра I Радищев получил полное прощение: молодой император вызвал опытного юриста и чиновника в столицу и включил его в Комиссию для составления законов – особый орган, занимавшийся кодификацией всех действовавших законов Российской империи и разработкой новых. Здесь Радищев вместе с графом Воронцовым приступил к подготовке «Всемилостивейшей жалованной грамоты» – одного из первых проектов конституции, который император, впрочем, отклонил.

Александр Николаевич Радищев прожил не самую долгую жизнь. Он скончался в возрасте 53 лет 24 сентября 1802 года, вскоре после возвращения в Петербург. Причина смерти Радищева достоверно неизвестна: по официальным источникам, он умер от прозаичного спутника ссыльных и каторжан – чахотки, однако некоторые биографы говорят о несчастном случае. Якобы, писатель случайно сделал глоток из стакана с «царской водкой» – смесью концентрированных азотной и соляной кислот. Существует также версия намеренного самоубийства писателя, однако большинство исследователей считают её неубедительной, да и церковь в этом случае вряд ли дала бы разрешение на захоронение на петербуржском Волковском кладбище.

Александр Радищев вошёл в историю русской литературы как блестящий мыслитель и писатель, мастерски работавший с жанровыми канонами. В произведениях Радищева в строгие формы жития, оды или сентиментального путешествия вложено абсолютно новое, остросоциальное содержание. Он стал одним из первых авторов, открывших российской публике философские, политические и нравственные идеи Просвещения. Радищева считают предтечей революционной мысли в России, одним из первых русских вольнодумцев.

АЛЕКСАНДР РАДИЩЕВ

ВОЛЬНОСТЬ

Ода

1

О! дар небес благословенный,
Источник всех великих дел,
О, вольность, вольность, дар бесценный,
Позволь, чтоб раб тебя воспел.
Исполни сердце твоим жаром,
В нём сильных мышц твоих ударом
Во свет рабства тьму претвори,
Да Брут и Телль ещё проснутся,
Седяй во власти да смятутся
От гласа твоего цари.

2

Я в свет изшёл и ты со мною;
На мышцах нет моих заклеп;
Свободною могу рукою
Прияти данный в пищу хлеб.
Стопы несу, где мне приятно;
Тому внимаю, что понятно;
Вещаю то, что мыслю я;
Любить могу и быть любимым;
Творю добро, могу быть чтимым;
Закон мой – воля есть моя.

3

Но что ж претит моей свободе?
Желаньям зрю везде предел;
Возникла обща власть в народе,
Соборной всех властей удел.
Ей общество во всем послушно,
Повсюду с ней единодушно;
Для пользы общей нет препон;
Во власти всех своей зрю долю,
Свою творю, творя всех волю;
Родился в обществе закон.

4

В средине злачныя долины,
Среди тягчённой жатвы нив,
Где нежны процветают крины,
Средь мирных под сеньми олив,
Паросска мрамора белее,
Яснейших дня лучей светлее,
Стоит прозрачный всюду храм;
Там жертва лжива не курится,
Там надпись пламенная зрится:
Конец невинности бедам.

5

Оливной ветвию венчанно,
На твёрдом камени седяй,
Без слуха зрится хладнонравно,
Велико божество судяй;
Белее снега во хламиде,
И в неизменном всегда виде,
Зерцало, меч, весы пред ним.
Тут истина стрежёт десную,
Тут правосудие ошую;
Се храм закона ясно зрим.

6

Возводит строгие зеницы,
Льёт радость, трепет, вкруг себя,
Равно на все взирает лицы,
Ни ненавидя, ни любя.
Он лести чужд, лицеприятства,
Породы, знатности, богатства,
Гнушаясь жертвенныя тли;
Родства не знает, ни приязни;
Равно делит и мзду и казни;
Он образ божий на земли.

7

И се чудовище ужасно,
Как гидра, сто имея глав,
Умильно и в слезах всечасно,
Но полны челюсти отрав,
Земные власти попирает,
Главою неба досязает, –
Его отчизна там, – гласит;
Призраки, тьму повсюду сеет,
Обманывать и льстить умеет,
И слепо верить нам велит.

8

Покрывши разум темнотою
И всюду вея ползкий яд,
Троякою обнёс стеною
Чувствительность природы чад,
Повлёк в ярмо порабощенья,
Облёк их в броню заблужденья,
Бояться истины велел.
Закон се божий, – царь вещает;
Обман святый, – мудрец взывает.
Народ давить что ты обрел.

9

Сей был, и есть, и будет вечной
Источник лют рабства оков:
От зол всех жизни скоротечной
Пребудет смерть един покров.
Всесильный боже, благ податель,
Естественных ты благ создатель,
Закон свой в сердце основал;
Возможно ль, ты чтоб изменился,
Чтоб ты, бог сил, столь уподлился,
Чужим чтоб гласом нам вещал.

10

Возрим мы в области обширны,
Где тусклый трон стоит рабства.
Градские власти там все мирны,
В царе зря образ божества.
Власть царска веру охраняет,
Власть царску вера утверждает;
Союзно общество гнетут;
Одно сковать рассудок тщится,
Другое волю стерть стремится;
На пользу общую, – рекут.

11

Покоя рабского под сенью
Плодов златых не возрастет;
Где все ума претит стремленью,
Великость там не прозябет.
Там нивы запустеют тучны,
Коса и серп там несподручны,
В сохе уснёт ленивый вол,
Блестящий меч померкнет славы,
Минервин храм стал обветшалый,
Коварства сеть простёрлась в дол.

12

Чело надменное вознесши,
Прияв железный скипетр, царь,
На громном троне властно севши,
В народе зрит лишь подлу тварь.
Живот и смерть в руке имея:
«По воле, – рекл, – щажу злодея;
Я властию могу дарить;
Где я смеюсь, там всё смеётся;
Нахмурюсь грозно, все смятётся;
Живёшь тогда, велю коль жить».

13

И мы внимаем хладнокровно,
Как крови нашей алчный гад,
Ругаяся всегда бесспорно,
В весёлы дни нам сеет ад.
Вокруг престола все надменна
Стоят коленопреклоненно;
Но мститель, трепещи, грядёт;
Он молвит, вольность прорекая,
И се молва от край до края,
Глася свободу, протечёт.

14

Возникнет рать повсюду бранна,
Надежда всех вооружит;
В крови мучителя венчанна
Омыть свой стыд уж всяк спешит.
Меч остр, я зрю, везде сверкает,
В различных видах смерть летает,
Над гордою главой паря.
Ликуйте, склёпанны народы,
Се право мщенное природы
На плаху возвело царя.

15

И нощи се завесу лживой
Со треском мощно разодрав,
Кичливой власти и строптивой
Огромный истукан поправ,
Сковав сторучна исполина,
Влечёт его как гражданина
К престолу, где народ воссел.
«Преступник власти мною данной!
Вещай, злодей, мною венчанной,
Против меня восстать как смел?

16

Тебя облёк я во порфиру
Равенство в обществе блюсти,
Вдовицу призирать и сиру,
От бед невинность чтоб спасти;
Отцем ей быть чадолюбивым,
Но мстителем непримиримым
Пороку, лжи и клевете;
Заслуги честью награждати,
Устройством зло предупреждати,
Хранити нравы в чистоте.

17

Покрыл я море кораблями,
Устроил пристань в берегах,
Дабы сокровища торгами
Текли с избытком в городах;
Златая жатва чтоб бесслезна
Была оранию полезна;
Он мог вещать бы за сохой:
«Бразды своей я не наемник,
На пажитях своих не пленник,
Я благоденствую тобой».

18

Своих кровей я без пощады
Гремящую воздвигнул рать;
Я медны изваял громады,
Злодеев внешних чтоб карать;
Тебе велел повиноваться,
С тобою к славе устремляться;
Для пользы всех мне можно всё;
Земные недра раздираю,
Металл блестящий извлекаю
На украшение твоё.

19

Но ты, забыв мне клятву данну,
Забыв, что я избрал тебя,
Себе в утеху быть венчанну
Возмнил, что ты господь, не я.
Мечем мои расторг уставы,
Безгласными поверг все правы,
Стыдиться истины велел;
Расчистил клевете дорогу,
Взывать стал не ко мне, но к богу,
А мной гнушаться восхотел.

20

Кровавым потом доставая
Плод, кой я в пищу насадил,
С тобою крохи разделяя,
Своей натуги не щадил.
Тебе сокровищей всех мало!
На что ж, скажи, их недостало,
Что рубище с меня сорвал?
Дарить любимца, полна лести,
Жену, чуждающуся чести!
Иль злато богом ты признал?

21

В отличность знак изобрётенный
Ты начал наглости дарить;
Злодею меч мой изощрённый
Ты стал невинности сулить.
Сгружденные полки в защиту
На брань ведешь ли знамениту
За человечество карать?
В кровавых борешься долинах,
Дабы, упившися, в Афинах:
«Герой!» – зевав, могли сказать.

22

Злодей, злодеев всех лютейший,
Превзыде зло твою главу,
Преступник, изо всех первейший,
Предстань, на суд тебя зову!
Злодействы все скопил в едино,
Да ни едина прейдет мимо
Тебя из казней, супостат.
В меня дерзнул острить ты жало.
Единой смерти за то мало,
Умри! умри же ты сто крат!»

23

Великий муж, коварства полный,
Ханжа, и льстец, и святотать,
Един ты в свет столь благотворный
Пример великий мог подать.
Я чту, Кромвель, в тебе злодея,
Что, власть в руке своей имея,
Ты твердь свободы сокрушил;
Но научил ты в род и роды,
Как могут мстить себя народы,
Ты Карла на суде казнил.

24

Ниспослал призрак, мглу густую
Светильник истины попрал;
Личину, что зовут святую,
Рассудок с пагубы сорвал.
Уж бог не зрится в чуждом виде,
Не мстит уж он своей обиде,
Но в действьи распростёрт своём;
Не спасшему от бед как мнимых,
Отцу предвечному всех зримых
Победную мы песнь поём.

25

Внезапу вихри восшумели,
Прервав спокойство тихих вод,
Свободы гласы так взгремели,
На вече весь течёт народ,
Престол чугунный разрушает,
Самсон как древле сотрясает
Исполненный коварств чертог;
Законом строит твердь природы;
Велик, велик ты дух свободы,
Зиждителен, как сам есть бог!

26

Сломив опор духовной власти,
И твёрдой мщения рукой
Владычество расторг на части,
Что лжей воздвигнуто святой;
Венец трезубый затмевая
И жезл священства преломляя,
Проклятий молньи утушил;
Смеяся мнимого прещенья,
Подъял луч Лютер просвещенья,
С землёю небо помирил.

27

Как сый всегда в начале века
На вся простёрту мочь явил,
Себе подобна человека
Создати с миром положил,
Пространства из пустыней мрачных
Исторг – и твёрдых и прозрачных
Первейши семена всех тел;
Разруша древню смесь спокоил;
Стихиями он всё устроил
И солнцу жизнь давать велел.

28

И дал превыспренне стремленье
Скривлённому рассудку лжей;
Внезапу мощно потрясенье
Поверх земли уж зрится всей;
В неведомы страны отважно
Летит Колумб чрез поле влажно;
Но чудо Галилей творить
Возмог, протекши пустотою,
Зиждительной своей рукою
Светило дневно утвердить.

29

Так дух свободы, разоряя
Вознесшейся неволи гнёт,
В градах и селах пролетая,
К величию он всех зовёт,
Живит, родит и созидает,
Препоны на пути не знает,
Вождаем мужеством в стезях;
Нетрепетно с ним разум мыслит,
И слово собственностью числит,
Невежства что развеет прах.

30

Под древом, зноем упоенный,
Господне стадо пастырь пас;
Вдруг новым светом озаренный,
Вспрянув, свободы слышит глас;
На стадо зверь, он видит, мчится,
На бой с ним ревностно стремится,
Не чуждый вождь, брежет своё;
О стаде сердце не радело,
Как чуждо было, не жалело;
Но ныне, ныне ты моё.

31

Господню волю исполняя,
До встока солнца на полях
Скупую ниву раздирая,
Волы томились на браздах;
Как мачиха к чуждоутробным
Исходит с видом всегда злобным,
Рабам так нива мзду даёт.
Но дух свободы ниву греет,
Бесслезно поле вмиг тучнеет;
Себе всяк сеет, себе жнёт.

32

Исполнив круг дневной работы
Свободный муж домой спешит;
Невинно сердце, без заботы,
В объятиях супружних спит;
Не господа рукой надменна,
Ему для казни подаренна,
Невинных жертв чтоб размножал;
Любовию вождаем нежной,
На сердце брак воздвиг надежной,
Помощницу себе избрал.

33

Он любит, и любим он ею;
Труды – веселье, пот – роса,
Что жизненностию своею
Плодит луга, поля, леса;
Вершин блаженства достигают;
Горячность их плодом стягчают
Всещедра бога, в простоте,
Безбедны дойдут до кончины,
Не зная алчной десятины,
Птенцев что кормит в наготе.

34

Возри на беспредельно поле,
Где стёрта зверства рать стоит:
Не скот тут согнан поневоле,
Не жребий мужество дарит,
Не груда правильно стремится, –
Вождем тут воин каждой зрится,
Кончины славной ищет он.
О воин непоколебимой,
Ты есть и был непобедимой,
Твой вождь – свобода, Вашингтон.

35

Двулична бога храм закрылся,
Свирепство всяк с себя сложил,
Се бог торжеств меж нас явился
И в рог веселий вострубил.
Стекаются тут громки лики,
Не видят грозного владыки,
Закон веселью кой даёт;
Свободы зрится тут держава;
Награда тут едина слава,
Во храм бессмертья что ведёт.

36

Сплетясь веселым хороводом,
Различности надменность сняв,
Се паки под лазурным сводом
Естественной встаёт устав;
Погрязла в тине властна скверность;
Едина личная отменность
Венец возможет восхитить;
Но не пристрастию державну,
Опытностью лишь старцу славну
Его довлеет подарить.

37

Венец, Пиндару возложенный,
Художества соткан рукой;
Венец, наукой соплетенный,
Носим Невтоновой главой;
Таков, себе всегда мечтая,
На крыльях разума взлетая,
Дух бодр и твёрд возможет вся;
[По всей вселенной пронесётся;]
Миров до края вознесётся:
Предмет его суть мы, не я.

38

Но страсти, изощряя злобу,
Враждебный пламенник стрясут;
Кинжал вонзить себе в утробу
Народы пагубно влекут;
Отца на сына воздвигают,
Союзы брачны раздирают,’
В сердца граждан лиют боязнь;
Рождается несытна власти
Алчба, зиждущая напасти,
Что обществу устроит казнь.

39

Крутится вихрем громоносным,
Обвившись облаком густым,
Светилом озарясь поносным,
Сияньем яд прикрыт святым.
Зовя, прельщая, угрожая,
Иль казнь, иль мзду ниспосылая –
Се меч, се злато: избирай.
И сев на камени ехидны,
Лестей облек в взор миловидный,
Шлёт молнию из края в край.

40

Так Марий, Сулла, возмутивши
Спокойство шаткое римлян,
В сердцах пороки возродивши,
В наёмну рать вместил граждан,
Ругаяся всем, что есть свято,
И то, что не было отнято,
У Римлян откупить возмог;
Весы златые мзды позорной
Предательству, убивству сродной,
Воздвиг нечестья средь чертог.

41

И се, скончав граждански брани
И свет коварством обольстив,
На небо простирая длани,
Тревожну вольность усыпив,
Чугунный скиптр обвил цветами;
Народы мнили – правят сами,
Но Август выю их давил;
Прикрыл хоть зверство добротою,
Вождаем мягкою душою, –
Но царь когда бесстрастен был!

42

Сей был и есть закон природы,
Неизменимый никогда,
Ему подвластны все народы,
Незримо правит он всегда;
Мучительство, стряся пределы,
Отравы полны свои стрелы
В себя, не ведая, вонзит;
Равенство казнию восставит;
Едину власть, вселясь, раздавит;
Обидой право обновит.

43

Дойдёшь до меты совершенство,
В стезях препоны прескочив,
В сожитии найдёшь блаженство,
Несчастных жребий облегчив,
И паче солнца возблистаешь,
О вольность, вольность, да скончаешь
Со вечностью ты свой полёт:
Но корень благ твой истощится,
Свобода в наглость превратится,
И власти под ярмом падёт.

44

Да не дивимся превращенью,
Которое мы в свете зрим;
Всеобщему во след стремленью
Некосненно стремглав бежим.
Огонь в связи со влагой спорит,
Стихия в нас стихию борит,
Начало тленьем тщится дать;
Прекраснейше в миру творенье
В веселии начнёт рожденье
На то, чтоб только умирать.

45

О! вы, счастливые народы,
Где случай вольность даровал!
Блюдите дар благой природы,
В сердцах что вечный начертал.
Се хлябь разверстая, цветами
Усыпанная, под ногами
У вас, готова вас сглотить.
Не забывай ни на минуту,
Что крепость сил в немощность люту,
Что свет во тьму льзя претворить.

46

К тебе душа моя вспаленна,
К тебе, словутая страна,
Стремится, гнетом где согбенна
Лежала вольность попрана;
Ликуешь ты! а мы здесь страждем!..
Того ж, того ж и мы все жаждем;
Пример твой мету обнажил;
Твоей я славе непричастен –
Позволь, коль дух мой неподвластен,
Чтоб брег твой пепл хотя мой скрыл!

47

Но нет! где рок судил родиться,
Да будет там и дням предел;
Да хладный прах мой осенится
Величеством, что днесь я пел;
Да юноша, взалкавый славы,
Придёшь на гроб мой обветшалый
Дабы со чувствием вещал:
«Под игом власти, сей, рожденный,
Нося оковы позлащенны,
Нам вольность первый прорицал».

48

И будет, вслед гремящей славы
Направя бодрственно полет,
На запад, юг, восток державы
Своей ширить предел; но нет
Тебе предела ниотколе,
В счастливой ты ликуя доле,
Где ты явишься, там твой трон;
Отечество мое драгое,
На чреслах пояс сил, в покое,
В окрестность ты даёшь закон.

49

Но дале чем источник власти,
Слабее членов тем союз,
Между собой все чужды части,
Всяк тяжесть ощущает уз.
Лучу истекшу от светила
Сопутствует и блеск и сила;
В пространстве он теряет мощь;
В ключе хотям не угасает,
Но бег его ослабевает;
Ползущего глотает нощь.

50

В тебе когда союз прервётся,
Стончает мненья крепка власть;
Когда закона твердь шатнётся,
Блюсти всяк будет свою часть;
Тогда, растерзано мгновенно,
Тогда сложенье твоё бренно,
Содрогшись внутренно, падет,
Но праха вихри не коснутся,
Животны семена проснутся,
Затускло солнце вновь даст свет.

51

Из недр развалины огромной,
Среди огней, кровавых рек,
Средь глада, зверства, язвы тёмной,
Что лютый дух властей возжег –
Возникнут малые светила;
Незыблемы свои кормила
Украсят дружества венцем,
На пользу всех ладью направят,
И волка хищного задавят,
Что чтил слепец своим отцем.

52

Но не приспе ещё година,
Не совершилися судьбы;
Вдали, вдали ещё кончина,
Когда иссякнут все беды!
Встрещат заклепы тяжкой ночи;
Упруга власть, собрав все мочи,
Вкатяся где потщится пасть,
Да грузным махом вся раздавит,
И стражу к словеси приставит,
Да будет горшая напасть.

53

Влача оков несносно бремя,
В вертепе плача возревёт.
Приидет вожделенно время,
На небо смертность воззовёт;
Направлена в стезю свободой,
Десную ополча природой,
Качнется в дол – и страх пред ней;
Тогда всех сил властей сложенье
[Приидет во изнеможенье]
О день! избраннейший всех дней!

54

Мне слышится уж глас природы,
Начальный глас, глас божества;
Трясутся вечна мрака своды,
Се миг рожденью вещества.
Се медленно и в стройном чине
Грядет зиждитель наедине –
Рекл… яркий свет пустил свой луч,
И ложный плена скиптр поправши,
Сгущенную мглу разогнавши,
Блестящий день родил из туч.

Поделиться: