Астраханское региональное отделение Союза писателей России поздравляет с юбилеем известную астраханскую писательницу и журналистку, члена Союза писателей России Марину Лазареву. Читатели знают её по сборникам прозы «Пути человеческие» и «Когда над степью гуляли ветры», по историческим романам «Ушедшие в никуда» и «Золотой трон». Публикует она также свои стихи и переводы. Марина – лауреат литературных премий имени Бориса Шаховского и Ивана Хемницера. Телезрителям хорошо знакомы её телевизионные работы на астраханских каналах. В последние годы она много и плодотворно сотрудничает с ОРТ (общественным российским телевидением).

Желаем коллеге по литературному цеху крепкого здоровья, благополучия и новых творческих удач в прозе и телевизионных проектах!

МАРИНА ЛАЗАРЕВА

РОДНЯ

Рассказ.

I
Где-то в конце узкого коридора, за завесой темноты пряталась дверь в Алькину комнату. Алька заперлась на ключ и уже два часа никого не пускала. Пятилетний Стёпка давно переделал все важные мальчишеские дела и теперь скучал, испытываемый одиночеством и любопытством: что же Алька так долго не выходит? Предательская половица скрипнула в тот самый момент, когда Стёпка  почти приблизился к замочной скважине.

— Степан, не подглядывай, — раздался за дверью Алькин голос, но мальчишеское любопытство взяло вверх, тем более, что замочная скважина находилась прямо на уровне Стёпкиных глаз, и его взгляд, словно нитка, пройдя угольное ушко, затаённо проник в мир Алькиных секретов.
Алька стояла перед зеркалом в длинном белом платье. Её медные вьющиеся волосы упругими локонами рассыпались по плечам. Она была такая красивая и чужая.
— Степан, отойди от двери, я тебе говорю, — снова раздался за дверью её голос. Степан нехотя оторвался от замочной скважины и побрёл прочь от двери.
— Мам, Алька меня опять прогнала, — хныкал он матери в подол, — сестра называется. Я её так люблю, так люблю! Больше тебя даже!
— Не мешай ей. Она у нас невеста. Завтра у неё свадьба, — успокаивала его мать, что-то стряпая на кухне, — мы же с тобой договорились, ты завтра будешь нести за ней фату.
— Да, завтра, а сегодня заперлась, — канючил Стёпка.
В окно постучали.
— Вера, ты дома? – раздался за окном голос соседки.
— Дома, дома, заходи, Полина, — пригласила женщину в дом Стёпкина мать.
— Да я на минутку. Моей Надюшки у вас нет?
— Да вон она с ребятишками в песочнице играет. Степан, иди, и ты поиграй с ними.
— Ну, слава богу, — успокоилась Полина, и её серые глаза сразу потеплели, — не успеваю я за ней. Растёт, на месте не посидит.
— Может, чайку попьём? – предложила Вера.
— Да, ведь некогда тебе. Завтра Алькина свадьба, — отнекивалась Полина. Она улыбнулась неприятной отталкивающей улыбкой, в которой сразу угадывалась некоторая неполноценность, обнажая полный рот неровных, покрытых тёмным налётом зубов. Она неловко проковыляла в комнату, прихрамывая, заметно волоча за собой левую ногу.
— Коль так, давай, да и Надюшка моя нашлась, — неразборчиво, словно жуя что-то, — прокартавила Полина.


II
Она поселилась с Верой по соседству четыре года назад. Невысокая, с кучерявыми от химической завивки русыми волосами, открытым взглядом, улыбчивая, с ограниченными неловкими движениями и годовалым ребёнком на руках, она привела Веру в полное замешательство. Домик, в котором расположилась Полина, был чем-то с ней схож. Слегка покосившийся, но крепкий, он смотрел на мир серыми ставнями окон, деликатно умалчивая о том, что все его коммунальные удобства находились в маленьком, засаженным яблонями дворике.
Вера часто наблюдала за Полиной через невысокий редкий заборчик, символически отделяющий их дворы друг от друга. На вид Полине было лет двадцать восемь. Каждое утро, подхрамывающей утицей выходила она во двор с большим тазом свежевыстиранных ползунков, рубашечек, фартучков. Аккуратно, старательно вешала она детские вещицы на верёвку, натянутую между яблонь, и вновь уходила в дом. Иногда Вера видела, как она, посадив ребёнка в коляску, шла, ковыляя, на рынок и возвращалась с тяжёлой сумкой продуктов в одной руке, ведя другой рукой коляску с плачущим ребёнком. Постепенно они с Верой стали здороваться, но никто из них не пытался начать хоть какие-то соседские отношения. Вере хватало забот. На её плечах была семнадцатилетняя Алька и годовалый Стёпка. Ей трудно было понять Полину, да и некогда. То ли нормальная, то ли с отклонениями. Одно понятно – с ребёнком и одинокая. Ну, живёт, и пусть живёт.
Как-то в один из дней Вера хлопотала в доме по хозяйству. От дел её отвлёк непонятный шум. Что-то глухо упало, потом загремело металлом по земле и смолкло. Вера вышла во двор, оглянулась по сторонам. Машинально взгляд её упал на соседский двор. Вера ахнула. Сквозь невысокий частокольчик она увидела навзничь лежащую Полину и валяющийся рядом алюминиевый таз. Выстиранное бельё валялось в пыли на земле. Вера, наскоро наказав Альке следить за Стёпкой, впервые нарушив территориальные границы владений, поспешила на помощь Полине. Полина силилась подняться сама, но боль не давала ей встать на ноги.
— Как же ты? Всё цело? Ну, вставай потихонечку, — испуганно оглядывала Вера соседку, — ой, да у тебя лицо разбито и коленки. Покажи ладони. Да как же ты?
— Ничего, бывает, — произнесла что-то нечленораздельное женщина и улыбнулась своей некрасивой улыбкой.
Вера помогла ей встать:
— Пойдём, провожу тебя в дом.
— Я сама, — снова улыбнувшись, ответила Полина и, проведя рукой по разбитой скуле, словно ничего не случилось, принялась собирать бельё.
В доме заплакал ребёнок. Полина оставила бельё и, подволакивая левую ногу, пошла в дом. Вера растерялась было, но быстро собрала бельё и понесла его в дом вслед за Полиной. Маленький, состоящий всего из двух комнатушек и кухоньки, он не имел внутри ничего лишнего – стол, кровать, шкаф, три стула. Вера застала Полину, держащей на руках ребёнка и, казалось, давно забывшей о случившемся.
— Не беспокойтесь, я часто падаю. Мало ли кочек? Если каждый раз жаловаться, то и жить не стоит. А у меня, вот, Надюшка, — неразборчиво выговорила Полина.
— Тебе чем-нибудь помочь? – спросила соседку Вера.
-Нет, — улыбнулась Полина, глядя на Веру серыми умными глазами, — лучше заходите просто так, в гости.
Вера вернулась   восвояси, к своей семье и заботам, а перед глазами всё стояло разбитое лицо и коленки соседки.
— Мам, я пойду погулять? – просилась вечером у матери Алька.
— Возьми с собой Стёпку.
— Мам, он же мне мешать будет.
— Ладно, иди, — отпустила она дочь.
Оставшись одна со Стёпкой, она всё вспоминала трогательные серые глаза и улыбку, то ли тщательно скрывающую ум, то ли предательски выдающую безумие.
Последнее событие несколько сблизило их с Полиной. Теперь они вместе сидели вечерами на лавочке, иногда ходили вместе на рынок. Вера не заметила, как стала понимать нечленораздельную речь соседки, как привыкла к её улыбке, и только свежеразбитые коленки каждый раз отзывались болью в её чутком женском сердце.
— У тебя что, никого родных нет? – спросила как-то раз соседку Вера.
— Есть. Мать, брат, сестра. Только я уехала от них, чтоб обузой не быть. Всё случилось, казалось, в один миг. Он был женат. Он и сейчас женат. Когда я поняла, что беременна… В общем, я решила оставить ребёнка. Меня отговаривали мама, врачи. Ведь мне нельзя было рожать. Моя болезнь – детский церебральный паралич. Этим всё сказано. Мне тогда сделали кесарево сечение. Родилась моя Надюшка. А он сказал, что ему всё равно, что у меня там родилось. Он к этому отношения не имеет. Прямо так и сказал. Я и не претендовала ни на что.  Ведь у него семья. Теперь и у меня есть семья – моя Надюшка. Только там, где я жила, очень часто слышала вслед – мать-одноночка. Что ж, может, они и правы? Только я уехала. Ведь в Надюшке моей моё счастье.
— На что же ты живёшь?
— Пока пособие на ребёнка, моя пенсия. Да я уже на работу устраиваюсь в психиатрическую больницу. У меня ведь медицинское образование. Я медсестра. Там сутки работать, четверо дома, и отпуск пятьдесят дней. Мне подходит.


III
Время неумолимо бежало вперёд, то смеясь беспечной юностью Альки, расцветало новой весной, то, стиснув зубы, заживляло физические и душевные раны Полины, перелистывая календарными листками годы.
Субботнее утро разбудило Веру ещё застенчивым солнцем. Оно солнечным зайчиком соскочило с подоконника, погладило её по волосам и отразилось в зеркале шифоньера игривыми брызгами. Вера встала с кровати, юркнула в тапочки и пошла посмотреть спящих беззаботным сном детей. Стёпка спал, широко раскинув руки и улыбаясь во сне. Рядом с его кроваткой на раскладушке калачиком свернулась Надюшка. Вера приоткрыла дверь в Алькину комнату. Та спала беззаботным сном невинной девы, разметав по подушке роскошные медные локоны. Вера уже не сердилась на дочь за то, что ждала её полночи. Пусть поспит. Вскоре на кухне заворчал чайник и аппетитно запахло оладьями.
— Тётя Вера, я проснулась, — в проёме двери показалась заспанная Надюшка. Она потирала ото сна свои серые глазки. Заплетённые косички, растрепавшиеся за ночь, растерянно торчали в разные стороны.
— Мама на работе? – спросила она тоненьким нежным голоском. – Когда она придёт?
— Вот позавтракаешь, и придёт, — ответила девочке Вера, — ты же не первый раз у нас ночуешь. Сейчас проснётся Стёпка, пойдете, поиграете во дворе.
Проснулись Стёпка и Алька, оладьи не мешкая перекочевали с тарелок в желудки, все дворовые игры были сыграны. Полуденные тени становились всё короче и короче.  Вера с беспокойством стала поглядывать на закрытые ставни Полининого дома. Обычно она возвращалась с ночного дежурства утром. Если когда-то и задерживалась, то не более, чем на полчаса. В сердце Веры закралась тревога.
Прошёл час, потом другой. Полина не появлялась. Вера нашла в записной книжке номер телефона отделения больницы, в котором работала Полина.
— Да, ушла. Смену закончила и ушла, даже не задерживалась, — ответил на том конце провода расслабленный субботним дежурством женский голос.
Вера уговаривала себя не волноваться, хотя Надюшка то и дело теребила её подол и спрашивала о матери.

«Хватит ждать», — подумала Вера.
Один за другим набирала она телефонные номера больниц.
— Да, поступала с многочисленными ушибами и переломом левой конечности. Госпитализирована в травматологию, — услышала она равнодушный голос диспетчера справочного. Вера посмотрела на часы. Время позднее. Весь день прошёл в хлопотах. Надо ложиться спать, а завтра найти в больнице Полину. Наутро, наскоро одевшись, она наказала дочери:
— Алевтина, посиди со Стёпкой и Надюшкой, а я пойду навещу Полину.
— Мам, только ты недолго. Сегодня воскресенье, мы с Игорем едем на природу, — недовольно отозвалась Алька.
— Возьми с собой Стёпку, — предложила Вера.
— Алька, возьми, возьми меня с собой, — оживился Стёпка.
— Мама, он ещё маленький, — с жалобными нотками в голосе возразила Алька.
Стёпка кинулся сестре на шею. Целуя и обнимая Альку, он трепал её медные кудри и просил:
— Ну, возьми. Ну, что тебе стоит? Я тебя так люблю, так люблю. Я по тебе буду скучать, —  и его милые глазки заблестели искренними детскими слезами.
Вера поспешила выйти из дома, плотно закрыв за собой дверь, чтобы не участвовать в разыгрывающейся драме.

IV
Верины шаги раздавались гулким эхом в узком больничном коридоре. Вера нервничала. Она только что узнала, что вчера утром, рядом с домом Полину сбила машина. Врачи предупредили её, что Полина была без сознания и только что пришла в себя. Вера открыла дверь в палату. Среди четырёх обитаемых больничных коек она не сразу нашла Полинину.
— Вот, около окна ваша больная, — подсказала вошедшая в палату медсестра, — долго не разговаривайте, она очень слабая.
Полина лежала бледная. На разбитом лице красовались кровоподтёки. Нога была в гипсе. Её закрытые глаза придавали лицу беспомощность. Вера села рядом на стул и дотронулась рукой до Полининого плеча. Полина открыла глаза не сразу. Увидев Веру, она, как обычно, постаралась улыбнуться.
— Как же ты? – не удержалась от неуместного вопроса Вера.
— Надюшка у тебя? – Вместо ответа еле слышно произнесла она.
— Да.
— Прости, что так вышло.
Вера погладила Полину по волосам. По дороге домой она думала о том, что скажет Надюшке, да и можно ли вообще говорить ей правду.

V
Подходя к дому, ещё издали Вера заметила в проёме открытой калитки маленькую Надюшкину фигурку.
— Что ты здесь делаешь? – спросила её Вера, – пойдём в дом.
— А мама где? Когда она придёт? – хныкала Надюшка.
— Скоро, — успокоила девочку Вера.
— Мне Алька сказала, что она в больнице, что у неё болит нога и голова тоже. Да?
Вера опустилась на корточки, обняв Надюшку за плечи, посмотрела ей в глаза:
— Правда. Она скоро поправится, а пока ты поживёшь у нас.
В доме слышался заливистый Алькин смех. Вера отворила дверь. Там, в комнате она увидела смеющуюся счастливую Альку и что-то рассказывающего ей высокого светловолосого парня. Игорю, так звали парня, было чуть больше двадцати. С Алькой они познакомились полгода назад на одной из шумных вечеринок. Демобилизовавшись из армии, Игорь только осматривался «на гражданке», когда их с Алькой глаза встретились.
— Здравствуйте, тётя Вера, — прервав рассказ, приветливо улыбнулся Игорь. — Мы с Алей собираемся поехать за город. Вы не возражаете?
— Не возражает! — вместо матери, всё так же смеясь, задорно ответила Алька. — Ну, что там с Полиной? – На одном дыхании решала она сразу несколько вопросов.
— Сейчас уже пришла в сознание, — ответила Вера, — машина сбила.
— Ну, мы поехали, — не дослушав мать, скомандовала Алька.
Из угла комнаты послышалось тихое всхлипывание, которое вскоре превратилось  в откровенный плач. Это Стёпка, играя в углу комнаты в машинки и наблюдая за сестрой, всё лелеял надежду поехать вместе с ними.
— Не реви, Степан, не возьму, — оборвала его Алька
— Ну, почему, Аля? Пусть поедет с нами, — вмешался Игорь, — собирайся, Стёпа.
Стёпка перестал реветь, и через полчаса счастливая троица уже мчалась на машине навстречу загородному солнцу и зелёной траве.

VI
Вера навещала Полину почти каждый день. Иногда она приходила одна, иногда брала с собой Надюшку. Когда Полина её видела, её лицо преображалось, светлело, а души мамы и дочки, казалось, соединялись воедино. Полина расспрашивала Надюшку обо всём, а та, совсем по-взрослому гладила её ослабевшую руку. Они не замечали ни сидевшую рядом Веру, ни соседок Полины по палате, ни входящую медсестру. Как-то раз, поговорив с Надюшкой, Полина серьёзнее, чем обычно завела разговор с Верой:
— У меня к тебе просьба, — обратилась она к соседке, — я долго над этим думала. Врачи говорят, что я пролежу в больнице не меньше месяца, а потом ещё долго будет болеть нога – перелом сложный, да и  сотрясение мозга при моём заболевании тоже даёт малоприятные перспективы. Спасибо, что не бросаешь мою Надюшку и меня, но у тебя ведь своя семья. Напиши моим родственникам письмо. Только как-нибудь помягче. Стыдно мне. Сама от них уехала, гордая. Даже адреса не оставила, А вот, не справилась.
Вера облегчённо вздохнула. Не от того, что она устала от чужого ребёнка или посещения больной соседки. Нет! Она обрадовалась, что наконец-то соединятся близкие любящие души.

VII
Игорь всё чаще бывал у Альки в гостях. Они часами были вместе, о чём-то смеясь и разговаривая друг с другом. Стёпка всегда крутился рядом. Вера не прислушивалась к их разговорам. Молодые, пусть веселятся. Она сидела около окна и что-то строчила на старенькой швейной машинке. Надюшка любопытно совала ей под руки свои тоненькие непослушные косички. Вечерело. Оранжевый абажур настольной лампы наполнял комнату домашним уютом. Сквозь щель неплотно задёрнутых штор в дом заглядывали сгущающиеся сумерки. Неожиданно в идиллию семейного вечера ворвался настойчивый стук в окно. Вера пошла открывать.
Отворив калитку, она увидела двух женщин  с большими чемоданами и дорожной сумкой в руках.
— Это дом Старцевых? – взволнованно спросила невысокая пожилая женщина лет шестидесяти.
— Да, — ответила Вера.
— Это Вы нам писали?.. Я мать Полины…
— Да, да,  проходите, — засуетилась Вера, без объяснений догадавшись, кем были её вечерние гости.
Неловкость и скованность первого знакомства помогли сгладить наскоро накрытый стол и маленькая Надюшка. Играя со Стёпкой, она то и дело подбегала к Вере и, выглядывая из-за её спины, с детским интересом изучала гостей. Анна Петровна, так звали мать Полины, всё время смотрела на девочку. Каждый раз, перехватывая взгляд женщины, Вера видела в нём виноватость. Анна Петровна заметно нервничала, то и дело поправляя густые, стриженные волосы. Светлана, сестра Полины, женщина лет тридцати восьми, тоже не могла скрыть волнения. Её выразительный карий взгляд то скользил по материнским волосам, то тонул в Надюшкиных косичках. Несмотря на неловкость родственниц Полины, беседа затянулась. Вера рассказывала им о том, как Полина жила все эти годы, рассказывала про Надюшку. Женщины то и дело вздыхали. Анна Петровна всё время молчала, украдкой вытирая, то и дело набегающие слёзы.
Проводив гостей в домик Полины, Вера, пожелав им спокойной ночи, уже хотела проститься с ними до утра, как её остановил удручённый голос Анны Петровны:
— Спасибо вам, Вера, за всё. Спасибо за Полину, за Надюшку. Наверно, я виновата в том, что она уехала. Не нашла нужных слов, не удержала, — сбивчиво заговорила всё время молчавшая  Анна Петровна,  — словно, что-то внутри неё прорвалось, и теперь должно было вылиться наружу. – Сколько я дум передумала, сколько слёз выплакала. Ведь, потеряла я её.
Голос женщины дрожал. Светлана смотрела на мать, и было видно, что она переживала то же. Вера, видя, что женщине нужно выговориться, присела на стул.
— Всю жизнь моей Полинке трудно было, — продолжала Анна Петровна. Она ведь ходить только в пять лет начала. До этого мы её на руках носили. И говорить поздно стала. А первым её словом было «сама». И всё она стремилась сама сделать. Чашку ручкой удержать не может, а всё равно говорит: «Сама». Ей тогда шестой год шёл. Я в тот день была на работе. Она оставалась со Светланкой. Вышли они со двора, одни ведь дома были, и пошли гулять. Вздумалось им через пути железнодорожные переходить. Сколько раз я им запрещала! А вот не послушались. Там поезд близко шёл. Решили они перебежать. Думали, успеют. Света перебежала, а Полинка зацепилась ножкой за рельсы и упала на шпалы. Поезд затормозил, а поздно. Хорошо, она между рельсов попала. Я вечером пришла домой, а Светланка одна в уголке сидит и молчит. Я её спрашиваю: «Где Полинка?», а она заплакала. Пока я от неё добилась, что случилось… Скорее в больницу, а там Полинке уже операцию сделали. У неё разрыв селезёнки был. Открылось внутреннее кровотечение. Врачи меня не обнадёживали. Сразу сказали, что шансов практически нет. А вот, выжила. В рубашке, стало быть, родилась. Бог её хранит. Как ей было тяжело учиться в школе! Выучилась. И медучилище закончила сама. Она ведь у меня умная.  А, когда я узнала, что она беременна…. Я её отговаривала. А она мне ответила, что прекрасно понимает, что может умереть, что если родит, могут быть всякие осложнения. А ещё она мне сказала, что хочет ради кого-то жить, и что воспитает она ребёнка сама. Я тогда не придала значения этому «сама», а вот оно, как обернулось.
— Не корите себя, — успокоила её Вера, — всё будет хорошо. Она сильная. Завтра встретитесь.
Ночь, опустившая на маленький дворик тёмную звёздную кисею безлунного неба, шелестела за окнами молодыми яблонями. Вера, вернувшись к себе, в эту ночь так и не уснула. Она всё думала о Полине и её матери, а больше всего она думала о своей заневестившейся Альке и маленьком, так любившем её Стёпке.

VIII
Старый раскидистый тополь смотрел в окно больничной палаты. За двадцать лет, что рос он здесь, он ещё ни разу не видел такой трогательной сцены. Сейчас он наблюдал за четырьмя плачущими женщинами, которые не замечали ни посторонних глаз, ни вообще, что-либо вокруг. Эка невидаль, женские слёзы, но в этих слезах было столько душевной боли, столько радости, столько невысказанности….
Анна Петровна целовала ладонь ещё слабой Полины, и её крупные слёзы, солёными градинами падали на больничную простыню. Полина нежно смотрела на мать из-за пелены, которая застилала ей глаза, полнилась влагой, искажая образы, тяжелела и падала, пробегая по лицу тёплыми солёными струйками, оставляла на щеках влажные следы. Светлана, присевшая на корточки перед кроватью Полины, вытирала слёзы сестры, не замечая своих. Вера сидела у изголовья кровати и, сопереживая, не отставала от женщин. Им не нужно было слов. Сколько раз они рисовали в мыслях эту встречу, но вряд ли кто-то из них предполагал, что она будет такой.
С этого дня Полина очень быстро стала поправляться. На её лице появился румянец, в глазах поселилась жизнь, а в улыбке – привлекательность. Через неделю она уже вставала с постели и, с помощью матери и сестры, кое-как передвигалась по палате, а через три недели врачи уже стали поговаривать о выписке.
За это время Надюшка привыкла к Анне Петровне, стала звать её бабушкой, а иногда просто «ба», и даже несколько раз оставалась с ними ночевать. А ещё через неделю в маленьком домике Полины впервые за четыре долгих года зазвучал заливистый жизнелюбивый смех. Анна Петровна оказалась женщиной очень энергичной и весёлой. Она всё время подбадривала Полину, когда та, опираясь на палочку, неуклюже передвигалась по дому. Она то и дело придумывала для Надюшки новые игры. Теперь девчушка не отходила от Анны Петровны ни на шаг. В маленьком Полинином доме поселилось долгожданное счастье. Несмотря на наступившую осень, дни для его обитателей становились всё светлее и теплее. Они бежали живым быстротечным ручьём. Полина почти оправилась от полученных травм, и только нога немного ныла вечерами. И всё бы хорошо, да только Анна Петровна всё чаще вздыхала о чём-то.
— Поля, может, вернёшься домой? – Спросила она как-то раз дочь. – Нам всем будет лучше.
 Полина молчала.
— К Алёнке я привязалась, да и под присмотром она будет, — продолжала уговаривать дочь Анна Петровна.
— Нет, мама, я останусь, — отнекивалась Полина, — теперь мой дом здесь. Здесь работа. Ты же знаешь, мне трудно найти работу, а здесь меня поняли, иногда даже на уступки идут. Я справлюсь. Я сама.
Беспомощная тишина повисла в воздухе, став союзницей немых взглядов матери и сестры, которые застыли на Полине в полном отчаянии.
— Нам скоро нужно уезжать, — нарушила тишину Светлана, — может, подумаешь?
— Нет,- коротко оборвала разговор Полина.
В этот  день они всё больше молчали, и только изредка слышны были вздохи Анны Петровны, да голосок Надюшки, звучащий то тут, то там звонким колокольчиком.

XIX
На улице господствовал вечер. Он всё больше и больше сгущал сумеречные краски, покрывая небо тёмным звёздным бархатом. Полина зашла к Вере на огонёк. После отъезда матери и сестры она ещё не видела подругу. Ей хотелось много рассказать Вере. Их задушевные беседы  и раньше затягивались надолго, а теперь, когда столько накопилось у Полины на душе, женщины и вовсе потеряли счёт времени.
Скрипнула входная дверь. Это пришла Алька. Она появилась в комнате загадочно улыбающаяся. Её медные кудри, рассыпавшись по плечам, прядями ниспадали на лицо, скрывая озорной румянец, который появлялся у Альки, когда она была чем-то взволнована. Алька подошла к матери, села с ней рядом и, обняв за плечи, шепнула на ухо:
— Мам, я замуж выхожу. За Игоря.
Вера, хоть и предчувствовала, что это должно было вот-вот произойти, всё же не ожидала услышать такое сообщение дочери сейчас. Она растерянно посмотрела  сначала на Альку, потом на Полину, потом на игравших рядом Стёпку и Надюшку.
— Когда? – словно боясь ответа, спросила она.
— Мы с Игорем решили весной, — беспечно ответила Алька.
— Ну, что ж, весной, так весной, — согласилась Вера.

X
Прошло несколько лет с тех пор, как под марш Мендельсона Алька с Игорем подошли к гражданскому алтарю ЗАГСа, чтобы сочетаться узами законного брака. С тех пор они жили, как говорят в красивых сказках, в любви и согласии. Теперь они были не одни. Их звал мамой и папой маленький человечек по имени Антон, которому они по их взаимному согласию дали жизнь. Игорю предложили перспективную работу в другом городе, и он со дня на день ждал вызова. Алька, как любящая жена, готова была следовать за ним, хоть на край света. Стёпка подрос. Постепенно он превратился в подростка, но всё также был сильно привязан к Альке. Поэтому известие о том, что его сестра должна будет уехать от них с мамой навсегда, встретил без особой радости. Как только разговор заходил о предстоящем отъезде, он становился грустным и старался уйти, чтобы не слышать о скорой разлуке с любимой сестрой. А пока время шло своим чередом. Стёпка с Надюшкой учились в одном классе, сидели за одной партой, делали вместе уроки и не подозревали, что Вера с Полиной мечтали о том, что в будущем…. Хотя, кто знает?
Полина суетилась на кухне. Стёпка с Надюшкой учили вместе уроки. Доклад по географии, который они вместе готовили, никак не мог  быть закончен из-за отсутствия нужного материала.
— Подожди, Надя, — вспомнил Стёпка, — у меня дома книжка есть по нашей теме.
Он вбежал в комнату и начал рыться в книжном шкафу. Неожиданно сквозь приоткрытую дверь Алькиной комнаты он услышал обрывки разговора.
— Билеты мы уже купили. Едем в четверг, — говорила матери Алька.
— Вы всё-таки едете втроём? – спросила её Вера. Степана с собой не берёшь?
У Стёпки забилось сердце. Он оставил поиски и прислушался.
— Нет, мам, — отозвалась за дверью Алька, — всё это слишком сложно.
— Ты не хочешь сказать ему правду?
— Правду? Как я скажу ему правду?! Столько лет прошло! Игорь ведь тоже ничего не знает!
— Игорь поймёт. Стёпка растёт. Ему нужна мать. Понимаешь. Я —  бабушка. Ему нужна ты. Неужели ты не видишь, как он переживает ваш отъезд?
Жар горячей волной прокатился по всему Стёпкиному телу. Забыв про доклад, он  растерянно стоял, не понимая смысла происходящего и не вслушиваясь более в разговор. Он не помнил, как вышел во двор. Осенняя грусть мелкой моросью ложилась на землю, оживляя пожухлые краски увядшей травы.  Стёпка всегда жалел эту уходящую прелесть осени, но сейчас он безжалостно прошёл по  мокрому буро-зелёному ковру из вчерашних листьев и травы вглубь двора. Там, за старой вишней скрывалась крепость его детских фантазий и тайн  — старый сарай. Сарай служил Стёпке то военным штабом, то пиратской шхуной, то космическим кораблём. Однажды, в дальнем углу сарая Стёпка закопал школьный дневник с целым выводком двоек. Сарай хранил все его тайны, и сейчас он видел горькие, ничего не понимающие слёзы.  «Может, я ошибся?» — Думал Стёпка. – «Может, я чего-то не понял? Как она могла?»
— Степан, — услышал он вдруг донёсшийся из-за забора голос уставшей его ждать Надюшки, – ты где?
Степан наскоро вытер слёзы и вышел из сарая. Он решил, что ничего никому не скажет.

XI
Четверг выдался солнечным. Осеннее солнце рисовало на земле по-осеннему длинные тени. Последние листья, облетая с засыпающих на зиму деревьев, кружились в воздухе золотым мерцающим конфетти. До отъезда Алькиной семьи на новое место жительства оставалось чуть более двух часов. В доме Веры с утра стояла суета последних сборов. Чемоданы в терпеливом ожидании толпились у дверей. Игорь нервничал из-за каких-то важных документов, которые ему не успели оформить. Он то и дело снимал телефонную трубку и с кем-то раздражённо разговаривал. Алька проверяла собранные вещи и, чтобы ничего не забыть, всё время смотрела в составленный ею список. Антон пытался засунуть в дорожную сумку большую пожарную машину, которую родители никак не хотели брать с собой. Вера суетилась на кухне, чтобы перед дорогой накормить детей. Время бежало неумолимо, оставляя за собой последние минуты, связывающие Альку с родительским домом. За окнами раздался сигнал автомобиля:
— Всё, пора ехать, — скомандовал Игорь,  — машина ждёт. Выносите багаж и садитесь.
— А где Стёпка? — спохватилась Алька. – Он едет нас провожать? Мы же опаздываем! Может, он у Полины? Мама, позови его, — обратилась она к Вере.
Вера пошла к забору:
— Полина, Стёпка у вас?
На крыльцо вышла Надюшка:
— Нет, тётя Вера. У нас его сегодня не было.
— Где же он может быть? — сетовала Вера.
Время бежало неумолимо. Стёпки не было нигде. Алька заметно нервничала:
— Куда он подевался? Вечно его ждать нужно!
Ждать Стёпку было нужно, да вот только время не оставляло больше на это шансов.
— Ладно, едем, — скомандовал Игорь, — не маленький, сам приедет на вокзал.

Поданный состав поезда протянулся вдоль платформы длинной зелёной гусеницей. Заняв купе, Алькино семейство рассовывало под лавки чемоданы и сумки. Вера стояла на перроне и смотрела сквозь закрытые стёкла вагонных окон на родные лица Альки, Игоря и Антона. Диспетчер объявил отправление поезда. Алька не выдержала и вышла к ещё открытой двери вагона. Не обращая внимания на подошедшую к ней Веру, она задумчиво смотрела вдаль. Она искала глазами Стёпку.
— Он так и не пришёл, — вздохнула она, — и, опустив глаза на мать, спросила: — Почему, мама?
Вера вздохнула. Поезд дёрнулся и медленно пополз вперёд. Равнодушная проводница, оттеснив Альку от двери, попросила её пройти в вагон.

…Из-за густых осенних полураздетых вокзальных кустов акаций Стёпке плохо был виден вагон уходящего, медленно набирающего ход поезда, в котором только что скрылись за закрытой дверью горькой правды медные локоны его Альки.

Поделиться: