В «Литературной газете» (№41 от 13.10.2021) в рубрике «Многонациональная лира России» опубликованы главы новой поэмы известного калмыцкого поэта, народного поэта Республики Калмыкия Владимира Нурова «Покаяние воина», переведённые на русский язык известным астраханским поэтом Юрием Щербаковым. Представляем это произведение читателям «Родного слова».

ВЛАДИМИР НУРОВ

ПОКАЯНИЕ ВОИНА

Поэма

Посвящаю отцу, Нурову Дорджи, погибшему при освобождении Ленинграда.

ВСТУПЛЕНИЕ

Народное горе, как море из слёз,

Хранит вечно память-владыка.

И в месяце Барса лютует мороз

В душе у любого калмыка.

Мы помним, как нечисти ада под стать,

Указ сочинил «вождь народов» –

Калмыков в предатели всех записать.

Их дома лишить и свободы…

Предатели? Кто в клевете виноват,

Обрушившей тысячи жизней?

Жестокий властитель, что предал солдат,

Собой заслонявших Отчизну!

Да будет он проклят, вершитель судьбы,

Творец беззаконных законов!

О, Небо, предсмертные слышишь мольбы

Промёрзших насквозь эшелонов?

Для всех поколений страшней нету ран

Зимы сорок третьего года.

Сибирской метели играет орган

Свой реквием боли народа.

Звучит он в душе неизбывно моей,

Как песня о маме и сыне.

И судьбы сплетаются всех матерей

В одной этой горькой судьбине…

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Дорджи Ленинград защищает в бою.

Он верит в сраженье кровавом,

Что коль суждено умереть, то семью

В беде не оставит Держава.

О, как подожжённые крепкой рукой,

Немецкие танки пылали!

Недаром товарищи званьем «Герой»

Его меж собой величали.

Смертельная битва. Лихая пора,

Где в битве с врагом все едины.

Зачем же героям всевластный тиран

Предательски выстрелил в спину?

Как можно идти с этим страшным клеймом

Солдатам-калмыкам по жизни?

И просят они у вождя об одном:

Погибнуть в бою за Отчизну!

От Сталина среди суровой зимы

Решения ждут, как награды…

На фронт, чтобы кровью бесчестие смыть,

Бегут из сибирского ада.

Увы, повелитель был истинно глух

К страданьям степного народа.

Но верили люди, что смертную мглу

Пробьёт справедливость восхода!

Что правды наступит вот-вот торжество,

Что подвиги их не забудут.

Не веря, что смерть им несёт «божество»,

Надеялись, словно на Будду.

О, тяжкой неволи голодные дни,

Где жизней оборваны нити.

Надежды людские похоронил

В сибирской земле повелитель…

Там дети тянули ручонки свои

Не к солнцу ль степи за защитой?

И чудилось старцам уже в забытьи

Тепло очагов незабытых…

Родные мои… Часто вижу во сне

Их души, ушедшие в вечность.

Как трудно поверить, что снова в цене

Любовь, доброта, человечность…

О, дьявольский умысел – всех разбросать,

Калмыков по дебрям таёжным.

Упрямо Дорджи ищет старую мать,

«Спасу её, если возможно!» –

Так думает он, боевой командир,

Свой род продолжающий древний.

Не зная, что мама его – «дезертир»* –

Шьёт шапки в соседней деревне.

Нашла там приют у сибирских селян

Калмычка. Что ей остаётся?

И русская печь согревает Улан,

Как будто калмыцкое солнце.

Серов-комендант – это злоба одна,

Бездушная страшная сила.

Подумаешь, мать офицера она!

Калмычка закон преступила!

Любуясь собой, на коне вороном

Вершит своё чёрное дело.

Дух матери хочет он в рвенье тупом

Убить унижением тела.

Его изуверству поможет всерьёз

Ледник под названием «карцер».

«Заставит калмычку сибирский мороз

У ног коменданта валяться!

Пусть просит прощения! Может, бог весть,

Помилую эту старуху!»

Дороже спасенья семейная честь

И сила калмыцкого духа!

Судьбой уготованный жребий суров:

Путь к подвигу – через страданье.

В ту ночь не дождался убийца Серов

Ни жалобы, ни покаянья…

ГЛАВА ВТОРАЯ

ГИБЕЛЬ МАТЕРИ

Метель за стеною смиряла свой бег,

Сугробы вокруг наметала.

Жалела страдалицу. Только ведь снег

Не станет, увы, одеялом…

И саваном узницу не обогреть –

Плохая из снега обновка.

Лютует мороз. Приближается смерть

К забытой богами Сосновке.

И, чуя всей кожею скорый приход

Владычицы вечного мрака,

И лает, и цепь ошалело грызёт

В соседнем подворье собака.

Не слышит Улан, ей в предсмертном бреду

Никто, кроме сына, не нужен.

Она от кровинки отводит беду,

Собой закрывает от стужи.

«О, Тара, твоим состраданьем живёт

Всё сущее в мире под солнцем.

Богиня, молю: сохрани древний род!

Пусть он на Дорджи не прервётся!»

И эта мольба на небесную твердь

Взлетела с душой её скоро.

Всему человечеству матери смерть

Останется вечным укором…

О, как научиться по совести жить?

И есть ли у горя пределы?

В тот миг роковой разве только Дорджи –

Вся степь наша осиротела…

Меж тем отобедал убийца Серов

Под водочку для аппетита.

Погибла калмычка – одна из врагов.

Что думать об этом! Забыто…

ПОКАЯНИЕ

Но в Омскую область, в Сосновку спешит

Наранов Дорджи издалече.

Желанье одно у сыновней души –

Обнять материнские плечи.

Он мысленно в том незнакомом селе,

В суровом краю бездорожном.

Он сердцем отыщет на этой земле

Дорогу в посёлок таёжный!

Пешком, а порой на попутных санях

Он движется к цели упрямо.

И слышит солдат наяву и во снах:

Зовёт его ласково мама.

Не сразу к Дорджи подобрела тайга –

Хозяйка Сибирского края.

Неделю поёт ему песни пурга,

Тоскливо о чём-то вздыхая.

Душою неведомый страх завладел

Предчувствий. Неужто им сбыться?

Уже у села рассказал о беде

Калмыку угрюмый возница…

Дорджи больше мать не увидит живой.

Узнал офицер, как всё было.

И встретила холодом вечным его

Улан ледяная могила.

И сердце пронзил этот холод, как враг,

Жестокою истиной сыну,

Что горе его не разделит никак

Бездушная власти машина.

«За что ты со мною, Отечество, так?

Не знаю вины за собою!

И мама моя – разве Родине враг?

Отечество, ты нам – родное!

Ты в сердце моём было в смертном огне!

В беде я тебя не покинул!

За что же сегодня, Отечество, мне

Стреляешь предательски в спину?

Как ненависть эту в душе удержать?

Где силы найти, чтоб с убийцей,

Сгубившим сегодня безжалостно мать,

Без мести на свете ужиться?»

О, эти страданья солдатской души –

Она, как у стенки, распята…

Терзаясь сомненьями, воин решил:

Немедленной будет расплата.

Неужто же кровью убийцы солдат

Позволит душе оскверниться?

Он знает: не будет дороги назад,

Когда переступит границу…

«Дашь мщению волю – закончится род!» –

То предки незримо с героем.

Но месть наступает: «Не должен жить тот,

Кто руку поднял на святое!»

Разведчик Наранов в жестоком бою

Сомнений ни разу не ведал.

Врага пожалев на переднем краю,

Над ним не одержишь победы.

А тут… Дом убийцы. Получит злодей

Вот-вот по заслугам. О, боги!

Там девочка-ангел, встречая гостей,

С улыбкой стоит на пороге.

Лепечет дитя, что у папы её

Сегодня весь день именины,

Что милому папе в альбоме своём

Она подарила картину.

Доверчив и чист этот ласковый взгляд!

Что может растрогать сильнее

Суровую душу? И понял солдат,

Что стать палачом не сумеет…

Он ради грядущего месть оттолкнёт

В минуту прозренья навеки.

Иной небеса начертали исход

Высокой судьбе человека.

То предки его из далёких веков

Душевною делятся силой.

Наранову матери чудится зов:

«Прошу тебя, сын мой, помилуй!»

О, как же права многомудрая мать!

И жить он обязан на свете,

Чтоб солнце души её всем передать

В наследие собственным детям.

Труднее всего в эти страшные дни

Стального двадцатого века

Нетронутой совесть в душе сохранить,

В себе сохранить человека.

О, как же легко милосердью пропасть

В душе, что ещё не готова,

Поверить, что Родина – это не власть,

Которой по нраву серовы.

Предательством будет судьбу положить

К ногам этой власти. В Сибири

Пришло в этот миг озаренье к Дорджи:

Есть жить для кого в этом мире!

Да, есть у него среди бед и невзгод,

Как небо степное, как солнце,

Надежда и вера в родимый народ!

Любовь у него остаётся!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Без солнца в душе тяжко жизнь продолжать,

Надеждою трудно согреться.

Мороз, погубивший несчастную мать,

Забрался Дорджи прямо в сердце.

Не волком ли воет метель за окном

В свинцовом погибельном мраке?

В калмыцкой душе беспросветно темно,

Как будто в промёрзшем бараке.

Дорджи – сирота… В очаге нет огня,

К которому сердце стремится.

«Неужто навеки уже для меня

Пристанищем будет темница?»

Несчастье великое – быть одному.

Скитается он по Сибири.

Когда ж посочувствуют боги ему

В суровом неправедном мире?

Когда же закончится время невзгод?

Когда же появится солнце?

А сердце сигналы о помощи шлёт.

Чьё сердце ему отзовётся?

О, пращуров Духи, услышьте меня!

Не зря, вы, защитники чести,

От гибели род мой незримо храня,

Меня отвратили от мести!»

Услышали предки и солнца лучи

Зажгли для Дорджи на востоке.

О, чудо заветное: он получил

Письмо от любимой Лооки.

ПИСЬМО ДЕВУШКИ ЛООКИ

Любимый, прости, что я первой тебе

Пишу заповедные строки.

Так, видимо, было угодно судьбе –

Тебя отыскать издалёка.

О, как бы хотела я, друг мой, поверь,

Холодной сибирской зимою

Великую боль твоих страшных потерь

С тобой разделить всей душою!

Я верю, что всем испытаньям назло,

В душе, опалённой войною,

Осталось ещё то святое тепло,

Рождённое нашей весною,

Которая юностью нашей была…

И в горе, тоске и печали

Любви нерастраченной нашей крыла

От лютых морозов спасали,

Учили за правду стоять до конца,

Победа над ложью – за нею!

Сливаются если любимых сердца,

Становятся оба сильнее!

Пусть инеем волосы тронул мороз,

Не будем на это в обиде

И после проклятого времени слёз

Мы правды победу увидим!

Я верю, что к нам День Свободы придёт,

Ломая оковы страданья!

Тот день, о котором мечтает народ

Сегодня в сибирском изгнанье.

Дорджи, для меня ты – частица души.

Коль помнишь меня, жду ответа.

А если забыл, всё равно напиши,

Чтоб сердце узнало об этом.

Не бойся: от вести такой небосвод

Не рухнет на землю до срока.

Письма с нетерпением вашего ждёт

Эрдниева. Ваша Лоока.

Март 1944 года.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

ПИСЬМО ДОРДЖИ

«Лоока, письмо твоё душу мою

Нашло, воскресило, согрело.

В груди пробуждённые чувства поют,

Ослепшее сердце прозрело!

То юности нашей счастливой весна

Дала светоносную силу.

Волшебным бальзамом надежды она

Тоску и печаль победила!

Мой ангел, с тобою твой прежний Дорджи,

Вернувшийся из Преисподней!

И веру в добро, и желание жить

Душе ты вернула сегодня!

От слов твоих тяжкие раны мои,

Как в древней легенде зажили.

И в сердце опять зажурчали ручьи,

Что горем закованы были!

Казалось, что нежность убила война,

Что вечны отчаянья сети.

Но в сердце опять торжествует весна,

И солнце заветное светит!

Открылась душе пробудившейся вновь

Заветное истины пламя:

Дорога в грядущее – это любовь,

Что вечно останется с нами!

Отныне у нас нераздельны пути,

Мне счастья иного не надо!

Ты, солнце моё, нам судьбу освети,

Где будем навеки мы рядом!

Я верю: поможет счастливыми стать

Любви животворная сила!

На это моя незабвенная мать,

Я верю, нас благословила!

Под снегом взошли мои чувства, сродни

Побегам озимой пшеницы.

Надеждой в душе зеленеют они,

Готовые заколоситься!

Дорджи – лесоруб, он до света встаёт

На смену в таёжных глубинах,

Где прочной стеной голубой небосвод

Берёз подпирают вершины.

От участи горькой не уберёг

Всевышний лесные берёзы:

Топор орошает берёзовый сок,

Как светлые девичьи слёзы.

Те слёзы – лекарство от грязи и лжи,

Что мир заполняют жестокий.

Мгновение каждое слышит Дорджи

Молитву любимой Лооки…

Подснежники, как на свиданье спеша,

Пробились на свет из сугробов!

Вот так и солдата пробилась душа

К добру от всевластия злобы.

В тайге, где недавно метели мели,

Весенняя жизнь забурлила.

И в сердце вливается запах земли

Великой целебною силой!

О, как бы хотели калмыки весной

В степных журавлей превратиться!

Да только не все улетают домой,

Лишь души умерших – как птицы…

ГЛАВА ПЯТАЯ

ДЕНЬ ПОБЕДЫ

Его в каждом доме так преданно ждут.

Придёт он – заветный, весенний!

Надеждой живут, даже если беду

Давно принесло извещенье…

Смеялись и плакали люди в тот день,

В день, самый прекрасный на свете!

И досыта, может, впервые везде

Наелись собаки и дети.

Победа пришла. Но немногих она

Вернула в деревни Сибири.

Боль вдов и сирот – какова им цена?

Да есть ли она в этом мире?

А в душах калмыков лютует мороз,

«Дорогою смерти» рождённый.

И бьётся за жизнь свою каждый всерьёз,

Отчаяньем непобеждённый.

О, как же он страшен, тот голода гнёт!

И старый, и малый, страдая, –

Там каждый весны, как спасения ждёт:

Крапива спасёт молодая…

«Предатель» – зловещая эта печать
Легла на сердца, словно камень.

Не могут бойцы удалые понять,

За что их назвали врагами.

Смертельной обиде бывалых солдат

Тайга вековая внимает:

Наранов ещё не забыл Ленинград,

Дом Павлова помнит Нармаев…

В их душах ещё не остыла война,

И слышится на лесосеке:

– Не главная ль наша с тобою вина,

Что там не остались навеки?

Как жить? Отмечают по головам

Их всех, как покорное стадо.

Теперь для калмыков не гордость, а срам –

Надеть боевые награды…

О, совесть и мужество! Вы наравне

Владеете сердцем, как прежде:

Коль совесть Дорджи прижимает к стене,

То мужество дарит надежду…

Как тяжко глядеть на голодных сирот –

Погибли отцы за Отчизну,

А дети бредут от ворот до ворот,

Прося подаянье для жизни.

Не легче ль на танки с гранатой идти,

Со смертью неистово споря,

Чем вместе с народом осилить пути

Людского великого горя?

Дорджи в год Победы – всего двадцать три,

И памяти вещие птицы

Спасают его, и ему до зари

Счастливое прошлое снится.

Там мама чудесную песню поёт,

Что слышал когда-то ребёнком.

И степь озаряет заветный восход

Под гимны любви жаворонка!

«Лоока, я знаю, ты слышишь его

Свободы и радости трели!

И наших сердец золотое родство

Препятствия не одолели!

Рвануть бы в Тюмень! Далеко? Не беда –

Прошёл бы к любимой всю землю!

Но это побегом сочтёт комендант

И в камеру бросит немедля…»

Дорджи и Лоока – связало двоих

Заветное встречи желанье.

Внимает безмолвному гимну любви

Воистину всё мирозданье…

«О, ветер весенний, волшебник степной,

Твой запах, знакомый до боли, –

От хвори душевной целебный настой,

Дающий мне силу и волю…

Я должен продлить угасающий род!» –

Так думает воин всё чаще.

Солдат-лесоруб Человеком живёт,

Не прошлым живёт – настоящим.

Услышал Иртыш, как поклялся Дорджи

У маминой светлой могилы

Так жизнь свою в этой вселенной прожить,

Чтоб детям в внукам хватило

Заветного света великой любви

Прекрасного сердца родного.

«О, мама, сюда с продолженьем твоим

Вернусь я когда-нибудь снова!

Чтоб сердце озябшее вновь ожило,

Я холмик могильный укрою,

Впитавшею солнца степного тепло,

Родимой калмыцкой землёю.

Закончится время великой беды,

И в прошлое канет изгнанье,

Чтоб выросли в душах святые плоды

Любви, доброты, созиданья!»

…Всё так и случилось. В сибирскую даль

Прихлынуло счастье для многих.

И правде великой народа печаль

Промолвила: «Белой дороги!»

Сошлись у Дорджи и Лооки пути,

Их ждёт испытаний немало.

За хлебом насущным пришлось им пойти

На каторгу лесоповала.

Порою терпеть эту муку невмочь,

Усталость супругов сразила.

Но тут улыбается ласково дочь,

И к ним возвращаются силы.

Они победили в жестокой борьбе,

И разве могло быть иначе,

Когда им грядущее в общей судьбе

Несёт по заслугам удачу!

Исполнил обеты седой ветеран,

Но память не гаснет святая.

Дорджи ненаглядную дочку Улан

Обнимет – и боль отступает.

Поделиться: