Мастер родился в Киеве, и всю жизнь признавался Киеву в любви в своих произведениях. Кстати, и назвали будущего писателя в честь покровителя Киева и всей Украины, архистратига Михаила. Большая семья Булгаковых жила в живописном месте — на Андреевском спуске, где потом жили герои Мастера, например, Турбины в «Белой гвардии». Была у семьи и летняя дача в ныне печально известном нам посёлке Буча недалеко от Киева. На Андреевском спуске Булгаков жил, будучи студентом-медиком до отъезда из Киева по командировкам. Где только не довелось ему работать врачом: и на юго-западном фронте во времена Брусиловского прорыва, и в Смоленской губернии земским доктором. В Киев вернулся в 1918, где «последовательно призывался на службу в качестве врача всеми властями, занимавшими город». Потом был Владикавказ и только потом Москва. Тогда Булгаков как раз решил сменить специальность и стать писателем, чтобы не быть вновь отправленным куда-то.

Литературная карьера тоже шла тяжело. От безденежья Булгаков брался за любую работу, например, писал фельетоны и очерки для издания «Гудок», на который тогда работали Ильф и Петров, Валентин Катаев, Юрий Олеша, Исаак Бабель. Известность пришла с театральными постановками романа «Белая гвардия» в МХАТ, где спектакль назвали «Дни Турбиных» и «Зойкина квартира» в театре Вахтангова. И только вроде всё наладилось, как был запрещён булгаковский «Бег», а при обыске изъята рукопись «Собачьего сердца». Многие повести и романы будут напечатаны только после смерти Булгакова. Все последние годы, не имея возможности публиковаться и ставить свои пьесы, Булгаков занимался инсценировкой чужих произведений в театре. И писал «Мастера и Маргариту».
Живя нелёгкую жизнь, сам Михаил Булгаков о своём творчестве говорил довольно мрачно: «Чёрные и мистические краски, в которых изображены бесчисленные уродства нашего быта, яд, которым пропитан мой язык, а самое главное — изображение страшных черт моего народа». А черт и правда немало.
Украинцы, например, страдают потерей памяти: как бы ни любил Булгаков Киев, эта любовь больше не взаимна.
В Городе (а как все помнят именно так, с большой буквы, писал Булгаков о Киеве) требуют закрыть музей в его доме на Андреевском спуске и уже сняли мемориальную доску и на Первой гимназии, и на Киевском национальном университете, где учился писатель. А улица Булгакова получила имя актёра-русофоба Вахтанга Кикабидзе. Добиваются на Украине и сноса памятника, что стоит там же, на Андреевском спуске — в апреле 2024 года экспертная комиссия Украинского института национальной памяти (УИНП) признала памятник пропагандой российской имперской политики. А самого Михаила Булгакова, соответственно, — символом российской имперской политики. По определению «специалистов» УИНП, Булгаков был имперцем по мировоззрению и ярым украинофобом, а также презирал украинцев и украинскую культуру: кому-то кажется, что Булгаков симпатизировал белогвардейцам и выступал против независимости Украины, хотя даже на Украине сегодня пишут, что в своих произведениях «Белая гвардия» и «Дни Турбиных» он, напротив, показывал подъём украинского общества во время обретения независимости и возникновения Украинской Народной Республики.
В «Зойкиной квартире» Булгаков писал: «На свете существует только две силы: доллары и литература». Похоже, про литературу в Киеве забыли, и ценят только доллары. Хорошо, что Мастер не увидел свою Родину такой.
Помимо грандиозных и гениальных романов есть у Булгакова очерк «Киев-город».

Вот несколько замечательных цитат из него.

Пока что можно сказать одно: по счёту киевлян у них было 18 переворотов. Некоторые из теплушечных мемуаристов насчитали их 12; я точно могу сообщить, что их было 14, причём 10 из них я лично пережил.
В Киеве не было только греков. Не попали они в Киев случайно, потому что умное начальство их спешно увело из Одессы. Последнее их слово было русское слово:
– Вата!
Я их искренно поздравляю, что они не пришли в Киев. Там бы их ожидала ещё худшая вата. Нет никаких сомнений, что их выкинули бы вон. Достаточно припомнить: немцы, железные немцы в тазах на головах, явились в Киев с фельдмаршалом Эйхгорном и великолепными, туго завязанными обозными фурами. Уехали они без фельдмаршала и без фур, и даже без пулемётов. Всё отняли у них разъярённые крестьяне.
Рекорд побил знаменитый бухгалтер, впоследствии служащий союза городов Семён Васильич Петлюра. Четыре раза он являлся в Киев, и четыре раза его выгоняли. Самыми последними, под занавес, приехали зачем-то польские паны (явление ХIV-ое) с французскими дальнобойными пушками. Полтора месяца они гуляли по Киеву. Искушённые опытом киевляне, посмотрев на толстые пушки и малиновые выпушки, уверенно сказали:
– Большевики опять будут скоро.
И всё сбылось как по писаному. На переломе второго месяца среди совершенно безоблачного неба советская конница грубо и будённо заехала куда-то, куда не нужно, и паны в течение нескольких часов оставили заколдованный город.
Но тут следует сделать маленькую оговорку. Все, кто раньше делали визит в Киев, уходили из него по-хорошему, ограничиваясь относительно безвредной шестидюймовой стрельбой по Киеву со святошинских позиций. Наши же европеизированные кузены вздумали щегольнуть своими подрывными средствами и разбили три моста через Днепр, причем Цепной – вдребезги. И по сей час из воды вместо великолепного сооружения – гордости Киева, торчат только серые унылые быки. А, поляки, поляки… Ай, яй, яй!
Спасибо сердечное скажет вам русский народ.
Не унывайте, милые киевские граждане! Когда-нибудь поляки перестанут на нас сердиться и отстроят нам новый мост, ещё лучше прежнего. И при этом на свой счёт. Будьте уверены. Только терпение.

…киевские вывески. Что на них только написано, уму непостижимо. Оговариваюсь раз и навсегда: я с уважением отношусь ко всем языкам и наречиям, но тем не менее киевские вывески необходимо переписать. Нельзя же в самом деле отбить в слове «гомеопатическая» букву «я» и думать, что благодаря этому аптека превратится из русской в украинскую.

Какая резкая разница между киевлянами и москвичами! Москвичи – зубастые, напористые, летающие, спешащие, американизированные. Киевляне — тихие, медленные и без всякой американизации. Но американской складки людей любят.

Город прекрасный, город счастливый. Над развалившимся Днепром, весь в солнечных пятнах. Сейчас в нём великая усталость после страшных громыхавших лет. Покой. Но трепет новой жизни я слышу. Его отстроят, опять закипят его улицы, и станет над рекой, которую Гоголь любил, опять царственный город. А память о Петлюре да сгинет.

Поделиться: