АНАТОЛИЙ ВОРОНИН
МУШАВЕР
ГЛАВА 7
ДО СВИДАНЬЯ, МОСКВА!
Ровно в двадцать два ноль-ноль к гостинице подъехал автобус, которого уже ждали семь человек, стоявшие в небольшом вестибюле со своими баулами. Трое из них в Афганистан летели впервые, остальные возвращались туда из отпуска. У тех, кто ехал впервые, при себе была куча всевозможных коробок, сумок и чемоданов, поскольку им разрешалось брать с собой до ста килограммов груза, причём плата за перевес не взималась. У возвращавшихся в Афганистан из отпуска, багаж был намного скромней. Им разрешалось брать по двадцать килограммов на человека, и за каждый лишний килограмм нужно было отстегнуть «пятерик».
А это – о-го-го! По тем временам таких денег стоила бутылка водки. Поэтому, «новички» для «старичков» были чем-то вроде палочки-выручалочки. Часть своего груза они раскидали между «салаг», подробно рассказав о содержимом коробок и сумок, дабы потом у тех не возникло неприятностей с таможней и пограничниками. «Чувалы» Николая весили не более пятидесяти килограмм, и поэтому «старички» подбросили ему ещё несколько сумок и коробок, практически таким же общим весом, что и весь его груз.
Но на этом перераспределение сумок и коробок не закончилось. Всякий раз, когда от гостиницы отъезжал автобус с улетающими в Афганистан сотрудниками, у вестибюля собиралась небольшая толпа москвичей. То были родственники тех, кто работал непосредственно в Кабуле. Просьбы к отъезжающим были разные: передать письмо, бандероль или просто узнать, почему их родственник не пишет писем. Новички, столкнулись с этим явлением впервые и поэтому без особого возмущения собирали всё, что им совали в руки. Николаю эти шустрые «почтальоны» всучили семь бандеролей. Правда, содержимое этих посылок его несколько смутило. В одной была бутылочка шампуня и маленькая шоколадка, в другой – с полкилограмма карамельных конфет, в третьей – какие-то ношеные домашние тапочки, в четвёртой – два мотка шерсти. Складывалось впечатление, что москвичи уехали в Афганистан налегке и теперь, опомнившись, просили своих родственников выслать бытовые мелочи. Как-то не верилось, что в Кабуле всего этого добра не было. Наверняка всё это можно было купить там в самой захудалой лавчонке.
Чуть позже, когда ехали в аэропорт, «старики» посмеялись над наивностью новичков, сказав им, что там этого добра выше крыши. Просто те, кому предназначались все эти бакшиши, были людьми прижимистыми, считающими каждый грош в кармане, и поэтому, лишняя трата денег была им совсем ни к чему. В Союзе вся эта мелочёвка приобреталась за копейки и рубли, а в Кабуле за чеки «Внешпосылторга» или афгани, но уже по более высокой цене. Ко всем этим передачкам «старички» относились с явной неприязнью. Исключением были письма, которые они брались вручить адресату лично в руки.
До аэропорта доехали довольно быстро. Погрузив свои и чужие вещи на специальные тележки, стали ждать объявления о начале регистрации пассажиров. Между делом заполнили декларации на перевозимые ценности. Николаю пришлось вносить в неё свой фотоаппарат «Зенит-3М», с которым он не расставался в частых поездках за пределы родного города. Золота и валюты у него не было, да и откуда им было взяться при его скромной милицейской зарплате.
После того, как объявили о регистрации пассажиров рейса на Кабул, у регистрационной стойки образовалась большая очередь. Кого только в ней не было. Почти половину улетавших составляли афганцы, многие имевшие при себе малолетних детей. Были ещё два индуса в тюрбанах и съёмочная группа с видеоаппаратурой. Остальные пассажиры были советскими гражданами.
Регистрация билетов закончилась довольно быстро, поскольку очередь двигалась в два потока. Две молоденькие девушки просматривали содержимое чемоданов через специальные телемониторы, одновременно проставляя штампы в авиабилетах. Затем улетающие прошли пограничный контроль. Худощавый прапорщик мельком глянув на Николая, сверил его «фейс» с фотографией в паспорте. Одним движением пальцев открыв нужную страницу в паспорте, проставил штамп.
Но то была ещё не последняя проверка. По её завершении улетающие попали в зал ожидания, где, к своему удивлению, обнаружили вполне приличный буфет, где от водки, коньяка и вин ломились полки бара. Такого ассортимента они давно уж не видели у себя в Союзе и поэтому моментально прилипли к стойке буфета. Одна незадача – денег у каждого из них было по тридцать рублей, ровно столько, сколько разрешалось провозить в Афганистан. Новички особо и не стремились брать с собой рубли — в чужой стране их всё равно негде будет потратить. По крайней мере, им тогда так казалось.
Свой промах они поняли сразу же, когда один из отпускников, достав из кармана сотню, купил литр водки и закуску. «Салаги» свои гроши употребили с той же целью. Правда, «злоупотреблять» особо не стали, поскольку перед самой посадкой в самолёт предстояла ещё одна проверка. Кто знает, а вдруг именно по причине пребывания в нетрезвом состоянии, их в самый последний момент снимут с самолёта. Вот скандал-то потом будет!
Во время последнего досмотра пришлось выгребать из карманов всю мелочь, чтобы при проходе через «рамку» ничего не звенело. Но и этот этап все миновали без особых проблем и уже через пять минут по подвижному коллектору шли к самолёту, где у входной двери стояли два молоденьких пограничника.
Николай, помахав им напоследок согнутой ладонью правой руки, мол, наше вам с кисточкой, прошёл внутрь салона самолёта.
Несмотря на то, что в билетах были указаны конкретные места, все пассажиры расселись по своему усмотрению. При этом получилось так, что советские граждане кучковались в одном месте, а афганцы — в другом.
Наконец-то наступил решающий момент — реактивные двигатели «ТУшки» взревели на форсаже, и самолёт, легко оторвавшись от земли, взмыл в небо.
До свиданья, Москва! Мы обязательно к тебе вернёмся!
ГЛАВА 8
ПЕРЕЛЁТ
Пока самолёт набирал требуемую высоту, его пассажиры вели между собой сдержанные разговоры. Но вот лайнер выровнялся, и стюардесса объявила, что можно расстегнуть ремни безопасности.
Что тут началось! Салон самолёта стал больше похож на растревоженный улей. Какой-то афганец, резко сорвавшись с места, заспешил в туалет, пока его не оккупировали другие пассажиры. В соседнем ряду трое русских мужиков, откупоривая бутылку шампанского, выстрелили пробкой в полку с ручной кладью, обрызгав шипучим вином сидящих впереди афганцев.
После того, как на табло погасла надпись «No smokinq!», самолёт в одно мгновение превратился в одну большую курилку. Практически каждый второй пассажир был с «соской» во рту, отчего сигаретный дым висел в воздухе коромыслом. Передвигающаяся по салону стюардесса махала перед собой руками, разгоняя зависшие волны сизого дыма.
Примерно через час полёта двое стюардесс и какой-то молодой парень в форменной одежде стали развозить на специальных тележках ужин, состоявший из весьма приличного набора продуктов. Летать в самолётах Николаю доводилось много раз, но он не мог припомнить случая, когда на внутрисоюзных авиалиниях подавали завтрак, обед или ужин. В довесок к ужину каждому пассажиру было предложено по стакану сухого вина. Для аппетита, наверно. Николай поначалу отказался, посчитав, что за него придётся выкладывать деньги, которых у него на тот момент уже не было, но когда узнал, что вино выдаётся совершенно бесплатно, поспешил отказаться от ранее сказанных слов. И хотя вино оказалось натуральной кислятиной, он его с удовольствием выпил.
На халяву и уксус мёд!
Многие попросили «добавку», но стюардесса заявила, что бесплатного вина больше нет, но есть другие спиртные напитки в ассортименте, но они отпускаются за наличную валюту.
Интересное дело, а откуда ей, валюте, взяться у летящих в Афганистан советских милиционеров?
Поскольку в дальнейшем не предвиделось ничего интересного, Николай впал в дрёму. Проснулся в тот момент, когда заходящий на посадку самолёт резко завалился на левое крыло, делая одновременно крутой разворот. После его приземления в Ташкентском аэропорту, всех пассажиров попросили покинуть салон, оставив на местах свои личные вещи, за исключением документов и ценностей. В сопровождении двух пограничников они пошли пешком к зданию аэровокзала.
В общее помещение аэровокзала, где Николаю довелось побывать в прошлый раз, когда он прилетал на учёбу, не впустили. После дополнительной регистрации авиабилетов, всех разместили в каком-то небольшом закутке, специально предназначенном для транзитных пассажиров, вылетающих за рубеж. В помещении было очень душно, отчего мгновенно захотелось пить. Все ринулись занимать очередь в небольшой буфет, но купить ничего не успели, поскольку объявили посадку. Николай и ещё несколько человек заскочили в туалет, где от души нахлебались сырой воды прямо из-под крана.
Не умирать же от жажды в конце-то концов!
Не спеша, расселись по своим прежним местам, и Николай стал наблюдать в иллюминатор за всем, что в тот момент происходило на улице. В Ташкенте уже рассвело, и можно было разглядеть, кто подходит к самолёту. Обратил внимание, что лётчики были совсем не те, которых он видел спускающимися по трапу самолёта минут сорок тому назад. Он поделился своими наблюдениями с сидевшим возле него «отпускником», и тот пояснил, что при выполнении рейса из Ташкента в Кабул и обратно лайнером управляют военные лётчики, переодетые в форменную одежду лётчиков гражданской авиации.
Вот уже и лётчики сидят в кабине самолёта, и стюардесса объявила о том, чтобы пассажиры пристегнули ремни, а турбины двигателей и не думают раскручиваться. Пассажиры уже начали нервничать, не зная, что и подумать о причинах непредвиденной задержки вылета.
Всё тот же сведущий в таких делах «отпускник» небрежно заметил, что наверняка кого-то ждут, потому и не спешат с вылетом. И он оказался прав. Прямо к трапу самолёта подъехало несколько чёрных «Волг» и один «членовоз». Выскочивший из первой «Волги» молодой парень, метнулся к «членовозу». Открыв одним движением руки его бронированную дверцу, встал по стойке «смирно». Из машины не спеша выкарабкался тучный мужчина в очках.
На вид ему было около шестидесяти лет. Афганцы, наблюдавшие за происходящим, дружно загалдели: «Кешманд, Кешманд!» Оказалось, что это был премьер-министр ДРА Кешманд. Он был, пожалуй, единственным на весь Афганистан хазарейцем, достигшим таких невиданных для представителей этой малочисленной народности высот власти. Ко всему прочему, он был миллионером, разбогатевшим на растаскивании поставляемой в ДРА безвозмездной помощи, эшелонами шедшей из Советского Союза.
Кешманд попрощался с провожавшими его представителями Совмина Узбекистана и поднялся по трапу. Судя по всему, именно для него был приготовлен небольшой салон, располагавшийся рядом с кабиной пилотов, отгороженный от общего салона самолёта раздвигающейся шторой из плотной ткани серого цвета.
«Наверно, и персональный парашют там для него имеется, а, может быть, и катапульта!» — вдруг ни с того, ни с сего промелькнуло в голове Николая.
Самолёт наконец-то запустил двигатели и потихоньку покатил к взлётно-посадочной полосе. Ещё несколько минут томительного ожидания, и колёса шасси наконец-то оторвались от бетонки.
На этот раз пассажиров словно подменили. Все сидели молча, и каждый о чём-то сосредоточенно думал. Если кто и начинали разговаривать, то делали это вполголоса. Минут через тридцать стюардесса объявила, что самолёт пересёк государственную границу СССР, и все пассажиры разом прильнули к иллюминаторам, словно хотели убедиться в правоте её слов. Но с такой высоты никакой границы не было видно. Над самолётом простиралось синее небо, а внизу виднелись одни лишь серые отроги гор, одинаковые как до границы, так и за её пределами. Поскольку было лето, никаких заснеженных горных вершин не видно и в помине. Только далеко — далеко на горизонте что-то слегка белело. Заснеженные вершины гор это, или просто облака, на таком расстоянии невозможно было разглядеть.
Ещё минут двадцать пять полёта, и стюардесса объявляет, что самолёт подлетает к Кабулу и через несколько минут совершит посадку в кабульском аэропорту. И точно, далеко внизу, в прозрачной дымке, виднеются кварталы большого города. Складывалось такое впечатление, что Кабул — это не один город, а четыре, разделённые невысокими горами. Стюардесса вновь предупреждает пассажиров о необходимости держать ремни пристёгнутыми, и все пассажиры, словно по команде, мгновенно выполняют её требования. Николай сделал то же самое.
Странное дело, когда самолёт обычно подлетает к месту назначения, он уже минут за двадцать до этого начинает плавное снижение. В данном же случае он фактически летел над Кабулом, но продолжал находиться на огромной высоте.
Именно в это мгновение, словно подслушав сомнения Николая, самолёт вдруг резко накренился влево и свалился в крутой штопор. Все внутренности словно переместились куда-то к горлу, а само тело непроизвольно начало подниматься вверх. Было такое ощущение, что оно находится в состоянии невесомости.
Сначала в голове Николая промелькнула мысль, что самолёт сбит неприятельской ракетой, но, глянув на окружающих людей и не заметив на их лицах признаков волнения, немного успокоился. Стало быть, этот «пируэт» лётчики делают умышленно, с одной только целью, чтобы самолёт не был сбит неприятельской ракетой. Только теперь до Николая дошло, почему в Ташкенте заменили экипаж лайнера. Гражданским лётчикам такие выкрутасы вряд ли по силам, да и не учат их этому нигде.
Сделав полтора оборота в штопоре, самолёт оказался в километре от поверхности земли. И на всё про всё ему потребовалось не больше пяти минут. Лихо однако! В иллюминатор было видно, как вокруг самолёта стрекозами кружат военные вертолёты с красными звёздами на боках. Несколько секунд спустя, вертолёты начинают отстреливать яркие ракеты. Оторвавшись от брюха винтокрылой машины, они резко отлетали в сторону, оставляя за собой шлейф белого дыма. Николай понял, что таким образом эти вертолёты прикрывают их самолёт от «Стингеров», «Блоупайпов» и прочей напасти, изобретённой людьми для уничтожения летательных аппаратов.
Уже у самой земли самолёт резко разогнался и на бреющем полёте в мгновение ока проскочил городские кварталы, состоящие в основном из глинобитных дувалов. В самый последний момент, перед тем, как колёса шасси коснулись бетонки, Николай заметил вкопанные в землю бронемашины и суетящихся возле них людей в военной форме.
Пробежав до конца взлётно-посадочной полосы, самолёт притормозил, после чего, развернувшись на сто восемьдесят градусов, подрулил к зданию аэровокзала.
Всё, остановка. Двигатели начинают затихать.
Слава Богу — долетели!
Присутствую на просмотре документально-художественного фильма об афганской войне. Написано так, что ясно представляешь сюжетную линию повествования: книжные образы оживают и ты ждёшь увлекательного продолжения. Роман имеет историческую ценность, ведь написан он непосредственным участником описываемых событий.
Спасибо Игорь за комментарий!
Да, именно так и задумывался роман, дабы увековечить имена героев повествования. Правда, я умышленно отошёл от его первоначальной версии написанной от первого лица, поскольку гольные мемуары издательствами и сценаристами зачастую не приветствуются. Но в таком случае, мне придётся переписать и роман «Второй пояс», который десять лет тому назад вышел в свет в бумажном варианте.
Оба эти романа представляют из себя дилогию, и дополняя друг друга, являются свидетельствами того, что происходило в Афганистане в период там присутствия там советских войск.
И как заметил один читатель -Если про войну не напишут её участники, напишут другие, но это уже будет не окопная правда, а фантазии на тему войны. Что, кстати, мы сейчас и наблюдаем с экранов кинотеатров и телевизоров.
Прочитала все опубликованные главы на одном дыхании. Документально-художественный фильм, где всё выстроено по деталям, просто, по-военному чётко и понятно. И в то же время ярко, образно, интересно! Лёгкий стиль. Вот такие сериалы об афганской войне надо снимать. Сейчас, к сожалению, много на телеэкране фантазий и на тему Великой Отечественной войны, и на тему афганской войны, и на тему разведки, уголовного розыска. Где до конца не понятен ход событий, смысл поступков героев, кто есть кто и кто за кого… Удачи, Анатолий Яковлевич! Ждём продолжения! По-женски посочувствовала супруге вашего героя. Ожидание, тревога, неизвестность, — это тоже очень тяжело!
Спасибо, Марина!
Любое прозаическое произведение так или иначе напрямую связано с реальной жизнью в которой все мы имеем место быть. Самое главное, это уловить её моменты, и постараться доходчиво изложить в литературном произведении.
Сейчас собираю фактуру, в том числе, из официальных документов, чтобы наваять рассказ об одном моём сослуживце по УГРО, у которого сложилась весьма не простая судьба. Но есть моменты, о которых я ничего не знаю, и поэтому приходится по крупицам собирать их привлекая для этого воспоминания его родственников и других сотрудников милиции, с кем он контачил. А если учесть, что моему герою в этом году исполнилось бы 96 лет, то можешь себе представить, какого это «разговорить» человека, который не помнит, что он кушал на завтрак.
Кстати, порй и я за собой замечаю некие провалы памяти, но стоит оказаться в кругу друзей, и начать с ними задушевнвй разговор, так сразу же из каких-то потаённых уголкоа сознания асплывают красочные картинки из прошлого, про которые давно уж позабыл.
Тут, самое главное — не откладывая в долгий ящик коротко набросать фабулу того события, и впослдствии именно эта коротенькая запись трансформируется в очередной рассказ, а то и повесть.
Как любит говорить один мой знакомый прозаик — Тупой карандаш, намного лучше острой памяти.