Конец марта 2020 года. Во всём мире разгулялся-разбушевался какой-то зловредный и жутко опасный короновирус с названием COVID-19. Страны и народы застыли в ужасе. Китай, первым подвергшийся нападению вируса, стал активно бороться и поборол-таки зловредину, остальные пока бороться продолжают. Медицина все свои умения прикладывает, вакцины разрабатывает. А народ? Кто как с ума сходит: кто-то медицинские маски сотнями скупает, кто-то туалетную бумагу километрами накупил.

Вон в далёкой Австралии туалетная бумага вообще с прилавков пропала. Это что же там с ними от страха сделалось? Хуже всех у итальянцев дела оказались, мрёт от этого дурного вируса много народу. А всё потому, что их платная медицина предпочитала даже во время простенькой простуды лечить пациентов сильными и дорогими антибиотиками; теперь заболевших никакие антибиотики прошибить не могут, а у многих на них аллергия давно, вот и получается высокая смертность. Особенно стариков новоявленный вирус обожает, так и липнет к ним, все хронические болезни обостряет, поэтому по ТВ слышны призывы к старым гражданам: сидите дома, устройте себе добровольный карантин. Скучно? Так займитесь домашними делами, телевизионные шоу посмотрите… Телевизионщики так уговаривают московских старичков не скучать, что странно: они что там, в своей Москве, целыми днями развлекались, что ли? Да ведь дома всегда дел полно… А кто продукты покупать будет? Не у всех же холодильники набиты на год вперёд. Говорят, мол, придут волонтёры и всё вам накупят, только денег им на покупки дайте. Ага! «Утром деньги, а вечером стулья…» Нет уж, лучше самим разобраться во всём! Слишком сложным стал наш мир, всемирная глобализация опутала его своими сетями, в которых барахтаются и европейцы, и австралийцы, и американцы… Нынче рвутся эти сети, аж треск стоит. И только у нас на Руси не видно такой уж особой паники. Правда, сначала тоже запаниковали люди, бросились гречку, сахар и спички скупать. Но только скупят, а товар уже снова подвезли… Неинтересно стало совсем, и продуктовая паника сама собой остыла. К тому же, в отличие от изнеженных иностранцев, мы серьёзную эпидемию уже однажды проходили. То была эпидемия холеры в далёком 1970-м…

Я тогда только на третий курс в институте перешла. Практику мы проходили на могучем производстве – изучали работу многих цехов на Судоверфи им. Кирова. Там было так интересно: увидеть вживую, как разливают по формам сталь, как делают сами формы, как делают модели изделий. А как удивительно было наблюдать за автоматом, в котором сгибались и зацеплялись друг за друга красные от сильного нагрева звенья мощной якорной цепи. Завораживающее зрелище! Потом отчёты писали, зачёты сдавали.

И вот, наконец, свобода – каникулы! И мы с мамой едем в Пятигорск в гости к родственникам – к семейству троюродной сестры бабушки. Много лет там не были, поэтому после нашей пыльной Астрахани Пятигорск казался просто райским местом. Прозрачный, будто настоянный на целебных травах, воздух, могучие деревья вокруг приветливо машут ярко-зелёной листвой. А гостеприимные родственники ещё и возили нас то в Кисловодск, то в Железноводск. Мы много интересного повидали, на совсем невысокую гору Машук взбирались, в знаменитый Провал заглядывали и видели на дне его маленькую лужицу голубой водички. Гуляли мы и по городу, в продовольственных магазинах восхищались обилием продуктов, которых в Астрахани давно не видывали. Стоял тёплый плодоносный июль, кругом продавались фрукты и овощи. Народ стоял в очереди за дынями, мы с мамой тоже встали. Когда подошла наша очередь, мама стала выбирать дыни, нюхая каждую понравившуюся. Молодой продавец смотрел на неё с удивлением.

— Зачем вы их нюхаете?

— Выбираю самую спелую. А недозрелые почти не пахнут.

Мы купили несколько дынь и отошли от прилавка. Уходя, мы видели, как парнишка-продавец бросился к дыням и стал все их нюхать. Так мы передали кавказцам астраханский опыт.

Ходили мы и по промтоварным магазинам, прикупили красивые египетские наборы постельного белья, оригинальные сувенирные кувшины. Правда, кувшины без глупейших надписей типа «Привет с Кавказа» и обязательного орла при них не продавались, и надписи пришлось сделать. А вот модные сумочки купить и вовсе не удалось. В тот год в моду вошли плетёные дамские сумки-корзиночки самых разных форм и фасонов, и за ними в магазинах толпой стояли в очереди курортники. Стояли и мы. Но не достоялись, и изобретательная четвероюродная моя сестра Ленка, девочка одиннадцати лет, мечтательно сказала:

— Вот если б у нас с собой иголка была или булавка…

— И что?

— Мы бы тёток в очереди кололи, они бы оглядывались, искали, что это делается, а мы быстренько пробрались бы к прилавку, купили сумки – и бегом!

Но иголки-булавки не было, и остались мы со своими немодными сумками.

Посещали мы и симпатичные пятигорские кафе, чтобы попить кофе с хорошими пирожными. Вот тут-то я и пострадала: одна из всей компании выбрала пирожное «картошка» и … отравилась. Делают-то это пирожное из крошек с добавлением крема и вина. Кто знает, что за крошки и что за крем были в той «картошке», только несколько последних дней перед отъездом домой мне пришлось проваляться дома, отпаиваясь лекарствами и читая хорошие книги из домашней библиотеки родственников. Билеты домой были уже закуплены, и мама опасалась, что я не успею выздороветь до отъезда. Но всё обошлось, ко дню отбытия я была относительно здорова. Наши щедрые родственники накупили всяких сыров и колбас, сложили их в громадный дорожный короб-холодильник, окружив их искусственным льдом. В таком виде спокойно можно было довезти гостинцы в родную голодноватую Астрахань.

И покатили мы домой. До Минвод доехали на электричке, пересели на поезд, идущий в Астрахань, и 1-го августа приехали в родной город. Встретившая нас бабушка сообщила радостную весть: в Астрахань прибыл туристический теплоход из Ленинграда, и на нём приехала мамина двоюродная сестра Лёля, младшая дочь бабушкиной сестры Маргариты. Правда, сегодня вечером теплоход уже отправится обратно вверх по Волге, но у нас есть несколько часов, чтобы повидаться с родственницей. Быстренько сунув в холодильник привезённые продукты и побросав чемоданы, мы поспешили на туристическую пристань.

Я до этого дня никогда не видела тётю Лёлю, она много лет плавала в Арктике и редко бывала дома. Тётка оказалась красивой дамой лет сорока, она тоже обрадовалась нашему приезду и встрече. Не меньшую радость доставил ей астраханский базар «Большие Исады», он привёл её в восторг, и она с жаром рассказывала, как они, туристы, побывали там и накупили арбузов, дынь, винограду и рыбы. Нам она подарила оригинальную сумку собственного плетения, мы ей тоже что-то подарили. Всем было хорошо и радостно, мы сидели на лавочке у пристани и оживлённо болтали обо всём на свете. Вдруг к нам подошёл милиционер, которого мама хорошо знала, он не раз бывал у неё на приёме в поликлинике МВД.

— Здравствуйте, Нина Васильевна!

— Здравствуй, Галиев! А мы вот сестру мою провожаем. Она на теплоходе к нам приехала и уже уезжает.

— А Вы знаете, что сегодня закрывают город?

— Как это закрывают?

— Холера у нас, Нина Васильевна. Эпидемия, сказали, началась. Так что предупредите Вашу родственницу, чтобы немытых фруктов не ела. Повезло им ещё, что сегодня уедут. А то бы и теплоход не выпустили. И в город никого впускать тоже не будут.

Милиционер козырнул и отошёл от нас, а мы остались в несколько обалдевшем состоянии. Честно говоря, мы даже не испугались. Холера, эпидемия… Всё это было где-то очень далеко от нашей обычной жизни и не вязалось с ней. Поэтому мы ещё посидели с Лёлей, потом она по сходням поднялась на теплоход и со второй палубы поприветствовала нас. Вскоре объявили об отходе теплохода, грянул марш «Прощание славянки», и трёхпалубный красавец-теплоход отчалил от пристани, выплыл на середину реки и стал величаво удаляться от нас. С палубы Лёля махала нам платочком, и мы махали вслед теплоходу.

Проводив теплоход, мы отправились на трамвайную остановку, сели на нашу «двойку» и поехали домой. Про эпидемию даже как-то забыли. На другой день мама вышла на работу, и вот тут уж стали поступать свеженькие новости. Мама рассказывала их ежедневно, и становилось страшновато. Город и в самом деле закрыли, милиция кругом стояла в оцеплении. Идущие к нам теплоходы уже в Волгограде заворачивали назад. С поездами было хуже: прибывших на них из отпусков людей не впускали в город, и многим отпускникам пришлось помотаться в поездах без денег и без удобств какое-то время. Потом открылись так называемые обсерваторы, и людей стали помещать в них на карантин. И только тут мы с мамой осознали, как крупно нам повезло, что мы успели вернуться домой до закрытия города. А если бы холера началась раньше, то меня, приболевшую в Пятигорске, тут же оттащили бы в их инфекционную больницу. И в город потом не впустили бы. Словом, со всех сторон повезло…

В закрытом городе жизнь, между тем, пошла своим чередом. Хотя те знакомые, что слушали по радио зарубежные «Голос Америки» и им подобные «голоса», рассказывали, какую панику подняли там. Сии «голоса» рассказывали своим слушателям, что в Астрахани на улицах валяются горы погибших, и вообще сплошной кошмар творится. На самом-то деле за всю эпидемию по всей области умерло у нас меньше 20 человек. Хотя и этого много, любая человеческая жизнь бесценна… Но наша астраханская медицина оказалась тогда на высоте. Наша область ведь всегда была в зоне риска, в наших степях и полупустынях водилось полно грызунов — переносчиков всякой заразы, поэтому с началом эпидемии наше здравоохранение приняло жёсткие меры. Во всех общественных местах в туалетах появились ёмкости с хлоркой для мытья рук, а в магазинах появился лимонный сахар, который следовало пить, так как холера боится кислоты. Полы в магазинах и прочих общественных местах без конца мыли с хлоркой, в больницах ввели карантин. Из окна я не раз видела грузовики с открытым кузовом, в котором сидели похожие на приведения дезинфекторы, которые одеты были во всё белое, головы их были замотаны тоже белым, а на глазах громадные очки. Смотреть на такое было по-настоящему жутко, но ведь ехали они спасать нас. А мы, смирившись с новой обстановкой, дисциплинированно мыли руки с хлоркой и глотали лимонный сахар, портя себе им желудки. Но выбирать не приходилось… А на кордонах нашего заповедника всех заставляли обязательно пить антибиотик тетрациклин. Воду там употребляли волжскую, а в ней как раз и водился возбудитель холеры с забавным названием «холерный вибрион». Мама рассказывала, что одному сотруднику милиции даже выговор вынесли за то, что он, будучи в отпуске в родном селе, искупался в Волге и заболел холерой. Утратил бдительность, стало быть… В городе пляжи были закрыты.

Мама рассказывала, что главную роль в победе над эпидемией сыграл один астраханский профессор-инфекционист, муж маминой однокурсницы. К сожалению, фамилию его я не запомнила, помню только, что начиналась она на «Б» — то ли Богомолов, то ли Белоусов. Этот замечательный доктор придумал специальные кровати для больных холерой, наладил лечение, и потихоньку эпидемия стала сходить на нет. Вскоре после эпидемии талантливого медика забрали на работу в Москву – руководить каким-то научным институтом. Его жена, приезжавшая а Астрахань., с восторгом рассказывала, как там ценят и уважают её супруга. Поэтому я была недавно очень удивлена, когда в каком-то издании вспомнили о холере и победу над ней приписали совсем другому человеку, который был просто крупным медицинским чиновником. Такова память человеческая…

Но тогда, в том далёком 70-м, в закрытом городе жить вдруг стало гораздо легче и сытнее. Множество продуктов, раньше неуклонно отсылавшихся в столицу, теперь были предоставлены нам, и мы с удивлением увидели на прилавков наших магазинов много всяких колбас и сыров, в овощных – настоящие сортовые помидоры и прочие овощи в хорошем виде, а не замученные и доставшиеся нам по остаточному принципу. В обувных отделах появилась хорошая обувь астраханской обувной фабрики, и мы купили себе отличные сапожки. А раньше-то за ними в столицу надо было ехать… Словом, увидели мы кусочек столичной жизни. Вот уж, нет худа без добра…

Тётя Лёля потом нам написала, как обошлись с туристами их теплохода. Капитан теплохода и туристическое начальство вместе с медиками прошли по всем каютам, и за борт полетели вожделенные дыни, арбузы, виноград и рыба. Теплоход гнали без остановок до самого Ленинграда, к счастью, больных на нём так и не нашлось. Но страху туристы натерпелись…

Насколько я помню, в Ленинграде, Москве и прочих крупных городах никакой эпидемии не наблюдалось. Холера, кроме нас, посетила тогда Одессу и другие южные города, но не помню точно, какие. У нас, в закрытом городе, жизнь продолжалась почти обычная, работали все магазины, учреждения и кинотеатры. Уезжавших из города сначала помешали на карантин в обсерватор, уж не помню, на сколько дней, где наблюдали за ними медики, а потом их выпускали из Астрахани. Но не всегда это было возможно. Со мной в институте училась девушка, которая вышла замуж за москвича. Парень ехал через Астрахань поступать в какой-то институт в Азии, но из-за холеры не был выпущен из города, поступил в наш АГТУ и обрёл здесь семейное счастье.

Учёба в институте в тот год началась сразу в сентябре, без всяких поездок в колхозы. Нас, студентов, гоняли периодически сдавать анализы на наличие или отсутствие холеры. Анализы шли под названием «Форма 30». Заболевших так и не обнаружилось, и учёба пошла своим чередом. С наступлением холодов холера как-то сама собой прекратилась, город открыли. Но ещё долго, не меньше года, наши продукты не отсылались в столицы, и мы вкушали благодатные побочные эффекты той эпидемии.

Практику после третьего курса мы должны были проходить на рыбокомбинатах других городов. И какие это были прекрасные города: латвийский Вентспилс, эстонский Пярну, украинский Жданов, который теперь Мариуполь! Обожая Прибалтику, я выбрала Пярну и получила направление туда на целых два месяца. Зато там на нас, прибывших из Астрахани, сначала смотрели с ужасом, сразу же погнали сдавать анализы на ту самую «Форму 30». Конечно, ничего не нашли и допустили нас, десятерых студентов, на работу в цехах Пярнусского комбината. И мы провели в роскошном курортном городе два прекраснейших месяца практики.

Вернувшись с практики, мы с подругой получили подарок от наших родителей: они нам купили билеты на теплоход, путешествующий по Волге до Перми. Никаких особых карантинных мер уже давно не было, и мы ничего не опасались и наслаждались поездкой по вольным волжским просторам, дышали упоительным речным воздухом, бегали по волжским городам и их богатым магазинам. Но, стоило теплоходу повернуть на Каму, как на первой же остановке началось… Теплоход пришвартовался к маленькому дебаркадеру возле небольшого селения. Прибывшие стали сходить с теплохода, и вот тут-то их похватали медики из местного медпункта и поволокли мерить температуру. А астраханские арбузы, которых с вожделением ждали встречавшие на берегу, были выброшены в Каму и поплыли в родные низовья. И так по всей Каме…

Сейчас по телевидению уговаривают испугавшихся короновируса: но ведь это же не такой ужас, как чума или холера, эпидемии которых гораздо страшнее. Сидите дома на карантине, и будет вам счастье. Странно, но тогда, в далёком 1970-м, не было никакой паники, и особого испуга не было. Мы верили в наших медиков, знали, что нас не оставят в беде, защитят от напасти. Наши медики и теперь оказались на высоте и мужественно держат удар. Да и люди у нас всё те же; хоть и морочили нас тридцать лет назад обещанием светлого капиталистического будущего, мы не очень-то этому поддались. И теперь других в беде не бросаем, и наши военные медики едут в далёкий итальянский город Бергамо укрощать пандемию. А межу тем, Чехия ворует груз медицинских масок для Италии – самим надо! Другие страны Евросоюза издали друг на друга поглядывают и всё туалетной бумагой запасаются. А у нас даже в том холерном 70-м никто туалетную бумагу пачками не скупал… Знай наших!

Поделиться: