Платон Гарин – астраханец. Сейчас живёт в Москве. Несколько лет назад он издал книгу мистических историй. Новый его рассказ – уже не мистический. Случай, о котором он написал, действительно был во время Великой Отечественной войны в наших краях.

По пыльной сельской дороге торопливым шагом в сторону правления колхоза шёл старик. Позади него, семеня босыми ногами, то и дело поправляя спадающие штаны, бежал малец.
– Семёныч, ну возьмите с собой, Семёныч! Ну пожалуйста! – вопил малой, стараясь не отстать от старика.
– Уйди, сопля, зашибу ненароком! – буркнул старик, не сбавляя шаг.
– Семёныч, ну возьмите! – не унимался тот.

Старик поднялся на крыльцо правления и рванул входную дверь.
– Это что же такое получается, товарищ предсядатель, почему именно я должо́н ехать на острова? Али у нас в колхозе дел нет важнее? – резанул старик сходу.
Председатель молча затушил папиросу, поправил пустой левый рукав гимнастерки в ремень и подошёл к окну. Старик стоял перед ним, словно накалённый стержень. Высокий, мускулистый, широченный в плечах, в светлой рубахе и засаленной кепке на лысой голове.
– Хорошо, что сам пришёл. Глянь, Семёныч, кто на земле остался? – председатель мотнул головой в сторону поля. – Я – калека да ты – старик. Одни бабы кругом, они тебе и сеют, и пашут, и рыбу тянут.
– Да у нас трактор, того гляди, встанет! – не унимался старик.
– А у меня, Семёныч, план! Фронту нужна рыба! На Дальнем бабы насушили почти центнер, вот и надо забрать, я, что ли, поеду?
Семёныч сел на лавку, вытер кепкой пот со лба и осклабился.
– Да знаю я, – уже спокойным голосом сказал старик, потом посмотрел на председателя, – но и ты пойми: Семёныч туда, Семеныч сюда, а я, может, на фронт хочу!
Председатель достал пачку папирос, ловким щелчком выбил одну и протянул старику.
– Ты с какого года?
– С семьдеят восьмого, – ответил старик, разминая папиросу.
– Вот сам себе и ответил на вопрос! Твой фронт здесь. Так что собирайся на Дальний и точка!
В это время в открытом окне появилась растрёпанная детская курчавая голова:
– Семёныч, ну возьмите меня!
– Это кто тут ещё такой? Ну-ка подь сюды.
Председатель ловко поймал мальца за ухо.
– Ай, дяденька, больно! – заныл малой.
– Ну, кто таков, чей будешь? – грозно рявкнул председатель.
– Миша я, с Анной из Речного приехал, – проскулил тот.
Председатель узнал мальца и отпустил его ухо.
– Ну что ж ты так, мог бы и в дверь постучаться, войти. Ну, чего тебе?
– Анна скоро уезжает и меня заберет обратно, а я на островах не был и Семёныч меня не хочет брать с собой, – обиженно проныл малой.
Председатель посмотрел на распухшее красное ухо пацана.
– Ладно, я поговорю с ним. Ты тока Нюрке не звони, что я тебе это…
– Хорошо, дяденька председатель, не скажу, только вы с ним поговорите построже! – сказал малой и шмыгнул носом.
Когда малец убежал, прикрывая рукой ухо, председатель вновь поправил пустой рукав.
– Семёныч, да возьми ты его с собой. Нюрка она своих двоих без мужа подымает, да ещё из детдома кажный раз берёт. Вот и сейчас мальца привезла этого.
– Да на кой он мне сдался? – сердито возразил старик.
– Ну вот что, Семёныч, это тебе и приказ, и просьба. Я сам зайду к Нюрке, скажу чтобы пацана собрала с тобой!
Рано утром старик сидел в лодке и нервно курил. Наконец послышались шаги, а потом из тумана вынырнула фигура мальчика.
– Ах ты, сукин сын, я тебя цельных два часа жду!
– Я, Семёныч, проснулся, а Аня уже ушла на утрянку. Она мне с вечера сказала, что вы ровно в шесть будете ждать на берегу, а я без пяти выбежал из дома, и поэтому вы не могли меня два часа ждать! – заикаясь, оправдывался малой.
– Вот, едрит твою пять… умник нашёлся! – выругался старик и со злостью кинул окурок в реку.
Малой сел в лодку и замолчал.
Старик опустился на колени, достал из ворота рубахи нательный крестик и зажал его в руке.
– Господи, дай нам пути лёгкого, воды спокойной, избави нас от … – молился старик, закрыв глаза.
– А бога-то нету! – прервал молитву мальчик.
Семёныч замолк, злобно зыркнул на малого, перекрестился, сунул крестик обратно за пазуху:
– И терпенья мне ангельского!
Оттолкнув лодку, старик сел за весла и стал грести. Лодка медленно растворялась в густых слоях тумана, а вскоре и вовсе исчезла.
Прошло чуть более часа. Мальчик, накрывшись фуфайкой, спал дне лодки. Равномерный скрип уключины, словно сладкая песнь Морфея, убаюкивала и Семеныча. Он то и дело зачерпывал рукой воду, омывая свое лицо, руки, грудь, шею.
Мальчик проснулся. Вытянув голову он увидел, что лодка стоит у берега, а старика нет.
-Семеныч, вы где? — испуганно закричал малой.
На берег из зарослей ивняка вышел старик.
-Оправиться хочешь? — спросил Семеныч.
-Что, извините? — переспросил мальчик
-Иди сходи по нужде за дерево, — произнес старик и слегка толкнул в плечо мальца своей гигантской рукой.
Когда мальчик вернулся, то на носу лодки лежал ломоть хлеба, несколько вареных картофелин, огурец и пару кусков вареной рыбы.
-Давай налегай, а я покемарю чудок. — сказал Семеныч и лег на дно лодки.
Мальчик наклонился к воде, вымыл руки.
-Семеныч, а у Вас полотенце есть руки вытирать?
-Нет у меня, — буркнул уже засыпающий старик.
-А соль? Я без соли не могу.
-Рыба соленая. — уже сквозь сон послышался ответ гиганта, лежавшего в лодке.
-Семеныч, а вы мне огурчик порежьте, пожалуйста, мне Аня всегда так делает.
Старик быстро вскочил на ноги. Лодка закачалась. Малой со всей силой вцепился руками за борта лодки, боясь упасть в воду и испуганно посмотрел на старика.
-Ты ж, едрит твою пять, огурчик ему порежьте, барин нашелся. Ешь, что дали, и поплывем дальше! – вскрикнул старик.
Семеныч выпрыгнул из лодки на берег и бросил кепку на песок.
-Ну, прядсядатель, ну удружил! А то думаю, что он всё – Нюрка да Нюрка! Свадил мне сопляка! Когда вернемся, я ему такой огурчик устрою! — возмущался старик.
Расстегнув рубаху на все пуговицы, Семеныч греб веслами и матерился.
Мальчик сидел на корме и боялся даже взглянуть на старика.
Хотя какой он старик, подумал пацан. Семеныч был двухметровый человек-гора, лысый, с широким квадратным подбородком, чисто выбритым лицом и огромным, с небольшой горбинкой носом.
Семеныч и вправду был человек-гора. Жил он в деревне один. Жена его Рая, как узнала, что второго сына убили, так и преставилась. Старик и раньше был нелюдим, а потом стал и вовсе бирюк, но местные его любили, уважали. До войны был сторожем на полях, в саду. А как всех на фронт забрали, так остался он единственным мужиком в деревне, пока не прислали председателя из района, фронтовика покалеченного.
Прошло некоторое время. Старик успокоился. Его лицо не уже сокрушала страшная гримаса. Не верилось, что совсем недавно он материл все на чем стоит белый свет, вспоминая Нюрку, председателя, и еще много кого других, которых мальчик не знал.
-Семеныч, а Вы до войны кем были? — Робко спросил малой, спустя некоторое время, когда понял, что старик немного «остыл».
-В колхозе работал, сады и поля охранял. — после продолжительной паузы нехотя ответил старик
-Вот с этим ружьем? — Малой показал на ружье, лежавшее на дне лодки.
-Да с этим. — Буркнул Семеныч.
-А если ружье взять и …
-Цыц! — оборвал его старик и вытащил из воды весла.
-Слышишь гул?
Нет! — удивленно протянул мальчик.
-Вон с той стороны. Кажись, самолет летит. — сказал старик и показал на черную точку в небе.
Мальчик встал на корму и замахал руками.
-Самолет, самолет, ты возьми меня в полет! — кричал малой приближающейся ревущей крылатой машине.
В это время стальное брюхо, словно серая туча, тенью пролетело над лодкой.
-Немцы! А ну ложись! — крикнул старик и стал с усилием грести к берегу.
Самолет уходил вдаль. Вскоре от него не осталось и звука.

Что ему надо было тут? — испуганно спросил мальчик.
-На море идет.
-Семеныч, как думаешь, он заметил нас?
-Можа и заметил. Надо быстрее доплыть до Дальнего.

К ночи старик и мальчик доплыли до места.
-Бабы, гляньте, сам Геннадий Семеныч собственной персоной к нам пожаловал! — послышался чей то женский голос на берегу.
-Вам бы всё языками стрекотать, вот мальца лучше накормите, — бросил в ответ старик, подгребая к острову.
Вытащив лодку на берег, Семеныч сел на край кормы, достал папиросу.
-Семеныч, ты? — послышался голос во тьме.
-Здравствуй Тося, — ответил старик и спрятал папиросу обратно в пачку.
Женщина поправила платок, накинутый на плечи, и села рядом
-Это чей малый? — спросила женщина и кивнула в сторону мальчика.
-Нюрка опять из детдома привезла, вот и напросился, — устало ответил Семеныч.
-Ох, Нюрка, добрая она баба.
-Не чета вам тутошним! – ответил старик
-Ай, Семеныч, и многих ли ты тутошних знаешь? — ехидным голосом произнесла женщина.
-Ты, Тоська, на что это намекаешь?
-Да бабы всякое говорят про тебя. Гулял ты будь здоров, а Райка твоя все прощала.
-Ты, Тоська, Раю не трогай, она была хорошей, любил я ее.
-Ладно уже, буди мальца, на столе ужин стынет.
Утром, загрузив в лодку последний мешок с сухой рыбой и получив сопроводительные документы, старик и мальчик двинулись в обратный путь.
Вся лодка была завалена мешками. Малец, опустив руку в воду, пытался ухватить проплывающие мимо водоросли.
-Вынь руку! – велел старик.
Пацан стряхнул в воду набранные водоросли и улегся на мешки с сухой рыбой.
-Не крутись на мешках, всю рыбу изломаешь. — прикрикнул негромко старик

Семеныч, я в туалет хочу.
-Вот ты ж едрит твою пять! Ну куды ж я причалю, камыш стеной с двух сторон.
-Семеныч, мне очень надо, — жалобно попросил мальчик.
-Завернем в колку, там можа и будя, где причалить. Ух заноза-то! — выругался старик.
-Только живее, нам засветло успеть надо! – произнес сурово старик.
Достав пачку, Семеныч увидел, что осталось всего одна папироса.
«Не на вечер оставлю». — решил старик и вновь сунул пачку в карман.
В это время вернулся малой и залез в лодку.
-Ноги обстучи, всю рыбу песком обсыпешь! — воскликнул Семеныч.
-Она же в мешках.
-Не перечь, делай что велено тебе.
Стряхнув песок со своих босых ног, мальчик уселся рядом с Семенычем.
-Не сиди тут, мешать будешь мне. — сурово произнес Семеныч.
Пацан пересел поближе к корме.

С тобой бяда прям! Тебя как кличут? — Спросил старик, поправляя весло в уключине.
-Миша я.
-А в детский дом как попал?
-Папку на войне убило, мамка в Ленинграде умерла. Так и попал.
-А папка иде воевал?
-Он музыкантом был, мамка говорила, что он с бригадой на передовую поехал, там и накрыло всех сразу.
-И такое бывает! — тяжело вздохнул старик.
Семеныч оставил весла и полез в карман.
-А на чем папка твой играл?
-На скрипке. У нас все на скрипке играли: и дедушка Изя, и дядя Шлёма.
Старик все-таки вытащил папиросу, чиркнув спичкой, прикурил и выпустил струю едкого дыма. Он вспомнил, как в девятьсот пятом охранял покой Москвы. Тогда город бурлил, митинги, баррикады, революционеры. Почти каждый день казаки разгоняли толпы демонстрантов.
В один из дней демонстрация рабочих двигалась по узкой улочке, а впереди них шли музыканты, играющие какую-то революционную песню. В конце улицы на площади стояли казаки. Кони били копытами об мостовую, словно рвались в бой. Седоки молча наблюдали за надвигающимся шествием. Это был первое участие Семеныча в усмирении.
-Братья казаки! — громко произнес урядник. — Этот сброд большевиков и жидов желает свержения нашего Царя-Батюшки, они сеют смуту среди народа, подстрекают к погромам и убийствам. Слушай команду! Шашкииии нагооо-ло!
Что было потом, Семеныч не любил вспоминать и не рассказывал никогда никому по понятной причине. Первым, кто попал под копыта его коня, был скрипач. Музыкант, завидев надвигающегося на него всадника с шашкой, бросил смычок и от ужаса закрыл лицо скрипкой. Взмах. Удар. Рассеченное надвое окровавленное лицо музыканта и разлетевшиеся в разные стороны от удара шашки скрипка и очки. Кровь хлынула на голенище казака.
-Ух ты е… — вскрикнул старик, сплюнув на обожженные истлевшей папиросой. пальцы
-Ты что Семёныч?
-Да так, вспомнилось…

Старик греб веслами и молчал. Мишка сидел на корме и рассматривал птиц, пролетавших над водой.
-Семеныч, смотри кажется самолет! — мальчик показал на черную точку в небе.
-Надо к берегу, в камыши, неровен час опять фриц.
-А если наши?
-Если наши, пущай себе летять.
Самолет низко пролетел над водой, а потом пошел на второй круг.
-Заметил фриц, — крикнул старик и с еще большим усердием стал грести к берегу.
Страшный треск разорвал девственную тишину дельты реки. Звенящая стальная очередь словно большие капли ровной полосой прошли почти рядом с лодкой.
-Пригнись! — скомандовал старик
-Семеныч, миленький, еще чуточку. — вопил малой.
Лодка носом разрезала высокую и густую толщу камыша и уткнулась в берег. Самолет сделал еще один заход, но то ли потерял лодку из виду, то ли пожалел патроны, с ревом пронесся над рекой и ушел в даль.
-Семеныч, смотри, вода на дне! — испуганно сказал мальчик.
-Живо на берег! — скомандовал старик и спрыгнул в воду.
Когда все мешки были выложены на сухом берегу, старик вытащил лодку из воды.
-Ах ты, едрит твою пять, пробоина. Надо заделать чем-то.
-А чем? — спросил Мишка
-А шут его знает. Что-нибудь придумаем. — негромко ответил старик.
Семеныч был еще тот «калач», у него всегда в лодке лежал кусок смолы прозапас.
-Иди веток сухих набери, а я смолку поищу. — сказал Семеныч перебирая хлам в корме.
Малой ушел, а Семеныч выложив найденный спасительный кусок смолы, стал на берегу потрошить намокший мешок с рыбой.

Да уж, хорошо, что вся не промокла, — подумал он
Малой занимался костром, а старик аккуратно нанизывал на собранные длинные ивовые ветки намокшую рыбу.
-Костер готов! – радостно крикнул Мишка.
-Ну и я всю промокшую воблу насадил. Пущай просохнет на солнышке, да обветрится, авось обойдется, — произнес Семеныч, крепя последнюю ветку с рыбой на сухое сваленное дерево.
Старик достал кусок смолы размером с кулак и бросил его в огонь.
-Ведра у нас нет, поэтому ты дровишки не на него, а с бочков ложай, так топится быстрее будя, вот так…
Старик аккуратно положил сухую ветку рядом с куском смолы.
Вскоре над берегом поднялся черный смоляной дым.
Малой откинул в сторону сгоревший уголь и подбросил свежие ветки. Смола стала шипеть, издавая зловонный запах.
Семеныч то и дело подходил к наспех сооруженным вешалам и щупал воблу.
-Сыра ишо! — с горечью произносил он.
Неожиданно послышался гул, а потом в небе показался самолет.
-Обратно летит! – с тревогой сказал Мишка.
-Вот я его сейчас… Семеныч метнулся к лодке, достал винтовку, щелкнул затвором.
Немец летел точно на старика. Когда самолет уже был над ним, старик вскинул винтовку и выстрелил.
Немецкий летчик видел, как человек внизу выстрелил из винтовки

Дитер, этот русский словно безумный. Жаль, мы в море отстреляли все патроны. Я сейчас еще один круг ниже сделаю. Напугаю его. — спокойно произнес Вальтер.

Нет, Вальтер, не делай этого.
-Не переживай Дитер, все будет красиво.
Немец сделал круг и пошел на снижение.
Старик, дождавшись, когда самолет будет аккурат в прицеле, выстрелил.
Тррррр, трррры,трык. Двигатель застрекотал, а потом заглох и замолк, а из под винта повалил черный дым.
-Семеныч молодец, попал. Ураааа! — радостно воскликнул Мишка.
Качая крыльями из стороны в сторону самолет на бреющем полете, едва задевая макушки зеленого камыша, скрылся за густой зеленой стеной. А еще через некоторое время послышался всплеск воды.
-Вот тебе за сынов моих. — крикнул старик.
-И за папку и мамку мою. — произнес малой, тряся кулаком в сторону исчезнувшего самолета.

В это время на другом конце острова два немецких летчика выбирались из упавшего самолета.

К черту, Вальтер, ты идиот! Кретин! Нас сбил какой-то русский из винтовки! — ругался пилот, отстегивая ремни.

Лучше помоги выбраться. У меня нога очень болит. — с трудом ответил тот.

Завтра Югенс полетит по нашему курсу, он-то нам точно поможет выбраться из этой дыры.. — произнес Дитер, а потом обхватил своего товарища, стал вытаскивать его из кабины самолета.

Старик опустил ружье.
-Ну Семеныч, ну ты молодец! — Не унимался малой.
-Да не ори как оглашенный. Давай быстрее лодку чинить. — сказал старик и слегка потрепал кудри мальчика.
Законопатив пробоину и залив её горячей смолой, старик потрогал пальцем свежую заклепку.
«До вечера не высохнет, как пить дать не высохнет».
Солнце скатилось за горизонт, покрывая пушистые верхушки камыша алой бахромой. Птицы своим вечерним пением провожали еще один прожитый день.
-Семеныч, а это что за варежка? — спросил Мишка и показал рукой на ветку дерева.
-Это брат не варежка, это гнездо птицы. — спокойно ответил Семеныч
-Интересно, как будто варежка или маленькая серая валенка. — удивленно, по детски ответил Мишка.
-Накинь фуфайку, да погрызи что-нибудь. Тоська нам вот собрала в дорогу харчей мал-мал. — сказал старик и развернул узел с едой.
-Семеныч, а правду говорят, что ты четверых белогвардейцев уложил? — спросил мальчик, раскладывая еду себе и Семенычу.
-Мне не надо, сам ешь. А за это дело врут все. Не четверых, а шестерых. Двоих потом в амбаре нашел, спрятались. Ну я их как котят и удушил. Вот этой самой рукой.
Мишка посмотрел на могучую ладонь старика и от удивления открыл рот набитый рыбой.
-А ты в гражданскую воевал? — Немного прожевав, спросил Мишка.
-А хто не воевал? Все воевали. Брат на брата, сын на отца. Всяко было́. — задумчиво ответил старик.
Мишка завернул остатки еду в тряпицу и завязал в узел.
-А ловко ты немца сбил. — гордо сказал мальчик

Я брат ты мой еще германца в империалистическую бил. Меня в пятнадцатом забрали и попал я на германский фронт. Немец с характером был. Шлема носили с пиками сверьху. Помню лежим в окопе, а немец кричит: «Комрад, комрад, иди домой!» Ну, комрад по ихнему товарищ значит. Бывало месяцами лежали в окопах друг супротив друга, а в атаку не ходили. Ну а потом, как революция наступила, многие домой ушли. Однажды к нам приехал командир красный, с бантом, с большими усами, Буденный стало быть, ну и говорит: «Браты, отечество в опасности. Антанта давит молодую республику». Вот так я и стал конармейцем. А раз в бою мне пикой ногу прошили. Когда рану залечили, домой отправили. А дома горе. Белые пришли узнали, что я в конармии Буденного, вытащили мого отца из хаты и зарубили на глазах у матери. А потом пришли красные. Брат мой Яшка за белых был. А когда наши их стали громить, он прибежал домой и сховался. Его красные и повесили. Вот такой коленкор.
-Знаешь, Семеныч, я не хочу с Аней обратно в детский дом. Мне тут нравится.
-Ну, брат, если бы мы делали все, что хотим!
-Семеныч, миленький, забери меня к себе жить. Я буду тебе на скрипке играть.
-Спи ужо! Утром мешки погрузим и дальше поплывем. Да и я что-то с тобой разговорился. — негромко произнес старик и поправил фуфайку, накинутую на мальчика.
-Хорошо Семеныч, что ты ружье взял с собой.
-А как тут без ружья в диком месте. То кабан, а то вот немец…
Но малой его уже не слышал. Он уснул завернувшись в фуфайку и прижавшись к старику.
«Эка жизнь какая, словно река, — размышлял старик, глядя на спящего Мишку. – Также начинается с маленького ручья и чем дальше, тем становится полноводнее, извилистее, с крутыми берегами, обрывами, большой волной. В каждой реке есть свои пороги и водовороты. Где-то реки встречаются, расходятся, но все равно они впадают в море, там и растворяются на веки вечные. И нет конца той воде, что течет в реках, также нет конца роду человеческому. Одни уходят, а в это время рождаются новые, будто где-то за тысячи верст бьет ручей жизни и дает новую волну. И бежит она через необъятные просторы, пока не канет в морской пучине». С этой мыслью Семеныч и уснул.
Старик проснулся рано. Мальчик спал рядом. Ощупав еще свежую смолу, он решил, что уже можно спокойно плыть дальше.
-Эй, малец, подымайся, собираться надо. — Произнес старик и слегка тронул его за плечо.
Мальчик встал, потянулся, глотнул из фляжки воды.
-А у нас осталось что-то поесть? — зевая, спросил Мишка.
-Есть малость, да ты вон поди пособирай свежую ежевику, её тут полным полно, а я пока мешки перенесу.
Уложив в лодку последний мешок старик осмотрелся.
На песке вдоль берега были детские следы.
-Малой, хде ты есть? Вот окаянный! Ну холера, я тебе задам! — выругался громко старик.
Неожиданно из кустов на берег выскочил мальчик.
-Семёныч, т-т-ам немцы! — произнес Мишка, заикаясь от испуга.
-Какие такие немцы? — удивился старик.
-Наверное, которых мы сбили, — ответил Мишка, показывая рукой на ружье.
-Да шут с тобой, — растерянно произнес Семеныч.
-Честно говорю, два летчика, там, на берегу.
Старик взял винтовку и ссыпал в карман патроны.
-Где они, говоришь? — спросил он Мишку.
-Иди вдоль берега, там будет сваленное дерево. Они там, за ним. — Ответил тот и показал рукой в сторону.

Оставайся тут! — сказал Семеныч.
-Не Семеныч, я с тобой. Я один боюсь.
-Цыц, сукин ты сын! Делай, что тебе велено. Спрячься за лодку. Я скоро! — прикрикнул Семеныч.
Ступая осторожно, старик вскоре увидел на берегу сваленное сухое дерево. За ним, как и говорил мальчик, были люди.
Прислушавшись, Семеныч понял, что это настоящие немцы. Один из них лежал на земле, второй по колено стоял в воде и что-то говорил.
-Эх мать честная! — Шепотом произнес старик.
Он лег на землю, протиснув винтовку среди сухих веток поваленного дерева, прицелился и выстрел. Перезарядив Семеныч вновь прицелился. В это время в его сторону стали стрелять. Фриц, стоявший в реке, уже успел выскочить из воды и, отстреливаясь из пистолета, бежал в камыши.
Семеныч почувствовал резкий толчок в правый бок.
-Ловкий ты, гнида, но не уйдешь, гад! — ругнулся старик, не обращая внимания на боль.
Выстрел. Бегущий споткнулся и упал лицом вниз.
-То-то же! — ухмыльнулся Семеныч.
Немец, лежавший на земле с перевязанной ногой, поднял руки вверх и что-то стал кричать. По всей вероятности, он сдавался.
Старик поднялся, стряхнул песок с рубахи, увидел багровое грязное пятно.
-Ах ты ж едрит твою. — Вскрикнул Семёныч и вновь почувствовал резкую жгучую боль в правом боку.
Отложив винтовку, он задрал рубашку. На теле была рана, из которой сочилась кровь.
-Вот будь оно неладно.- выругался старик
Перешагнув через сухой ствол дерева, прижимая рану рукой, он направился к лежащему немцу.
Подойдя ближе старик увидел, что живой немец лежит в трусах, а его правая нога ниже колена сильно опухла и была небрежно забинтована.
-ich bin krank, ich nicht Schießen — кричал немец и показывал рукой на свою распухшую ногу.
Содрав рукав со своей рубахи, старик свернул его и приложил к ране в боку.
-Накинь портки, срамота! — произнес Семеныч и швырнул ногой брюки немцу.
Тот торопливо, превозмогая боль, небрежно одел их.
Семеныч могучей рукой схватил немца за шиворот поволок его по песку к лодке. Тот сразу стал орать и стонать. Но Семеныч с упорством тащил немца вдоль берега.
Кинув его у лодки, старик огляделся.
-Эй, ты где? — позвал он мальчика.
-Из кустов выскочил Мишка подбежал к Семенычу, обнял его и заплакал.
-Ну-ну, хватит ужо. Ты лучше посмотри брат, какой мы трофей взяли! — произнес старик и пнул ногой немца.
Тот сразу обнял голову руками и жалобно заскулил.
-Вот они какие. Смотри и запомни. Других их не должно быть.
-Гитлер капут, Гитлер капут! — вопил немец.
-Что ты все заладил, капут да капут. Давай-ка я тебя увяжу покрепше. Небось моему младшенькому годок будешь. — произнес старик, распутывая веревку.
Тут мальчик увидел большое багровое пятно на рубахе.
-Ты ранен? — вскрикнул Мишка.
-Да подранили меня чудок. — с сожалением ответил старик.
-Тебе больно, Семеныч? — с жалостью в голосе произнес Мишка.
-Пособи лучше мне его увязать да в лодку скинуть. — ответил тот.
Связав немцу руки и погрузив его среди мешков, старик вытолкнул лодку в реку и с трудом перевалился в нее через борт.
-Ну-ка подложи под меня фуфайку, а то кровью рыбу замараю. — попросил он Мишку.
Усевшись удобнее, Семеныч взялся за весла и, преодолевая нестерпимую боль, стал грести.
-А до деревни далеко? — спросил малой
-Да ужо скоро, если грести, то к полудню будем. — тихо ответил Семеныч
Прошло некоторое время.
-Все, не могу, мощи нет. — устало произнес старик опустив вводу весла. — Ты эта, малой, подай мне ружье, а сам разрежь немчуре путы.
Взяв ружье, Семеныч с трудом пересел на другое место.
-Греби давай, а то … – крикнул он пленному, наставив на него ружье.
-Гитлер капут, Гитлер капут!- запел свою песню немец и стал грести веслами.
-Тото же! — ухмыльнулся старик
-А он не убежит? — спросил Мишка, робко посмотрев на немца.
-Куда он убежит, ну ежли что, я ему покажу! — ответил старик и потряс ружьем.
Через некоторое время Семеныч лег на мешки.
-Худо мне, ой худо. Не доеду я. — шепотом произнес он.
Мальчик обнял могучее тело старика.
-Семеныч, миленький, не умирай, ну пожалуйста! — сквозь слезы, с надрывом произносил мальчик.
Старик закрыл глаза.
Мальчик взял винтовку и прицелился в немца. Тот бросил весла и закричал.
-Я не стрелять, Гитлер капут!
-Мишка, не стреляй в него, не бери грех на душу!- послышался хриплый голос старика.
-Семеныч родненький, я думал, ты… — мальчик вновь обнял одной рукой старика.
-Рано ты думал. — тяжело улыбнулся Семеныч.
Немец тоже обрадовался, что старик жив и стал быстро грести веслами.
Старик пристально смотрел на Мишку. В этом чистом облике он видел искупление всех своих земных грехов, в его глазах, наполненных слезами, болью, горем и одиночеством, он увидел погибших на войне сыновей, любимую жену и того скрипача в очках. Перед этой безгрешной детской душой он стоит, словно перед Всевышним, и держит ответ за всю свою жизнь. Старик потянулся рукой и зажал в кулак свой нательный крестик.
-Мишка, прости меня сынок.- произнес Семеныч и поцеловал черную курчавую голову мальчонка.
-За что, Семеныч? — удивился Мишка
-Просто прости и все. — спокойно ответил старик.
-Ну конечно прощаю, Семеныч, родненький! -плакал мальчик и обнимал могучую лысую голову старика.
-Ну вот так-то оно легче стало! — тихо сказал Семеныч.
Старик закрыл глаза.
Солнце садилось за горизонт, оставляя на воде алую полоску ряби. Вскоре река стала шире. Пологие берега, поросшие непроходимым камышом сменились крутым яром. Течение становилось сильнее и преодолевать его приходилось с большим упорством. Волны тихо раскачивали лодку. Они бежали из далекого края, там, где маленький ручей давал новые жизни.
Могучее тело старика лежало в лодке. Молодой немец греб веслами и тихо всхлипывал. Мишка держал винтовку в руках и старался не выдавать своих слез, казалось, что за этот день он повзрослел на целую жизнь.

Поделиться: