Платон Гарин. «Конверт». Рассказ.

Добрый день. Слежу из Краснодара за свежими публикациями «Родного слова». Литературная жизнь на страницах журнала всегда кипит. Спасибо Анатолию Воронину, Максиму Жукову, Вере Саградовой, Дине Немировской, всем читателям. За последние годы в моём литературном портфолио есть и поэзия и даже переводы, но в основном это прозаические произведения. Среди них есть и новые, нигде не опубликованные. Сегодня хочу представить один из своих рассказов «Конверт», с которым некоторые читатели уже знакомы. А в качестве эпиграфа к нему скажу вот что: «Если в глубокой старости мы до мельчайших подробностей вспоминаем наше детство, значит, наш жизненный круг совершил свой полный оборот».

ПЛАТОН ГАРИН

КОНВЕРТ

Рассказ

Начну свой рассказ самого начала. Родился я в мае двадцать второго года. Мама работала на бондарном заводе, а папа был механиком на судне. Рос, как и многие мальчишки тридцатых годов, – учился в школе, был пионером, клеил фанерные планеры, играл в чапаевцев.

Многие ребята с нашего двора на лето уезжали из города к родственникам или в пионерские лагеря. Мне не везло. К нам на лето тётка привозила из деревни бабушку. Она была старенькая, да к тому же плохо видела. Мне каждое лето приходилось ухаживать за ней.

В один из дождливых летних дней я сидел дома. Бабушка, накинув на себя мамину кофту, тихо дремала в кресле. У порога сидел старый одноглазый кот Жафрей и вылизывал свой мокрый хвост. Я, взобравшись на широкий подоконник, смотрел в окно, как капли дождя наполняют ведро, оставленное кем-то на улице. Мне было скучно. Недели две назад я решил написать письмо своим друзьям, и по моей просьбе мама купила мне почтовый конверт. В тот день, вспомнив о нём, я залез на буфет и достал его с полки. Спустившись, стал с большим интересом его рассматривать. На одной стороне были строчки «куда», «кому», «от кого» и «откуда», на обратной был нарисован трактор и какой-то завод с трубами. До этого я писем не писал. Я сел на стул и стал думать, кому же написать письмо? Некоторые из друзей оставили мне свои летние адреса. Борька, уехавший в Подмосковье к бабке и Колька, который с матерью на лето подался к тетке в Урюпинск. Может быть, Марату в пионерский лагерь? Но скоро заканчивается первая смена, и он сам приедет. А если Вальке, который уехал с родителями в Пятигорск? Но, к сожалению, я не знаю его адрес. И тут я решил написать самому себе. А что? Получу письмо через неделю, а, может, и поболее. Вот радости-то будет…

Сев за стол, я выдрал из тетради лист, придвинул к себе чернила. Так, о чём же мне написать? Ну, начнём так:

«Здравствуй, мой друг Саня!»

Немного подумав, я зачеркнул слова «мой друг». Как это так – я сам себе и друг?

«Как твои дела? Мои дела, как сажа бела. Сижу дома с бабкой. Скоро придёт с работы мама. Папа на пароходе ходит по Волге. На улице идёт дождь. Какая погода у тебя?»

В это время за окном на улице что громыхнуло. Я соскочил со стула и подбежал к окну. Во дворе дома споткнулся о ведро и упал в лужу сосед дядя Витя. Наверно, сегодня получка. Ох, и огребет он сегодня от жены своей по полной! Вернувшись к столу и окунув ручку в чернильницу, я задумался. Что же ещё такого написать? В это время на остром кончике пера собралась капля, которая лениво упала круглой кляксой на белый лист. Я тут же пририсовал к ней ручки, ножки и подписал:

«Тебе от меня на память».

Все, мне уже расхотелось писать, да и к тому же уже закончился дождь. Потом, правда, дописал:

«Пиши, не забывай. Привет Кольке, Борьке, Вальке и Марату».

В конце поставил дату, подул на лист, свернул его вдвое и вложил в конверт. Смочив языком сладковатый клей, запечатал конверт, проведя пару раз ладонью по нему для надёжности. Однажды я видел, так делала мать, когда писала письмо своему брату.

Наш дом находился на углу двух улиц, и обычно адрес дома указывался через дробь, поэтому адрес получателя написал тот, что выходил на канал, а отправителя – второй, указанный на парадном входе. Отправителем стал Холкин Саша, а получателем Холкин Александр Николаевич. Я ещё раз глянул на письмо. Прямо как настоящее!

Сунув босые ноги в калоши, я вышел на улицу. Дождь уже закончился, и летнее солнце жарило своими лучами мокрые листья на деревьях, крыши домов, лужи. Добежав до почтового ящика, я достал конверт. Приподнявшись на цыпочки, осторожно приоткрыл рукой шторку ящика. Мне хотелось взглянуть, что там внутри. Но к моему сожалению, он был настолько высок, что не смог этого сделать. Тогда я просунул конверт в щель. Подождав немного, подтолкнул конверт рукой, и тот с едва уловимым шелестом упал в тёмную пустоту, на самое дно почтового ящика.

Вскоре с работы вернулась мама. Ещё с порога я сообщил ей о том, что сам себе послал письмо. Мама потрепала рукой мои кудри и сказала, что я уже стал совсем взрослый.

Спустя несколько дней я увидел почтальона и подбежал к нему, чтобы спросить о письме. Почтальон порылся в сумке и ответил, что пока нет. Так прошло ещё несколько дней. Письмо всё не приходило. Однажды я спросил почтальона, были ли случаи, когда письма не доходили. Он сказала, что все письма доходят, и моё придёт. Надо только ждать. Я каждое утро проверял наш почтовый ящик, но он был пуст. Прошёл июнь. Из пионерского лагеря вернулся Марат. Потом приехал друг Колька, от бабки вернулся Борька. Мы целыми днями бегали по городу, купались на Волге, грелись на песке, ловили рыбу. О письме я вспоминал всё реже. В конце августа вернулся с матерью Валька, и мы все вместе первого сентября пошли в школу. Вскоре задули холодные ветра. Из навигации вернулся отец. О письме я уже не вспоминал. Так летели годы. Я окончил школу и пошёл учиться на инженера.

Война расколола не только мою судьбу на «до» и «после». Меня и моих друзей призвали на фронт. Май сорок пятого я встретил в Праге в звании капитана, где, впрочем, и остался после войны при комендатуре. Потом отправили служить в Германию. Там познакомился с одной немкой. Не буду рассказывать все перипетии своей судьбы, только скажу, что живу сейчас в Германии. Жена моя умерла, дочь уехала жить в Израиль. Я живу в доме престарелых, что находится в одном городке. Из русских я тут один. За многие годы мой акцент исчез, и поэтому мало кто знает, что я из Союза. Да и моя фамилия претерпела небольшое изменение. Ее теперь произносят на немецкий манер с мягким знаком – «Холькин».

Здесь же коротают свой век и солдаты вермахта. Они о войне рассказывают неохотно, да и я не афиширую своё героическое прошлое. Раньше очень часто к нам приезжал военный оркестр Группы Советских Войск в Германии. Они играли в парке фокстроты, вальсы. Немцы любят это слушать. Особенно советские военные марши. Многие слушали советские песни и плакали. В такие моменты слёзы были и на моих глазах. Каждый из нас вспоминал своё. Так шли годы.

Два дня назад в дверь моей комнаты постучали.

– Да, войдите, – произнёс я.

В комнату вошла сиделка фрау Марта и человек в сером плаще и чёрной шляпе.

– Господин Холькин? – спросил он.

– Да, это я.

– Герр Шульц, – представился незнакомец.

– Господин Холькин, позвольте спросить, у Вас есть родственники в Советском Союзе?

В это время фрау Марта вышла, оставив нас наедине.

– Я Вас не задержу. У меня одно важное поручение.

Шульц поставил на стул свой портфель и достал что-то из него.

– Господин Холькин, мне просили это передать лично Вам.

Он протянул мне что-то. Приглядевшись, я увидел, что это почтовый конверт. Я взял его и положил на стол. Шульц закрыл портфель и, попрощавшись, вышел из комнаты.

Я достал из шкафа очки, подошёл к столу, сел и пододвинул к себе принесённый конверт.

Этого не может быть! Это просто невозможно! Нет, видимо кто-то пытается меня разыграть! Передо мной на столе лежит конверт с письмом, которое я отправил сам себе восьмилетним мальчиком, почти шестьдесят пять лет назад, за тысячи километров отсюда. Мои руки дрожали. Буквы в строчках плыли.

– Фрау Марта! – крикнул я

Через некоторое время в комнату вошла сиделка.

– Что случилось, господин Холькин?

– Фрау Марта, могу ли я попросить прочитать адрес на конверте.

Сиделка взяла конверт, повертев его в руках, вновь положила его на стол.

– Господин Холькин, здесь написано на русском языке, по всей вероятности, письмо из Союза.

– Откройте его, пожалуйста.

– Мне нужен нож для вскрытия конвертов, я сейчас его принесу.

– Нет, постойте, Фрау Марта, спасибо, не надо. Я сам.

– Если что-нибудь будет нужно, я коридоре, хорошего вечера, господин Холькин.

Я взял письмо. Весь конверт был усыпан штампами. Я включил настольную лампу и пододвинул её ближе к себе. Мне показалось, что письмо обошло весь мир. Ах, вот он, астраханский штемпель. На конверте были едва различимы буквы и цифры. «Астр..», далее не читаемо и первые пять цифр «14061…», остальные размыты. Да, это тот самый день – четырнадцатое июня тридцатого года. Я, восьмилетний мальчишка в дождливый летний день сидел дома и сам себе писал это письмо. Я поднёс конверт ближе к лампе, будто пытаясь просветить его. Внутри – лист, на просвечивается тёмное пятно. Да, это, конечно, та самая клякса!

Раскрыв конверт, я поднёс его к лицу. Мне показалось, что он пахнет нашей квартирой, той самой, в которой прошло всё моё детство. У каждого из нас есть свой запах квартиры из детства, который мы бережно храним в своём сердце. Я осторожно вытащил лист, сложенный вдвое, и развернул его.

«Здравствуй мой друг Саня».

Два слова в этом предложении были зачеркнуты. Тогда мне казалось это смешным. А теперь… Саня – мой друг, мой единственный друг. Саня – это то, что связывает меня с моим прошлым. Саня – это всё то, что осталось у меня в этой жизни.

«Как твои дела? Мои дела, как сажа бела».

Какие могут быть у меня дела? Доживаю свой век на чужой земле. Тут я себя поймал на мысли, что разговариваю с письмом. Нет, не с письмом, а с Саней, восьмилетним мальчиком в синих шортах и белой панамке.

«Сижу дома с бабкой. Скоро придёт с работы мама».

Тут я вспомнил маму. Она умерла в сорок девятом. Я тогда не приехал на её похороны. Прости меня, мама, за это.

«Папа на пароходе ходит по Волге».

Отец погиб в сорок втором. Был механиком на судне, вывозил раненых. Погиб при авианалете.

«На улице идёт дождь».

Я помню этот дождь. Лил, как из ведра, а потом вмиг прекратился, и вновь засияло яркое южное солнце. Запах сырой земли, свежести, зеленой листвы. Как я его любил! Нигде больше в мире я не встречал этот запах из детства.

«Какая погода у тебя?»

У меня? Тут прохладно, осень за моим окном. Моросит мелкий дождь. На улицу в последнее время не выхожу. Боюсь простудиться.

«Пиши, не забывай. Привет Кольке, Борьке, Вальке и Марату».

Где вы теперь, мои друзья? Живы ли, или забрала вас война проклятая? Я вспомнил, как бегали на Волгу, купались, ловили рыбу, а потом запекали её в углях. Гоняли в футбол до самой ночи. Боже, ну почему ты, Саня, так мало написал! Сейчас твои пару строк для меня дороже всего на свете! Тогда тебе было невдомёк, как будут они дороги для тебя же самого. Я перечитывал вновь и вновь эти строчки, обводя рукой каждое слово, каждую коряво написанную букву. Ах, если бы я тогда знал, что так выйдет…

Буквы и строчки плыли. Радость переходила в грусть, печаль. Воспоминания, словно реквием по далёкому прошлому, звучали в каждой клетке моей души. Прошлому, которое, казалось, находится за сотни миллионов километров, прошлому, которое, казалось, было просто не со мной, а с другим незнакомым мне человеком. И только это письмо связывает меня с ним невидимой нитью, настолько тонкой и хрупкой, что за неё нельзя ухватиться, притянуть к себе ближе.

А вот и клякса. Я помню, как капля чернил упала на лист, а потом я пририсовал ножки и ручки. Я провёл пальцами по письму и закрыл глаза. Мне на миг показалось, что я вновь в своей астраханской квартире. В кресле похрапывает бабушка. За окном лучи солнца пробиваются сквозь мокрую от дождя листву деревьев. На пороге сидит кот Жафрей и вылизывает свой промокший хвост. Вот открывается дверь, и в комнату входит мама. Я срываюсь с места и бегу её встречать. Радостно рассказываю про письмо, а она нежно треплет мою шевелюру и говорит, что я стал совсем взрослый. Потом берёт меня за руку и открывает входную дверь.

Неожиданно в комнату с улицы ворвался яркий белый свет. Он сильно ослепил меня, и я прикрыл ладонью глаза. Свет густым туманом заполнил всю нашу квартиру. Мама посмотрела на меня и произнесла: – Пойдём со мной, не бойся!

И шагнула в свет. Я обернулся. Позади осталась комната, стол, окно на улицу, кот Жафрей и бабушка в кресле. Я снова посмотрел на маму. Её рука нежно держала мою детскую ладонь. Она мне улыбнулась нежно, мягко. Улыбнулась так, как умела только мама.

– Да, мама, я иду к тебе!

И я сделал шаг.

Поделиться:


Платон Гарин. «Конверт». Рассказ.: 4 комментария

  1. Большое Вам спасибо! Рассказ мне очень понравился. Даже не знаю, что я бы смог написать сам себе в восьмилетнем возрасте. Значит, ещё рано.

  2. Прекрасный рассказ — горький и светлый одновременно. Но есть одна маленькая неточность, Платон. Кота Жафреем могли назвать только в шестидесятые годы, когда пошли фильмы про Анжелику и Жёфрея. А в 30- м году сих фильмов и романов и в помине не было.

    • Вы правы. Сейчас открыл википедию и…
      Вам спасибо за отзыв и подмеченную неточность. Обязательно исправлю. Точность Ваше кредо. Вы долгое время проработали конструктором в НИИ, занимавшимся разработкой вычислительной техники для военной и космической отраслей. Поэтому и понимаю Ваше внимание к каждому слову, каждой букве. Спасибо Вам большое.

      • Да Бог с Вами, Платон! Я к точности имела мало отношения — мне приходилось разрабаьтывать весьма простенькие вещи. А в своих литературных работах я и вовсе не пользуюсь никакими архивами, только собственную память использую Вот и фильмы времён юности помню неплохо. Хотя все эти Анжелики и Жёфреи быстро надоели.) Кстати, в той самой Википедии очень часто весьма много чепухи, поэтому не стоит ей очень уж верить. Надёжнее иметь под руками Энциклопедический словарь. )

Добавить комментарий для Вера Саградова Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *