АЛЕКСАНДР УКОЛОВ
ЗНАМЕНСКИЙ ХРАМ.
Былое не всегда благообразно.
Однажды предки, учинив раздор,
Прельстились обещаньями соблазна
И пережили гибельный позор.
Но, погрузившись в ложное безверье,
И слабостью своею возгнушась,
Заплакала за притворённой дверью,
Пороком осквернённая, душа.
Тогда в земном поклоне опустились
На пустыре у городских ворот,
И в честь иконы «Знаменье» решили
Построить храм на рубеже болот.
Перетерпел он годы треволнений,
Печали непогоды вековой,
Но сырости настойчивое тленье
Заставило воздвигнуть храм другой.
Сергей Карягин допоздна при лампе
Расчёты по проекту проводил,
Построил его Хлебников Харлампий,
А Иоанн Кронштадтский освятил.
Здесь был прославлен мученик Иосиф,
И ликовал под сводами народ.
Отсюда, вызов богоборцам бросив,
Владыка Митрофан вёл крестный ход.
Теперь стоит тот храм полураздетый.
Былую славу больше не догнать.
Как будто стены и душа раздельно
Разграблены, ободраны до дна.
И вновь настало время покаянья.
Пред Знаменской иконой павши ниц,
Не устрашимся позднего признанья
Всех горьких, обличительных страниц.
Расстанемся с обманом вольнодумья,
И заново восполнится закон
Библейским словом и благоразумьем
Пронзительно-задумчивых икон.
Очистим всё от мусора и хлама,
И по канонам высшей красоты
Распишем стены Знаменского храма,
Над куполами укрепим кресты.
Восторжествует сила Божьей правды
Со Знамением веры, и, как встарь,
На смену обольстительным бравадам
Польётся к небу праздничный тропарь:
«Яко необоримую стену и источник чудес
стяжавше Тя, раби Твои,
Богородице Пречистая,
сопротивных ополчения низлагаем.
Тем же молим Тя:
Мир граду Твоему даруй
и душам нашим велию милость».
ВЕЛИКАЯ СУББОТА
Всё живое затихло под вечер Великой Субботы,
И в страстях утомлённых легло, выбиваясь из сил.
Человеческий род, насладившись плодами свободы,
В ожиданьи возмездья огонь по домам погасил.
Прошлым днём вы ходили большою толпою по кругу,
Вместе с римскою стражей в суды на допросы вели
Чудотворца, Учителя, вашего лучшего друга
И злорадно смеялись, когда Его зверски секли.
Лишь вчера, обступивши помост на дворцовом пороге,
Вы кричали «Распни!» и наветы злодейства плели.
Как приятно почувствовать силу над загнанным Богом
И к кресту пригвоздить беззащитную правду земли!
Как легко опуститься к языческой вере Пилата,
Чтобы только утешить гордыню церковных старшин
И предать навсегда за худую, греховную плату
Упованье на вечность своей драгоценной души!
А теперь уже поздно. Во мраке подземья погинув,
Разрушается таинство смерти для нас и для всех,
И, чугунные цепи с запястий на камни низринув,
Постадамовых праведных Ангел выводит наверх.
Мне всё время робеть перед запахом первой сирени.
Мне дышать по-особому запахом первых дождей
И весенней порой, когда только над миром сереет,
Слышать песенный стих вдохновлённых, пасхальных людей:
«Воскресение Твое, Христе Спасе,
Ангели поют на небесех
и нас на земли сподоби
чистым сердцем Тебе славити!
ВЕРБНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ
Утренней зарёю золотистой,
Славословимый из многих уст,
Ехал по дороге каменистой
На смиренном ослике Иисус.
Скромно к долу очи опустивши,
Восседал всепризнанный пророк,
Лазаря недавно воскресивший,
То ли чудотворец, то ли Бог.
И народ по сторонам дороги
Резал ветви вайи и олив,
Клал ослёнку тихому под ноги
И одежды лучшие стелил.
Истиной внезапно озарившись,
Каждый иудей тогда кричал:
«Сын Давидове», «Осанна в вышних»,
«Ты источник жизни и начал!»
День наступит, многошумья полный.
Шествие, не торопясь, пройдёт
Гефсиманский сад, поток Кедрона,
Выйдет к арке храмовых ворот.
Божий дом. Возвышенное чтенье.
Звон монет. Плач жертвенной овцы.
Изгнанные с каменных ступеней
Все меновщики и продавцы.
Рассужденья, притчи, наставленья.
Вздохи грешных, мытарей скупых.
Чудеса великих исцелений
С детства сухоруких и слепых.
Ликованье, возгласы восторга.
Фарисейский ропот во дворе.
Вспомнилась Вифанская дорога
На зелёной Масличной горе.
Захотелось вновь пойти всем миром,
Распахнувши чистые сердца,
До небесных врат Иерусалима,
До судьбы конечного венца.
Так и нам идти бы днём и ночью
Следом за торжественной толпой,
Прутья вербы в меховых комочках
Бережно держа над головой.
Мы идём дорогою одною,
Ветви освящённые несём
И под вешней раннею звездою
Напеваем с клиром в унисон:
«Общее воскресение прежде Твоея страсти уверяя,
из мертвых воздвигл еси Лазаря, Христе Боже.
Тем же и мы, яко отроци победы знамения носяще,
Тебе победителю смерти вопием:
Осанна в вышних, благословен Грядый во имя Господне!»
ДЕДА ТРОФИМ
Загостилась неспешная осень,
Зацепилась за сеть облаков.
И полынная ранняя проседь
Опустилась на щёки холмов.
Где-то в гуще засохших растений
Притаилась сверчковая трель.
По ложбине неясною тенью
Пробежал между трав коростель.
Выйду ночью заброшенной степью,
Поднимусь на терновый курган,
У подножья пушистою цепью
Расползается белый туман.
И охватит душевной тревогой
Оттого, что уже не шагнуть
За предел подтуманной дороги,
Где сокрылся мой праведный путь.
Вспомню мудрого деда советы:
«Если выход в ночи не найдёшь,
Ты чуток дотерпи до рассвета
И по светлому к дому придёшь.
Можно выйти, конечно, на трассу,
Да туда ли она приведёт?
Оглядись, не пужайся напрасно,
Не заметишь, как солнце взойдёт.
Бог заветную тропку укажет.
Ты ж, не мешкая, следуй за Ним.
Так бывало со мной не однажды».
Где теперь ты, мой деда Трофим?
Кто вихор непокорный поправит,
Тихо скажет: «Не бойся, сынок!»
И рукой своей верной направит
На горящий зарёю восток?
ПРЕОБРАЖЕНИЕ
Как свидетель древнего пророчества,
С незапамятных библейских пор
Посреди долины, в одиночестве
Воздымается гора Фавор.
Не одно тысячелетье минуло.
Помнила она, как вчетвером
Шёл по ней Господь тропой жасминовой
С Иоанном, Иаковом, Петром.
Как молился Он под старой ивою
На границе рощи, в тишине,
А Его ученики сонливые
У дубравных прилегли корней.
И шептали губы в просьбе истовой,
Воздевались руки до лица.
Что хотел Он, на коленях выстояв,
Выпросить у Своего Отца?
Добровольно жертвенные помыслы
Посылались к небу допоздна.
Вдруг восстали сонные апостолы,
В страхе пробудившись ото сна.
На большой горе Преображения,
Поднявшись на каменный утес,
Перед ними в свете озарения
Появился Иисус Христос.
Он взошёл торжественно блистающий,
Весь в одежды белые одет,
С ликом, ослепительно сияющим,
Излучая дивный Божий свет.
С Ним два мужа, про исход напомнивши,
Ободряли благостью бесед –
Два пророка, от Отца глаголющих,
Огненный Илья и Моисей.
И тогда-то на лесной окраине
По простосердечию души
Петр задумал каждому хозяину
Выстроить по куще-шалашу.
Но разверзлись тайны неизвестности,
Облако спустилось на Фавор,
И на изумленные окрестности
Громко огласился уговор:
«Сей есть Сын Возлюбленный, Единственный.
Слово в Нём Мое благоволит.
Слушайте Его святую Истину,
Как ветхозаветие велит».
Облако расширилось округою,
Как клубы тумана у реки,
И упали, голосом напуганы,
Верные Христа ученики.
Но, когда сияние рассеялось,
В сумраке томительной поры
Где-то вдалеке овца заблеяла,
И Господь спустился к ним с горы.
В наступившем мраке, ночью позднею
Замерли пространства всей земли.
Густо август осыпался звёздами,
Словно спички чиркая вдали.
Возвращались тихо, без сомнения,
Зривши Свет Небесный наяву,
Думали о новом поколении,
Том, кого к спасенью призовут:
Преобразился еси на горе, Христе Боже,
показавый учеником Твоим славу Твою, якоже можаху;
да возсияет и нам грешным свет Твой присносущный,
молитвами Богородицы, Светодавче, слава Тебе!»
КОШКА
«И зверьё, как братьев наших меньших,
Никогда не бил по голове».
С.А. Есенин.
У двери магазина напротив,
Зябко съёжившись в жалкий комок,
Чья-то кошка участия просит
И следит за мельканием ног.
Что ж ты, милая, в страхе мятежном,
Затаила растерянный взор?
Угасают пустые надежды,
Остаются мольба и укор.
Твой хозяин предательски бросил.
Где твой дом? Как теперь тебе жить?
На дворе уже поздняя осень.
Кто-нибудь пожалей, подскажи!
Подобрав под себя свои лапки,
И потупив задумчивый взгляд,
Долго кошка терялась в догадках
Под смятеньем обид и досад.
Что ей делать с пугающей волей,
Если нет ничего впереди?
Как уйти от отчаянной боли
В доверительно-нежной груди?
Мы сильны, ничего не боимся,
О добре и любви говорим,
Но когда-то всего мы лишимся,
Подойдём к нашей главной двери.
Здесь, на самом последнем пороге
Завершится земная стезя,
Может быть, тогда вспомним о Боге
И о брошенной кошки глазах.
ДОНБАСС
«Вниди в нас, Господи,
В великое горе наше,
И освети!»
И.С. Шмелев.
Где-то в Донбассе снаряды упали на крышу.
Поубивало ни в чём не повинных детей.
Удостоверьте, что я это точно услышал,
Трудно поверить в правдивость трагичных вестей.
Чьи это вороги деток загнали в подвалы?
Кто с беспощадным коварством их жизнь заложил?
Разве то внуки добрейшего деда Михайлы,
С кем я в Советском Союзе по-братски дружил?
Что же случилось, и что в головах повернулось,
Если об этом молчит даже старый отец?
Кто-то сказал, будто Каина семя вернулось
И проросло бурьянами на пашнях сердец.
Божьи заветы народом почти позабыты.
Каждый давно свою правду отдельно искал.
Правда одна – она Кровью Христовой излита.
Ею из Чаши поился хохол и москаль.
Степь пролегла, как цветная, широкая скатерть,
До Прикарпатских холмов и обрывистых гор.
Всех защищала от бед наша Божия Матерь,
И простирала над всеми один омофор.
Жаль, что былое теперь возвратится едва ли.
Время пришло это горькое горе испить.
Помнишь, Михайло, как мы с тобой раньше «спивали»
Про «ридну мати» и тройку в метельной степи?
Русские степи и чисте украинське поле
Окроплены изобильною слёзной росой,
Плачут и стонут под злобою воли-неволи
Где-то за чёрной, большой фронтовой полосой.
Время проходит, но долго ли мы ещё будем
Слушать команды с чужой, неприветной дали?
Опамятуйтеся, ридни и гарнии люди.
Что нам делить на просторах родимой земли?
Разве приятней посулы и лесть чужестранцев,
Сытные бургеры, сладостные калачи
Вместо свободы, лазурного неба румянца
И перепёлок, поющих в июльской ночи?
Пламя пожара, конечно, когда-то потушат.
Смолкнут сирены, и лучшее время придёт.
Кто же тогда оживит очерствевшие души
И к христианскому миру народ приведёт?
Господи, спаси благочестивые и услыши ны!