«Пристанью радости ты — навсегда!..»

Нинель Александровна Мордовина
(12 июля 1927 – 8 января 2001)

«В этом мире, где столько сомненья, человеку нельзя без любви», — эти проникновенные строки можно считать девизом всего творчества любимого многими астраханцами поэта Нинели Александровны Мордовиной.

На протяжении нескольких десятилетий эта красивая статная женщина, внешность которой была под стать богатейшему внутреннему миру, восхищала и удивляла ценителей лирики, тех, кто небезразличен к живому слову, своим неповторимым мировосприятием, неувядаемой женственностью, редким даром «уменья не кричать от боли, когда поломано крыло». Самым главным в стихах, да и в любом жанре творчества Мордовина считала большую доброту и любовь к людям:

Завидую способности людской:
Легко справляться с лютою тоской,
Легко встречаться
И легко прощаться,
Оберегая собственный покой.
Печалится осина над рекой,
Вслед осени махнув пустой рукой.
Полям грустится
И не спится птицам,
И даже небо плачет день-деньской.
Я видела слезу в глазах собачьих –
Пёс тосковал по опустевшей даче:
Легко друзей лишь люди предают…
Ты тоже притворяешься незрячим
Перед моей строкой, набухшей плачем?
И впрямь: зачем тревожить твой уют?..

«Одним светить, другим тянуться к свету, а третьим создавать его дано», — заметила она, сравнивая разные земные предназначения учёного, сеятеля и поэта, объединив своей судьбой и талантом все три. Мать пятерых детей, среди которых и генерал, и дипломат, и просто хорошие люди, она воспитала светлое начало не в них одних, щедро делясь богатствами души не только с теми, с кем была связана кровно. К ней шли с неумелыми первыми строками, в моменты раздумий и поиска своего места в жизни, да и просто за советом и соучастием многие, зная, что будут не просто выслушаны – услышаны. На протяжении долгих лет Мордовина руководила литературной студией «Моряна», и можно без преувеличения сказать, что многие профессиональные поэты современной Астрахани – её ученики. Для неё, как и для героя одного из её стихотворений «Инструктор», «ученики и дети – судьба и долг земной».

Мнение о том, что Мордовина как поэт сложилась в зрелые годы, ошибочно. В отличие от других земных предназначений поэтом рождаются, а не становятся. Нинель Мордовина родилась поэтом. Творчество жило в ней изначально, пробиваясь хрупкими ростками к свету сквозь броню быта. Её крылатая душа пела и сочиняла всегда. И лишь записывать стихи Мордовина начала позже, когда подросли сыновья.

А начиналось всё в раннем детстве. Мама воспитывала девочку на стихах Некрасова, и к четырём годам она уже знала наизусть поэмы «Мороз, Красный Нос» и «Крестьянские дети». Научившись в пятилетнем возрасте читать самостоятельно, прочла сказки Пушкина. Но настоящим потрясением стали стихи и поэмы М.Ю. Лермонтова.

Нинель Александровна Мордовина родилась 12 июля 1927 года в китайском городе Харбине. Её дед работал машинистом паровоза на Китайско-Восточной железной дороге. От бабушки, чей род уходил корнями в польское родовое дворянство, девочка узнала многое о своих предках, среди которых был древний князь Иеремия Вишневецкий, гетман Украины седьмого века нашей эры. Его безответная любовь к гордой российской деве-полонянке, вылившаяся в беспредельную жестокость, воплощена в поэме Мордовиной «Парадоксы любви» в цикле «Стигматы», где поэт ищет истоки своей «бунтарской с рождения» крови в «беспокойных ссыльных предках». Седая древность сквозь бесчисленные столетия врывается в сны поэта и, перебродив в подсознании, напоминает о себе острой болью «роковых ген, в которых спесь и гордость – словно эхо», заставляет задуматься о том,

… почему воспоминанья живы
О времени, ушедшем так давно?
И что, сквозь полтора тысячелетья
Прошло, чтобы напомнить о себе?
И за кого я, собственно, в ответе?
И чьё я продолженье – по судьбе?
С рожденья переполнена любовью –
Священным даром,
чей я в жизни след:
Княгини, чьё в слезах всё изголовье,
Иль князя затуманенный портрет?

Однако не только дворянская знать в роду поэта, ощущающего «мудрую привязанность корней», идущую от «ушедших поколений» людей труда, в которых слились воедино «радость свежевспаханного поля, нежность к пуху первых зеленей и буйство молодого водополья».

Девочке не исполнилось и года, когда после закрытия КВЖД семья переехала в Читинскую область, где местом рождения Нинели записали станцию Сковородино – начало сегодняшнего БАМа. Отец и мать будущего поэта были комсомольцами, их дерзкая молодость взяла себе на плечи «груз неизбывной тяжести: других вести за собой»:

Где эта девочка теперь,
Доверчивая птаха,
Что отворяла настежь дверь
И в день, и в ночь без страха?
На первый звук,
На каждый стук,
Не зная, кто за дверью.
Не спрашивая, чей недуг
Пришел к ее доверью?
А молча согревала чай,
Сажала в красный угол,
И улыбалась невзначай,
И называла другом.
Добро – поди его измерь,
Проникни в эту силу.
Но та незапертая дверь
От всех обид хранила.

(«Незапертая дверь»)

Когда отца Нинели Трофима Третьяка перевели из Владивостока, где он был первым секретарём крайкома комсомола Дальневосточного края, на Камчатку, он был в 1934 году несправедливо осуждён по печально знаменитой 58 статье, а реабилитирован посмертно лишь в 1956 году. Для того, чтобы спасти девочку от участи дочери «врага народа», мама вышла за удочерившего её Александра Игнатьевича Таяновского, человека редких душевных качеств, погибшего на фронте 1 октября 1944 года. Он оставил четверым детям не только имя, но и «бессмертное наследие солдата» — обелиск Славы и рассвет над солнечными пашнями, да ещё любовь к людям, воплотившуюся в поступках и стихах своих детей – Нинели Мордовиной и Игоря Таяновского, её брата, который также стал поэтом.

И жизнь, и творчество Нинели Александровны закалены и опалены войной навсегда, стихи о войне есть в каждом из её шестнадцати сборников – ведь её характер завязывался в «суровый тот военный час», когда после ночной смены у токарного станка она, пятнадцатилетняя, рубила дрова, чтобы обогреть младших братьев. В образе тёти Маши, героини поэмы «Стужа», воплощена судьба тысяч русских женщин, которым «душу застудила молодость»:

Меня шатало после смены:
Всю ночь заказ для фронта шел…
А дома не было полена,
И ноги жег холодный пол.
Закутав младших в одеяло,
Вся в горькой росписи морщин,
Сурово бабушка ворчала:
«Вот так-то в доме без мужчин…»
Меня шатало после смены,
Но, отыскав в сенях топор,
Я распахнула двери гневно
В пустой с одной колодой двор.
Ах, вяза вязаные жилы!
А мне всего пятнадцать лет…
Лежит колода камнем стылым,
Топор звенит, а толку нет.
Уже ревела я от злости,
Уже рубила вкривь и вкось,
Уже в руках ломило кости,
А щепок было только с горсть.
Мне отвязаться бы от вяза…
Но неспроста затеян спор:
Еще один размах – и сразу
По обушок увяз топор…
Внося дрова, кивнула братьям:
«Вот, мужички, тепло для вас…»
Завязывался мой характер
В суровый тот военный час.

(«Характер»)

Творчеству Мордовиной свойственно отождествлять собственную судьбу с судьбой своей страны: «И качнулся шар земной подо мною ли одной?», когда «похоронки заготовил сорок третий год». Любимый лирической героини поэмы «Стужа» похоронен в могиле возле Волги, отыскать которую не смогла даже мать. В автобиографическом стихотворении «Калина», где гроздья калины на городском прилавке напомнили первую любовь, «шли письма с фронта недолго», потому что «парнишка в шинели длинной», который был самым смелым в лётной школе, погиб, рубанув крылом врага за Волгой.

В подобном умении пропускать чужую боль через собственное сердце, растворяясь в других – одна из граней человеческого и творческого начала Мордовиной. Она всегда была готова вобрать в себя «всю боль полей горящих, всю горечь беженских судеб». Эта готовность наиболее полно воплотилась в поэме «Отчим», посвящённой Дмитрию Владимировичу Буданову, который воспитал обездоленных войной сирот не хуже родного отца. Его судьба тоже вобрала в себя миллионы судеб российских воинов, тех, кто дрался «с войной насмерть, как солдат» и оказался сильнее смерти. Поэт умышленно не называет имён всех своих героев, ибо «людские судьбы похожи – словно тропочка одна», а главным героем творчества Нинели Мордовиной была, есть и будет всегда любовь.

Личная судьба Нинели Александровны лёгкой не была никогда. Первые строки она написала именно в военное время, пятнадцатилетней, увидев горе и отчаяние вокруг. Это было стихотворение «Извещение» о полученной с фронта похоронке, увы, оказавшееся предвидением, как и многие более поздние строки поэта. Мать со словами «Каркаешь!» очень ругала девушку, чем на долгий срок отбила желание писать, а точнее сказать, записывать то, что чувствовала ранимая и восприимчивая душа:

Принудить долго ли
К молчанью – душу?
…Опять над Волгою
Две чайки кружат…
Давно приучена
Не плакать – в голос.
…Цветет в излучинах
Последний лотос…

Утешусь малостью:
Пройдет когда-то.
…Ах, как дышалось мне
Там – на раскатах!

Закрылась тучами
Даль – с позолотой.
…Цветет в излучинах
Последний лотос.

Мордовина рано поняла, что стихи могут (а лучшие – непременно должны!) быть пророческими и… испугалась самоё себя, своего редкого дара предугадывать, предвещать и хорошее, и плохое. Каково же было носить в себе столько лет этот груз, не позволяя ему выплеснуться, вылиться наружу, и лишь у детских кроваток (а матерью Нинель стала в 18 лет) позволять себе петь колыбельные собственного сочинения. Вероятно, так родились строки стихов «Колыбельная 46-го года» и «В первый раз». А детских и юношеских впечатлений было столько, что восприимчивая душа просто копила долгие годы этот бесценный багаж, где «берёзовая роща на Камчатке, по камушкам реки весёлый бег», чтобы потом, годы спустя, начать писать сразу вполне профессионально.

Географические просторы стихов Мордовиной столь же разнообразны, как и просторы её биографии – куда только ни забрасывала её судьба вместе с мужем – лётчиком-офицером!

«Во мне живёт блокадный Ленинград и Сталинград стоит моей любовью», — признавалась она, посвящая проникновенные строки и Беларуси с её дивной речкой Двиной, и украинскому прохладному местечку Лебедино, и Теберде – поющей и танцующей речке-горянке, и хутору Подольхи, и, чуть позже, Коктебелю с красивыми именами «травы, деревьев, камешков у моря», пропуская через сердце землетрясение в Армении и трагедию кровопролитий в Сумгаите и Нагорном Карабахе.

Однако поэтическое воплощение мысли и чувства получили на земле Нижнего Поволжья. Первые мастерские строки, составляющие сборники стихов «Синяя птица» (1966), «Земное небо» (1969) и «Испытание» (1972) родились на ахтубинской земле, возле поющей баскунчакской горы Богдо и Ахтубы, «речки с норовом», бегущей к седому Каспию, минуя старшую сестру Волгу:

Ах ты, Ахтуба,
речка с норовом:
Сёстры к Волге все,
А ты – в сторону.
Через степи путь –
Не с твоей волной:
То пески по грудь,
То камыш стеной.

Волга – лебедью,
А ты – утицей.
Над тобой июль
Зноем крутится.

И кричат ветра
Языкастые:
— Полтора ведра
Тащит Каспию!

Ах ты, Ахтуба,
речка милая,
Волга рядышком
С глубью – силою.
К ней беги скорей,
Долю спрашивай.
Поклонись сестре –
Она старшая.

Только Ахтуба –
вот упрямица!
Со своей водой
В Каспий тянется.

Уж с каких времён
Всем ветрам в ответ:
На поклон – полон
Не сверну я, нет!

Я – сама собой:
Со своей водой,
Со своей судьбой
До любви большой!

Ах ты, Ахтуба,
речка-вольница,
Мне твоя вода
будет помниться…

(«Ахтуба»)

«Военный городок, муж – офицер, вся – на виду, как с иголочки. Сама и прачка, и домохозяйка, и портниха, и сапожник, а кому, скажите, всё это делать, как не ей, когда у офицеров в закрытом городке зарплата по тем временам хоть и приличная, но времени для семьи – в обрез, да и столько ртов прокормить – тоже забот хоть отбавляй», — писала о Мордовиной в статье «Мы Вас любим!», опубликованной к юбилею поэта газетой «Волга», Нина Куликова, — «Когда, в какой момент – уж, во всяком случае, не в горе, а в радости, судя по её стихам, зазвучали в ней первые поэтические строки? Когда ей было их придумывать? Но она записала их и разослала по газетам – в «Волгу», «Комсомолец Каспия», районку. Опубликовали. И тогда она собрала все свои стихи и прямым ходом, благо от Ахтубинска до Волгограда недалеко, — в Нижне-Волжское книжное издательство. Узнала, кто редактор, смело в кабинет и без обиняков: «Вот мои стихи. Я думаю, это книжка». Очень удивился главный редактор. Но прочитал и понял: книжка. Переспросил: а Вы давно пишете? – Ну что Вы, только начала». Так вышла первая, очень тоненькая, но искренняя книжка стихов «Синяя птица».

В Ахтубинске Мордовина работала директором районного дома культуры, где вела не только три хореографических кружка, поскольку в юности окончила курс характерного танца при Большом театре в Куйбышеве, куда лучший театр России был эвакуирован в военное время, но и по собственной инициативе создала пионерский и комсомольский поэтические театры, вела литературный кружок.

Это к ней на занятия приходил одноклассник её старшего сына, будущий губернатор Астраханской области Анатолий Петрович Гужвин, и – как знать – может быть, именно Нинель Александровна воспитала в нём то истинное неравнодушие к искусству и культуре, благодаря которым в годы его правления было уютно в творческом плане астраханским литераторам и деятелям культуры? Это у Мордовиной проходила хореографическую практику Наталия Васильевна Киндякова, которая затем долгие годы была бессменным руководителем детского хореографического центра «Лотос» и являлась сценическим соавтором поэта. В её композициях на стихи Мордовиной со сцены стелился предрассветный туман, и древняя Итиль, разбуженная криками чаек, вздымала волны к стенам старого города.

Тогда, в Ахтубинске, появился литературный кружок «Радуга» при газете «Ахтубинская правда» — творческое содружество юных поэтов, художников и музыкантов. Яркую, броскую Мордовину любили все, и не только за поэтический талант, но и за щедрый дар любви к людям.

Среди её друзей было много известных лётчиков – Степан Микоян, которому посвящено стихотворение «Генерал», будущие космонавты Георгий Береговой и Марина Попович, Николай Коровушкин – первый российский лётчик, перешедший на реактивный сверхзвук. Небо над Ахтубинском однажды утром озарил росчерк реактивного самолёта именем «НИНЕЛЬ». К этому периоду относятся и лучшие лирические строки Мордовиной:

Уж так осока высока,
И так тропа не хожена –
Когда бы не твоя рука,
Была бы осторожна я.
Когда бы не твои слова
Да не заря у вечера –
Была бы я во всем права,
Да вспомнить было б нечего…

В жизни этой удивительно обаятельной женщины было немало интересного: однажды в одном из ленинградских ресторанов она получила посвящение в стихах с автографом. Двадцатилетняя гордячка, видимо, чувствуя в себе зарождающегося поэта, вспылила: «Мне не нужно стихов обо мне, я и сама напишу». И лишь позже узнала, что автором стихов, посвящённых ей, был Александр Прокофьев.

Ей предлагали играть главные роли в фильмах лучшие режиссёры страны, а она сама потом создавала фильмы о жителях села – «Амовцы» и «Журавка», написала киносценарий документального фильма «Астрахань», снятый киностудией ЦВТ в 1981 году.

Даже названия поэтических сборников Мордовиной, изданных в Москве, Волгограде и Астрахани – «Ахтуба» (1973), «Ручные радуги» (1976), «Иволга» (1978), «Степная пристань» (1980), «Пристань радости» (1981), «Быть добру» (1986), «Иволга над Волгой» (1991), «Свет любви» (1994), «Надежда» (1997), «Нежность» (1997), «Улыбка души» (1999) говорят о неиссякаемой любви к природе, к людям, ко всему живому.

Многие из её строк афористичны: «Слово – прототип иконы и другого смысла нет»; «Счастье создаётся из сомнений, оттого и дорого вдвойне»; «Дело не в славе, а в правде быть сильной». В её стремлении «отдавать земле долги – сполна» — непоказательная искренность и любовь к родной земле, о которой «всю жизнь, как умела» она «иволгой пела». Ею создано множество поэтических образов людей труда – это и крановщица, которой труд «крылатит плечи», и шофёр, отдающий дороге «всю душу и полжизни», и лётчики-испытатели, идущие «на риск, чтоб взлётам – быть», и поэт, призванный «жить, все сомнения осилив, и от любви и боли – петь!»:

Привычный мир из мира выпал:
Междоусобицы, разлад…
И лишь поэты ищут выход
К душе, чтоб – мимо баррикад.
Но кто их слушает сегодня? –
Немногим ноша по плечам…
Один лишь Николай Угодник
Вникает в шепот по ночам.
Как со свечи нагара сажу,
С души он снимет горечь дней
И тропочку строке подскажет,
И чудо затрепещет в ней:
Березы белое явленье
Над синей глубиной реки…
Как высшее нам повеленье –
Жить всем раздорам вопреки.
Жить, все сомнения осилив,
И от любви и боли петь!
Душе, родившейся в России,
Иначе сбыться не суметь.

Она умела видеть творчество в любом труде – стихотворение «Искусство» посвящено мастеру, срубившему стол, за которым «уместятся и песня, и беседа». Поэзии Мордовиной присуще извечное блоковское стремление «безличное – вочеловечить». Яблонька в её стихах – «девочка-дичок», которая «в отчаянье ссыпает упрёками плоды в подол земли». Она умела вдохнуть душу в старинный стол, некогда служивший поэту, в предмет интерьера, которому так теперь неуютно в новомодной квартире, что он готов превратиться в щепы, выброситься из окна, оттолкнувшись своими четырьмя лапами.

Под её пером оживала и набережная, закованная в бетон, совсем по-женски страдающая от того, что она теперь в плену и о её колена разбивается пена, а прежде, вольная, она срасталась боками с водой и землёй. Оживал и старый дом из деревянных кружев, не желающий видеть «мир из бетонокаменных квартир» и выставивший навстречу любопытным взглядам забор, словно щит.

Она не могла оставаться чистым лириком, поскольку в наше время это просто невозможно, и в стихах кричит о «мальчике, выброшенном из детства» пьяницей-отцом и матерью, бросившей сына ради личного счастья, о «девочке с крысиным взглядом», торгующей телом в стремлении урвать от жизни как можно больше. Она писала — нет, кричала! — обо всех, кого поработило обнищание души. Всё, что происходило вокруг, и составило темы её основных стихов:

Стекает медленно заря
По листьям тополей вдоль окон.
Стоит дитя у фонаря –
Ещё не бабочка, а кокон.
Раскрашена, как папуас,
И лишь намёки на одежду…
Но хищный прищур серых глаз
Убьёт наивную надежду
На то, что это лишь мираж.
Фонарь и девочка – не символ
Распада…Век жестокий наш! –
Во взгляде девочки крысином
Одно желание: урвать
Кусок побольше и послаще,
А уж в подвал или в кровать –
Платили б только те, кто тащит…
На распродаже тел и душ
И жертва, и преступник – рядом:
Мужчина, чей-то сын иль муж,
И девочка с крысиным взглядом.
…Мы много на себя берём,
Век проклиная за немилость.
Та девочка под фонарём
Сама ли в этот мир явилась?
И кто толкнул её сюда?
Кто взгляд её крысиным сделал?
Предвестье страшного суда –
Дитя, торгующее телом.
И всем нам оправданья нет
За то, что правит зла стихия.
…Фонарь…Вечерний полусвет…
Под фонарём – дитя России.

(«Под фонарём»)

Но есть, помимо щедрой материнской любви к «детям и стихам», которые для поэта «как утоленье жажды», поскольку с нею вместе их «рождала любовь», в творчестве Нинели Мордовиной дочерняя привязанность к астраханскому краю, к своей «степной пристани». Вступив в Волгограде в Союз писателей в 1973 году, с 1975 года она становится астраханкой. В наш город, осиротевший после ранней смерти Клавдии Холодовой, Мордовину пригласил для работы с молодыми литераторами Адихан Измайлович Шадрин, в то время возглавлявший Астраханскую областную писательскую организацию.

С этих пор каждая строка Нинели Мордовиной о родном нижневолжском крае, в котором «солнце золотым сазаном медленно вплывает в синеву», где воды Волги «величавей лебединой стаи» и такие, как нигде, «красота, ширь и воля», где плещет Луна «словно лещ икряный» и «подплывают к рукам астраханцев белые лебеди средь бела дня», — истинное и искреннее признание в любви.

Нинелью Мордовиной об астраханцах и судьбах земляков с «пристани радости» написано столько добрых и светлых стихов, многие из которых стали песнями, что достаточно назвать «Астраханочку», «Незабываемое или как сгорела «Аркадия», «Иволгу», «Лотос», историческую поэму о пребывании в нашем городе Петра Первого – и любая беспристрастная душа отзовётся. Эти стихи хочется читать и перечитывать, настолько добрый заряд дают они. Их оросил живою водой поэт:

Как в Астрахани ночи хороши!
Брожу, не уставая, до рассвета.
И воздух из цветастой кружки лета
Сметает лень и суетность с души.
Стоит вокруг такая тишина,-
Хоть режь ножом, и ломоток – на память.
Над городом, над Волгой, над веками
Переплывает через ночь луна.
Река блестит, как рыбья чешуя,
К причалам волны прибивают пену…
Потом во мне заметят перемену
Степные и степенные края.
И станут удивляться неспроста:
«Водой живою, что ли оросили?»
Меня в негромком городе России
Коснулась летней ночи красота.

«Для меня Астрахань – город моей мечты, — признавалась Нинель Александровна. — Не люблю больших городов с их суетностью, нелюбовью к человеку как таковому. Астрахань мне приснилась давным-давно – «белый город над рекой с золотыми куполами».

И любовь эта, несомненно, была взаимной. Нинель Мордовина стала победителем телевизионного конкурса, посвящённого 440-летию нашего города, а земляки, ценители её творчества, без устали до сих пор признаются ей в любви: «Поэзия Мордовиной – это духовное цементирующее начало нации. Отсюда и та колоссальная, истинно всенародная любовь к Н.Мордовиной, и неуклонно возрастающий в обществе интерес к её творчеству, личности, жизни.

«Талантливый художник – это всегда бескомпромиссная, несгибаемая, совестливейшая правда – правда чувств и мыслей, правда истории и современности. Это мир светлых чувств и женских мечтаний, душевных страданий и сердечных дум, мир, полный любви к человеку», — такими словами выразил признание поэту на одном из творческих вечеров давний поклонник лирики Мордовиной, известный хирург, профессор Астраханской медицинской академии, Почётный гражданин Астрахани, член Союза писателей России Николай Петрович Демичев.

И пусть Н.А. Мордовина родилась не на астраханской земле, но, прожив в нашем городе почти полжизни, она навсегда с ним сроднилась. Сегодня невозможно представить поэтическую Астрахань без Нинели Александровны, так талантливо и с такой любовью воспевавшей ее. Белый город, однажды привидевшийся ей во сне, с радостью принял ее в свои объятия и трепетно хранит память о ней, поскольку вся поэзия Мордовиной – поступок:

Мне притворяться влюбленной не нужно –
Где б ни жила на родимой земле,
В летние полдни и в зимнюю стужу
Всё тосковала о белом кремле.
Всё-то мне снилось, как запах акаций
Льётся вдоль улиц, весною маня…
Как подплывают к рукам астраханцев
Белые лебеди средь бела дня.
Всё-то мне чудились волны и пристань,
И над водой кружевные мосты…
Астрахань, Астрахань, ныне и присно
Пристанью радости будешь мне ты.
Каждый своё получает на свете,-
Город мой солнечный, благодарю!
Ты добротой мне на песню ответил,
Лотос твой цвёл моему сентябрю…
Ты поделился и хлебом, и делом,
Сердца коснулась живая вода.
Астрахань, Астрахань, город мой белый,
Пристанью радости ты – навсегда!

(«Пристань радости»)

Когда вопрошала в стихах: «Как долго нам латать прорехи души, побывшей на войне?..» — это не были просто слова. И словом, и делом она всю жизнь отстаивала собственные убеждения. И в Волгограде, и в Астрахани Мордовина являлась членом Президиума Областного комитета защиты мира, в нашем городе возглавляла его, став Председателем Фонда мира, за многолетнюю работу была награждена серебряной медалью «Советский комитет защиты мира. Борцу за мир».

Неутомимая труженица, даже на заслуженном отдыхе продолжала она постоянные встречи с читателями, организовывала и проводила поэтические вечера. Лучшие из её стихов прозвучали по России песнями – две песни на стихи поэтессы, написанные в соавторстве с уникальным композитором Поволжья Григорием Пономаренко, были включены в репертуар Людмилы Зыкиной. На стихи Мордовиной написаны сценарии мультипликационных фильмов, не сходящих с экранов по сию пору, с ней сотрудничали московские композиторы В. Моргунов и А. Хагагартян, наши земляки – композиторы Анатолий Гладченко, Анатолий Бочкарёв, Владимир Никитин и Александра Костина.

А самые потаённые частички души Нинель Александровна отдавала детям. Под окнами её многоэтажного дома расположился детский сад № 38, где действовал игровой клуб «Сказки бабушки Нели». Когда на встречу с поэзией приходили дети, Мордовина говорила с ними на равных, беседовала доверительно, как с близкими друзьями. Под её руководством трёх-четырёхлетние малыши искали рифмы, на основе которых рождались стихи-малютки, создавались сказки с использованием новых, неизвестных малышам прежде, выражений.

Мордовина умела раскрыть в каждом ребёнке талант, и вот, уже после её трагической кончины, мне «в наследство» перешёл юный поэт Олег Микулик, После садика он учился в средней школе номер тридцать три, по праву носящей гордое имя Нинели Александровны. Добро никогда не проходит мимо, и Микулик успел застать факультатив «Поэзия Астрахани», который Мордовина вела в СШ № 33. На занятиях она знакомила ребят с творчеством астраханских поэтов – от В.К.Тредиаковского до наших дней, включая в обзоры стихи своих учеников, которыми продолжала до смертного часа гордиться, не уставая повторять: «И жить, и чувствовать не я вас научу. Один учитель: собственное сердце».

А сердце поэта Мордовиной не знало покоя. До последних дней она продолжала неустанные поиски слова и образа, приемля «каждый новый стих, как удачу» и «празднуя победу вместе с Музой». Поэтому на библиотечных полках сборники её стихов не залёживаются. Они постоянно на руках читателей, услышавших зов поэта:

В последний раз прошу тебя, Любовь:
Один глоток из твоего стакана!
Один глоток – от сладкого дурмана
Пусть на мгновение затихнет боль.
В последний раз прошу тебя, Судьба:
Один дай день, где буду верить свято.
Один лишь день – с восхода до заката –
Дай верить мне, что я ещё слаба.
В последний раз, Поэзия, прошу:
Дай слово мне, чтобы, как жизнь, звучало.
Дай слово для последнего начала,
Чтоб дописать, пока ещё дышу.

Н.А. Мордовина ушла от нас в самом начале нового века. “В новом веке блистать не нам. Путь открыт другим именам” — сбылось ее горестное пророчество. То, что вторая половина века прошедшего была ознаменована для Астрахани явлением доброго и мудрого таланта, несомненно. Её стихи и песни будут греть нас любовью очень долго:

За каждый век ответ несут стихи,
Уча добру… Читайте их почаще.

…Прошло пятнадцать лет с «перехода в иное измеренье» Н.А. Мордовиной. Отрадно, что она не забыта и верится, что не забудется. На школьных научных конференциях появляются новые работы, посвящённые её творчеству, в честь неё ежегодно в сквере А.С. Пушкина в Астрахани проводятся концерты, звучат песни на её стихи, создаются видеоролики и сайты в честь Учителя многих литераторов нынешних Астрахани, Ахтубинска и Волгограда.

Совсем недавно, в дни школьных каникул, нам с Александрой Костиной посчастливилось выступить в астраханской средней школе № 33, носящей имя Нинели Мордовиной. Звучали песни и стихи нашего Учителя – ведь творческая встреча была посвящена детям войны, а именно в военные годы Нинель Александровна начала писать стихи, занимаясь нелёгким токарным делом на заводе.

Учителя-словесники вспоминали, как трепетно Мордовина вела в их школе литературный кружок, открывая новые таланты.

Сердце сжималось, когда увидела в школьном музее пишущую машинку, шаль и очки своей наставницы, рассматривала её семейные фотографии и фото с творческих встреч. Но особенно горько от того, что нет больше мемориальной таблички на фасаде школьного здания. Она разбита и восстановлению не подлежит. А надо бы её восстановить, как и литературную премию, носящую славное имя Мордовиной. Обладатели этой премии имели возможность издать первый сборник стихов или прозы, а присуждалась премия молодым литераторам. Сейчас они такой возможности лишены…

Вспомним пророческие стихи Нинели Мордовиной. Они того стоят!

Прекрасное что-то уходит,
Из жизни? Из сердца? Не знаю…
Какая-то грусть неземная
С утра затаилась в природе.
Так тихо — почти что до крика —
Задумалось небо седое.
Земля захлебнулась водою —
Темнеет заплаканным ликом.
Предчувствие близкой утраты
Тревожит –
Стреножит…
Но — что же?!
Все дальше любовь…
Все дороже.-
Но в этом — лишь мы виноваты.

(«Предчувствие»)

…А ученики у Нинели Александровны были разные. Нередко, увы, встречалась наставница и с непониманием, и с ложью, и с откровенным предательством. Иначе чем иным можно объяснить эти наполненные горечью строки?

Эти стихи Мордовина посвятила Андрею Белянину, в творческое становление которого ею было вложено, пожалуй, больше, чем во всех прочих вместе взятых:

Талантливо — двумя лишь фразами —
Всё зачеркнуть в единый миг…
Нет, Вы ничем мне не обязаны,
Ничем!
ведь слово «ученик» —
Всего лишь слово, а не качество,
Не состояние души.
Прости, Господь, мои чудачества:
Точить другим карандаши.
Опять мои смешные призраки
Развеяны.
А боли — нет,
Давно подмеченные признаки
Переболели в тихий свет
Печального недоумения:
Неужто я и впрямь — урод?
В который раз из-за прозрения
Не вписываюсь в поворот
Чужих решений, отношений,
Движений сердца и ума
И проку что от утешений —
Уже сама себе смешна.
Мне б доверять побольше разуму:
Своё в других не перельёшь.
Нет, Вы ничем мне не обязаны
И ни к чему меж нами ложь:
Вы из моих пелёнок выросли
Не для моих крутых дорог
Все ваши помыслы и вымыслы —
Ваш путь по жизни, видит Бог.
И хорошо, что слово сказано,
Авось, в дальнейшем будет прок…
А Вы — ничем мне не обязаны,
Я благодарна за урок.

Никогда не забуду дня похорон нашего Учителя 12 января 2001 года. Возвращаясь после кладбища и поминок домой, с удивлением заметила напротив дома-музея Велимира Хлебникова радостно смеющуюся парочку влюблённых – того же А. Белянина и Н. Колесникову, его будущую вторую супругу. Ничего плохого в том, что молодые люди умели любить и радоваться жизни, конечно, нет. Но…не в такой скорбный день!

Нинель Александровна не прощала предательства поэзии ради широко тиражируемого так именуемого «фэнтези». Сама став учителем, воспитателем молодёжи, я знаю, о чём говорю. Читая о потусторонних силах в виде чертей и ведьм, вампиров и прочей нечисти (а подобная «литература» издается массово), подростки тянутся к тьме, а вовсе не к свету.

К слову, этот мой труд мог появиться в книжном издании гораздо раньше, ещё при жизни Мордовиной, в начале века. Не был он включён в учебное пособие для старшеклассников «На грани веков» (издание 2000 года, переиздание 2001 года) потому, что Нинель Мордовина вышла из рядов нашей писательской организации. В книге же были размещены статьи о тех литераторах, которые состояли на учёте в астраханской писательской организации на момент её выхода. Как же я уговаривала издателей включить в неё и очерк о Мордовиной, искренний, правдивый, трепетный! Очерк, оказавшийся, увы, последним в её жизни интервью… Никогда, по её собственным словам, ни с кем она ещё не была так откровенна…

Лучше, чем сделал это Юрий Щербаков в очерке «Непросто – заново, хоть и не ново…», о ситуации, сложившейся на стыке тысячелетий в нашей писательской организации, не расскажешь:

«…А ещё был недоброй памяти 1996-й, когда в наш Союз были рекрутированы разом 14 человек. О том семинаре молодых литераторов написано много. Скажу только, что планировалось тогда принять без проволочек в Союз писателей России тех, кто давно этого заслуживал – Дину Немировскую, Олега Куликова, Бориса Свердлова, Александра Сахнова. Были, конечно, и другие соискатели. Я ратовал за поэта Павла Радочинского, а Нинель Александровна – за Ирину Серотюк. Пересчитайте фамилии. Правильно, шестеро. А договорились с москвичами, которые руководили семинаром, о пяти кандидатах. Шестой – лишний!

Вот мы и заспорили с Мордовиной на подведении итогового мероприятия, отстаивая каждый своего кандидата. А высокопоставленные гости слушали-слушали, да и огорошили: чего, мол, спорите, давайте примем и ваших протеже, и других заодно, кого на семинаре похвалили! А хвалили за стишок-другой девочек, которые все числились в мордовинских ученицах! Вот и пополнили Союз профессиональных писателей юные дарования, и до сего дня, по-моему, не понявшие, куда их вовлекли взрослые дяди и тёти. К сожалению, иногда щедрые авансы оборачиваются банкротством.

Не в укор и не в поношение пишу я эти строки. Просто расточительную доброту Мордовиной тогда умело использовал ушлый проходимец, мечтавший с помощью «новообращённых» получить власть в писательской организации. Не получилось. Писатели, опамятовавшись, начали требовать от юных коллег предъявления вещественных доказательств творческой состоятельности – новых достойных произведений.

Не знаю, чего наобещал им всё тот же неутомимый кукловод, только снялись они с учёта в нашей организации. Вместе с Мордовиной. Это не было ошибкой Нинели Александровны. Это было благородное движение её широкой души. Ну не могла она оставить своих «притесняемых» учениц! Другое дело, что ничего путного из этой затеи не получилось, и посулы тайного вдохновителя и организатора остались блефом. На совести негодяя – и сочинение подлых слухов и сплетен, которые «заботливо» доводились до сведения Мордовиной.

Всегда с уважением относился к Нинели Александровне, считаю её своей первой литературной наставницей и талантливой поэтессой… А то, что в последние два года жизни она была вне нашей организации, — трагическое недоразумение, которое, к сожалению, уже не поправишь».

Но, по счастью, в основном воспитанники Нинели Александровны оказывались любящими и благодарными. Не так давно скончался Виктор Павлов, который вместе со мной посещал и занятия литературной студии «Моряна» в начале 80-х, и нередко бывал в гостях у Нинели Александровны. Та, ведая о непростой жизни юноши, и подкармливала его, и ночевать у себя оставляла. Последнее время Витя работал системным администратором известной в нашем городе телекомпании, где многие не знали, что тот пишет стихи. Остались стихи нашего Учителя, посвящённые ему:

Нет, не в оба глаза, а в тысячи
Смотрит город многоугольный,
Как щенком полузрячим тычется,
Об углы ушибаясь больно,
Мальчик, выброшенный из детства
Взрывом горького озлобления:
Матерям не прощают бегства
Ради собственного спасения.
Он уходит в ночные улицы –
Дома пьяный отец куражит…
И совсем по-мужски сутулится
Сын под горькой своей поклажей.
Завтра снова жалкие, хворые
Взгляды-всхлипы: «Прости, сыночек…»
Что теперь обещаний коробы,
Слёзный зов материнских строчек? –
Всё о душах родимых вызнано…
Отрекаясь от их наследства,
Рвёт на улице письма-вызовы
Мальчик, выброшенный из детства.
Шаг тяжёл его, не прогулочный, —
Всем нам трудно судьбе перечить.
…Из соседнего переулочка
Кто выходит ему навстречу?
Может, с добрыми разговорами?
Может, лучше б не знать соседства?
…Кем же встретит он утро скорое,
Мальчик, выброшенный из детства?

(«В ночных улицах»)

О своей дружбе с Мордовиной рассказала на страницах газеты “Волга” в один из дней рождения поэтессы, 12 июля, Галина Ефремова. Публикация “Звезда по имени Нинель” не оставила читателей равнодушными. Благодаря влиянию поэзии Мордовиной и общению с ней вышла в свет книга Галины Ефремовой “Моя Мордовина”, в которой рассказывается не только о творчестве, но и о жизни, характере, привычках Нинели Александровны.

Приведу несколько цитат из очерка Ефремовой о Мордовиной:

«Нинель Александровна Мордовина. Шесть лет прошло с того часа, как перешла она «в иное измеренье». Шесть лет. На второй день Рождества Христова. В этот же день два века назад ушла с Земли на Небеса другая великая душа: Николай Алексеевич Некрасов. Именно с его стихов началась моя любовь к поэзии, он был самым первым поэтом, кого я в детстве осознанно полюбила. Потом сердцем моим завладели и другие: А.С. Пушкин, П. Корнель, А.А. Фет, А.К. Толстой, С.А. Есенин, Ш. Бодлер, А.А. Ахматова, М.И. Цветаева, Л.И. Болеславский. Нинели Александровне Мордовиной принадлежит в моём сердце особое место, ведь мне выпало счастье быть знакомой с нею лично, бывать у неё в доме и принимать её в своём. Она стала мне и Другом и Учителем.

Трудно сейчас припомнить, когда я впервые познакомилась со стихами Нинели Александровны, мне теперь кажется, что они являются частью меня и были со мной всегда. Помню лишь, что было это в юности, что они мне сразу понравились, и мне всё время хотелось хотя бы взглянуть на неё: какая она, Мордовина? И однажды я её увидела. В день рождения А.С. Пушкина у памятника собрались наши астраханские поэты. Они произносили речи, читали и пушкинские стихи, и свои собственные. Их было много, но мне запомнилась только Мордовина, и смотрела я только на неё. Она была красива, женственна, и в ней чувствовалась какая-то особенная сила, сегодня я бы сказала, энергия. И неподдельная доброта. Она угадывалась во всём: в её глазах, голосе, в мягких движениях прекраснейших рук. Я стояла далеко от неё, в людской толпе, но мне казалось, что я чувствую исходящее от неё тепло, и мне хотелось смотреть и смотреть, слушать и слушать…».

Общение с большим поэтом не прошло для Галины Ефремовой даром. Это отметил в предисловии к сборнику её стихов «Новый маршрут» Иван Чудасов: «Галина Ефремова, будучи ученицей Н.А. Мордовиной, сумела вобрать в своё творчество лучшие достижения своего учителя, но не слепо копируя, а преломляя через призму своего восприятия и своей личности».

Многим своим воспитанникам Нинель Александровна посвящала стихи, по широте душевной нередко преувеличивая роль тех в литературе:

Ах, Анечка Евгеньева –
Небесное созданье:
Ей два шага до гения
И годы до признанья.

Я тоже горжусь стихами Мордовиной, посвящёнными мне, и таких стихов, поверьте, немало:

Ах, молодости власть!
Кому с ней было просто?
Ведь молодость и страсть –
Они родные сестры.
Лови свой час, лови,
Как бабочка, удача:
Все прихоти любви,
Все разночтенья плача,
Все тайны бытия
И шепот мирозданья –
Всё молодость твоя
В порыве познаванья.
Из чаши жизни – всласть
И радость, и досаду:
Ведь молодость и страсть –
Во всем родня по взгляду.
И не бывает дня,
В котором им не тесно,
Пусть больно от огня,
Но очень интересно!
Пусть обжигает лед
И отвергает стая,
Но так влечет в полет,
Что крылья прорастают!
Пусть кто-то хмурит бровь,
Пророча все напасти…
Но Бог один – Любовь,
А что Любовь без страсти?
Любовь – души костер,
А страсть – ее свершенья.
Без этих двух сестер
Нет жизни продолженья.

Много тёплых строк посвятила Учителю и я. Самым ярким на сегодня считаю это своё посвящение Нинели Александровне:

Дождь – октябрьским стаккато.
Небесная синь – краски тюбиком.
Долог путь.
Замечаю сквозь кромку прищуренных вежд:
Самолёты, как встарь,
Пролетают стремглав над Ахтубинском,
Тихим городом встреч,
вдохновенных стихов
и надежд.

Был неведом покой
Той, что часто скользила по лезвию.
Было ей горевать
да обиды таить – не с руки.
Полноводной рекой
Астраханской раздольной поэзии
Откликаются в нас
Эти сны,
и мечты,
и стихи.

И над всякой травинкой
Сегодня восторженно ахая,
Замирая от запаха
Прелой осенней листвы,
Постигаю взахлёб мелководье,
Строптивая Ахтуба,
Отрицая каноны
Подоблачной грешной молвы.

Суетимся порой,
Канителью с лихвой замордованы.
В добрый город приезд –
Как из давнего прошлого весть.
Я на память шепчу
Заповедные строки Мордовиной,
Что слагались в Ахтубинске.
С пристани радости.
Здесь.

(«Памяти Нинели Мордовиной»)

Голос лирической героини Нинели Мордовиной не затерялся в обширном поэтическом хоре, у него удивительно искренняя дружеская интонация. Духовный мир поэта, лейтмотивом через всё творчество которого проходит мысль «Быть добру!», богат и эмоционален, распахнут всем ветрам жизни:

Надежду я в товарищи беру:
Род человеческий, отведав неба,
Да не забудет вкус земного хлеба,
Чтоб на путях вселенских –
Быть добру!

Куда бы ни уводила Нинель Мордовину её поэтическая строка, с кем бы ни знакомила – с девочкой ли, дразнящей быка на древнем острове Крит, с Нефертити или с Тийей, со жрицей священного змея или с Мариной Мнишек в астраханском изгнании, с рабочим парнем, прокладывающим тропы Аксарайска либо с древней полонянкой – в сущности, Мордовина всегда знакомила нас с самими собой.

Я и сейчас ищу ответа на все свои вопросы в её стихах. И чаще всего – нахожу:

Когда до боли надоест
Судьбе перечить –
Не перекладывай свой крест
Другим на плечи.
Пусть, словно каменный, тяжёл,
А путь всё в гору –
Припомним: на Голгофу шёл
Иисус без спора.
И улюлюкали вослед,
И камнем – в спину…
В нас, грешниках, смиренья нет
И вполовину:
Клянём и время, и страну,
И жизнь отчасти
И на других кладём вину
За все несчастья:
Пусть кто-то понесёт ответ
Безмерной мукой.
А мы ему – камнями вслед
И – улюлюкать!
Потом покаемся: грешны!
Прости нас, Боже…
Во все века как мы страшны,
И как похожи.

Библиография поэтических сборников Нинели Мордовиной:

«Синяя птица» – 1966 г.
«Земное небо» – 1969 г.
«Испытание» – 1972 г.
«Ахтуба» – 1973 г.
«Ручные радуги» – 1976 г.
«Иволга» – 1978 г.
«Степная пристань» – 1980 г.
«Пристань радости» – 1981 г.
«Быть добру» – 1986 г.
«Иволга над Волгой» – 1991 г.
«Свет любви» – 1994 г.
«Нежность» – 1997 г.
«Надежда» – 1997 г.
«Улыбка души» – 1999 г.
«Избранное» – 2003 г.

Публикации в СМИ Астрахани, посвящённые творчеству Нинели Мордовиной:

«Астраханские известия» – 5 февраля 2003.
«Волга» – 10 января 2001.
«Волга» – 15 октября 2002.
«Волга» – 13 мая 2003.
«Волга» – 4 октября 2002.
«Горожанин» – 13.07.1997.
Еженедельник «Аргументы и Факты» № 33 от 14 августа 2013.

Публикации Н.А. Мордовиной в антологиях и сборниках:

«Где Волга прянула стрелою…»: Астрахань поэтическая/сост. Подольская Г.Г. – Астрахань, 1995. – С. 200-209.
Антология астраханской поэзии/ред. — сост. П.В. Морозов. – Астрахань, 2003. – С.128-138.
«Свет мой безмерный». Антология астраханской поэзии/ред. — сост. С.А.Золотов, 2013.- С.216-231.

Литературоведческие очерки, посвящённые творчеству Нинели Мордовиной:

Борисова О. Путь открыт молодым, «АиФ», 2013.
Ефремова Г.М. «Моя Мордовина», Астрахань, 2007.
Татаринцева Э. Забытая поэтесса? — «Факт и компромат» № 2, 20.01.12.
Торопицына Н.И. «Надежду я в товарищи беру…» — предисловие к сборнику Н. Мордовиной «Избранное. Стихотворения и поэмы». Астрахань, ГУП «Издательско-полиграфический комплекс «Волга», 2003 – 336 с., 2003 год.
Травушкин Н.С. «У Волги, у Каспия» – М., «Современник», 1985 – С.276-280.
Щербаков Ю.Н. «И современники, и тени» — Астраханское отделение Союза писателей России, 2013 – С. 101-104.

ИЗ ПОЭТИЧЕСКОГО НАСЛЕДИЯ НИНЕЛИ МОРДОВИНОЙ

БЫТЬ ДОБРУ

На миг перед дорогою замру:
Не просто – заново, хоть и не ново.
И все-таки из словаря земного
Я верую в два слова – быть добру!

Не поклоняясь злату-серебру,
Не покоряясь суете извечной
Прошу у жизни: стань почеловечней,
Чтоб на земле родимой быть добру.

Надежду я в товарищи беру:
Род человеческий, отведав неба,
Да не забудет вкус земного хлеба,
Чтоб на путях вселенских — быть добру.

Соломинкой на огненном ветру
Любая жизнь – чадя или сгорая…
Как все – не знаю собственного края,
Но края нет у жажды – быть добру!

Загадываю день свой поутру:
Пусть сложится из дел больших и малых –
Пока душа трудиться не устала,
Помогут руки ей, и – быть добру!

* * *

Когда до боли надоест
Судьбе перечить,
Не перекладывай свой крест
Другим на плечи.

Пусть, словно каменный, тяжёл.
А путь — всё в гору.
Поверьте — на Голгофу шёл
Иисус без спора.

И — улюлюкали вослед.
И — камнем в спину.
В нас, грешниках, сомненья нет
И вполовину.

Потом покаемся: «Грешны!
Прости нас, Боже!»
Во все века мы так страшны
И так похожи.

АСТРАХАНОЧКА

Астраханочка – жгучая смесь:
Запад, юг и восток в этих жилах.
Не природа причуды вершила,
А дороги, что сходятся здесь:
В жены брал россиянку – мурза,
Вез казак персиянку с похода,
Ссыльный поляк, себе на невзгоду,
Кохал панны армянской глаза…
Брал калмычку с отарами – грек,
И татарочку – русский купчина,
Да заезжий индус – ах, мужчина! –
След оставил от нежных утех.
А века размешали не раз,
В этой белой над Волгою чаше,
То, что стало сегодняшней, нашей
Астраханочкой – радостью глаз.
И приезжий извертится весь,
Взглядом жадно красавиц лаская:
-Ох, какая!…А эта – какая!
Астраханочка – жгучая смесь!
Одолеет мужчину тоска,-
Эта Астрахань…Сердца ожоги…
А во всем виноваты дороги
И вершащие чудо века.

ХАРАКТЕР

Меня шатало после смены:
Всю ночь заказ для фронта шел…
А дома не было полена,
И ноги жег холодный пол.
Закутав младших в одеяло
Вся в горькой росписи морщин,
Сурово бабушка ворчала:
«Вот так-то в доме без мужчин…»
Меня шатало после смены,
Но, отыскав в сенях топор,
Я распахнула двери гневно
В пустой с одной колодой двор.
Ах, вяза вязаные жилы!
А мне всего пятнадцать лет…
Лежит колода камнем стылым,
Топор звенит, а толку нет.
Уже ревела я от злости,
Уже рубила вкривь и вкось,
Уже в руках ломило кости,
А щепок было только с горсть.
Мне отвязаться бы от вяза…
Но неспроста затеян спор:
Еще один размах — и сразу
По обушок увяз топор.
…Внося дрова, кивнула братьям:
«Вот, мужички, тепло для вас…»
Завязывался мой характер
В суровый тот военный час.

***

Я праздную свободу быть – собой:
Осознанна, увы! – необходимость.
Владычествует мной необратимость:
Я праздную возможность быть рабой
Души своей: не лгать, не лицемерить,
Идти, куда хочу, — через «нельзя»,
Пугающие робких… Вот стезя,
Где голову сложить, служа химере.
Свободна! Как легко и как светло
Поется это слово… Словно птица
Невиданная стать ручной стремится,
Протягивая, как ладонь, — крыло.
Подарок, не предвиденный судьбой,
Понять, зачем и с чем на свет явилась,
О, Жизнь! – Благодарю за эту милость:
Пускай в конце, но быть самой собой!

***

Родиться женщиной удача или нет?
Путь пройденный оглядываю строго:
И сладкого и горького так много
В ладонях этих отмелькавших лет.
Взахлеб пила животворящий сок,
Смеясь и плача, если обжигало.
И все казалось мало… Мало! Мало!!! –
И счастья, и любви, и новых строк!
А счастье женское – всегда любимой быть
И в юности, и в зрелости, и в старость…
Я благодарна жизни, что досталось
Из этой чаши до сих пор мне пить.
Счастливей многих, в этом спору нет,
Но я сама фундамент заложила,
До одури
Выматывая жилы,
Дом строила среди обид и бед.
Всем бурям вопреки, всем силам зла,
Преодолев соблазны и наветы,
Дом, полный доброты, любви и света,
Душа моя недаром возвела:
Все удалось, о чем мечтала я, —
Четыре сына – гордость и опора,
Поэзии прекрасные просторы,
Ученики и верные друзья.
Пусть слава мне не осенила лба –
Была б душа с поступками согласна…
И верила, и верю не напрасно:
Родится женщиной – прекрасная судьба.

ТЫ — ЕСТЬ

Я живу в заколдованном сне,
В непонятном и сладком дурмане,
Где лепечет листва о весне,
Где звонок у дверей не обманет.
Не ищите на радость суда —
Неподвластна душа приговору:
Ничего не изменят года —
Продолженьем живу, не повтором.
И вот звонка благая весть:
Ты снова здесь, ты снова — есть,
И никаких сомнений: быль или небыль?..
Пока душа тобой полна,
Не отцветает в ней весна,
Благословленная землей и небом.
Я живу в заколдованном сне,
У таинственной силы во власти,
И все явственней кажется мне,
Что таким и случается счастье:
Никогда не расстаться с тобой —
Говорить, обнимать, целоваться. —
Этот сон мне подарен судьбой,
И не хочет душа просыпаться.
И вот звонка благая весть:
Ты снова здесь, ты снова — есть.
И никаких сомнений: быль или небыль?..
Пока душа тобой полна,
Не отцветает в ней весна,
Благословленная землей и небом.

ПРЕДЧУВСТВИЕ

Прекрасное что-то уходит,
Из жизни? Из сердца? Не знаю…
Какая-то грусть неземная
С утра затаилась в природе.
Так тихо — почти что до крика —
Задумалось небо седое.
Земля захлебнулась водою —
Темнеет заплаканным ликом.
Предчувствие близкой утраты
Тревожит –
Стреножит…
Но — что же?!
Все дальше любовь…
Все дороже.-
Но в этом — лишь мы виноваты.

ОБЩНОСТЬ

Учёный, подбирающийся к плазме,
И сеятель в неведомом селе,
И я – поэт.
Что наши судьбы разнит?
Что общее нашли мы на Земле?
В лесу деревья не равны по росту,
И звёзды в небе разных величин…
Природа рассудила очень просто,
И кто её в неправде уличил?
Одним светить,
Другим тянуться к свету,
А третьим создавать его дано.
И не было б ни книги, ни ракеты,
Когда бы в пашню не легло зерно.
Вот общее – стремленье к созиданью.
К грядущему стремительный разбег.
И на Земле, крупинке мирозданья,
Живёт для человека человек.

ПОКА ОНА ГОРИТ

Когда от нас любовь
Уходит навсегда,
Устав и день и ночь
Твердить о главном самом:
— чужого никогда
Не разоряй гнезда:
Не выстроить потом
Своим надеждам храма.
Взойдет чужая боль
Над пепелищем снов,
Тоскою закогтив
Твою живую душу.
И, опустив глаза,
Ты упрекнешь любовь
За все, что не сбылось,
За все, что – ты разрушишь…
— Так что такое: Жизнь?
— Путь до своей звезды.
Пока она горит,
В нас все надежды живы.
Пока она горит –
Через огонь и льды,
Пока она горит –
Идти неудержимо!
Пока она горит –
Над пропастью любой
Любовью связан мост –
Доверься сердцу смело!
— А что такое – Смерть?
— Когда ушла Любовь:
Заветная звезда –
Пока она — горела.

* * *

Говорят, молчание золото…
Золотой ты мой человек!
Мне твое молчание — молотом,
От которого свет померк.
Все расколото этим золотом,—
Отмолчался…
А мне куда?
До чего же она тяжелая, —
Золотая моя беда.
И просила одно лишь слово-то…
А в ответ — одна тишина.
Ах, молчание — злое золото,
Дорогая твоя цена.

ПОЭМА «ЖАРКОЕ ЛЕТО»
(Петр 1 в Астрахани)

I

Не тешило грядущее свидание:
– Ужо кровя повыпустит из вен…
Притихла,
Притаилась в ожидании
Нелучших и несладких перемен
Купеческая Астрахань… От слухов
Жужжал, как мухоловка, каждый двор:
– Царь-государь, он вора чует нюхом.
– А жить-то как?
– А кто ж теперь не вор?
– От честности какая в торге прибыль?
– А государь-то на расправу ско-о-ор…
– На парусах нажился, аль на рыбе –
Тому какая денежка в укор?
– Царь-государь, чай, с разумом-то в ладе:
Казне с купца добавка, не разор…
– Чиновным бы дрожать…
– Чего бы ради?
– А не воруй!
– Да кто ж теперь не вор?
И кто, скажи, не сшельмовал с казною?
Лишь дурень не напьется у воды…
…Измаясь от предчувствий
И от зноя,
Ждет Астрахань царя, как ждут беды.

II

Царь дивился погоде:
– Отменна! Отменна!
Трогал стены кремля:
– Хороши… А собор – лепота!
Непременно
В Петербург захватить чертежи.
Жадно впитывал Волгу глазами:
– Порту места вольней не найти…
Что ж, с Европой тягаться дерзали
И к востоку проложим пути.
Он чертил запыленным ботфортом
На прибрежном песке корабли:
– Крепостице быть портом и фортом,
Чтоб соседи дурить не могли.
Губернатор, а ты нам в угоду
Не пиры затевай, а дела:
Флот немедля готовить к походу!
Да с купцов-то не драть догола.
С неимущего проку немного,
– Ну, а смысл-то похода каков?
– Чтобы мирной, торговой дорогой
Стал нам Каспий во веки веков.
…Царь камзол распахнул:
– Ну, жарища!
Ты, Волынский, с кваском погоди:
Мужиков работящих мне – тыщу,
И за дело – поход впереди.

III

– Ой, не вор, – купец первым лил слезу.
Билась утицей красна девица:
На ее судьбу нанесло грозу – Против бури что – тонко деревце?
На Петров бы день свадьбе быть с утра,
Быть бы ей женой дружку милому…
Только нынче дни все царя Петра,
Супротивных нет перед силою.
Увели дружка, хоть не вор, не тать,
Увели дружка царский флот вершить.
Кабы ту беду да заране знать!
А теперь как быть? Как на свете жить?
Невеликий срок – лету со двора,
А по осени урожай видней:
Со дружком в любви не была мудра,
Не прикрыть позор сарафаном ей.

У молвы роток – не найти платок…
Обернулась жизнь лютым ворогом.
Неспроста отец на слова жесток:
Имя доброе, ой, как дорого!
…То не выпь кричит
Над рекой в ночи,
То не сом всплеснул
Близко к берегу.
Что слыхала ночь – по сей день молчит.
Что река взяла – хранит бережно…

IV

Не молоденек царь, а по городу
На коне верхом, словно смолоду:
Все-то шпорой бьет в бок Буланого,
И за свитой вслед – пыль туманами.
На базаре народ ужасается:
– День и ночь в порту люди маются!
– Чай, в поход идут…
– Кому в надобу?
– Ой, солдаткам-то горе надолго!
– Слышь, монашек один кричал давеча:
– Мол, антихрист… Мол, сам – царевича… –
– Прикуси язык, чай, не титешный,
Незнаком еще с башней Пытошной?
– Упаси, Господь, от беды такой…
До беды теперь всем подать рукой…
От войны кому было весело?!
– Да на кой нам ляд эта Персия?
– Что народу побьют – Матерь Божия!..
– Али слаще тут – как острожные?
На товары все поднялась цена…
– Уж кому война, кому мать родна…
– Глянь, мальчонка упал…
– Он кончается!..
На базаре народ ужасается:
– Не холера ли?! Ишь, как выхудал…
– Как ни кинь – все клин: нету выхода…
– Погоди помирать раньше времени:
Чай, всегда рассвет после темени…
– Ты про что, казак?
– Все про то, рыбак…
– Эх, один нам путь – во царев кабак!

V

А Петру и ночами не спится:
Духота!.. И в душе маета:
Сколько сил на укрепы границы,
А империя – срам: глухота,
Бездорожье, да избы курные,
Вонь, трахома – что север, что юг…
То ль в губерниях власти дурные,
То ли вправду мужик наш бирюк?
Как вытаскивать эту махину?
Сколько лет многотрудных забот:
А боярство все носом в перину,
А церковники злей, что ни год…
Сколь богата земля – горы, реки,
Все бескрайне: леса и поля…
Как убога душа в человеке,
О неведомом крае скуля!
Все попы – и не пашут, да сеют
Веру, в коей ничто – бытие…
Вдруг припомнил глаза Алексея –
Неизбывное горе свое:
Сына! Сына сам отдал на плаху,
Сберегая России покой!
…Ночь пугая, трещала рубаха,
Рвясь под тяжкой в удушье рукой.
В лунном свете металась по саду
Долговязая резкая тень…
Полный лоб осушала прохлада,
Возвращая в сегодняшний день:
– Перво-наперво: пушки проверить –
Льют-то наскоро… Но – мастера!
Провиант.., чтоб ни малой потери…
Да купчишек тряхнуть бы пора:
Кремль да дюжина улиц – не город.
А домишки? По крыши – в камыш!
От Европы иль мало позора? –
Жить в хлеву никому не в престиж.
Строить! – Чтоб каждый дом, как картина!
Как в столице… И чтоб – на века!
Алексашку б… Но сукина сына
Мне простить против сердца пока.
А ведь было: и друг, и сподвижник…
Вор – светлейший… И пойман уже.
Да купцам приказать, чтоб булыжник
Привозили на каждой барже
И мостили проезды и площадь!
Губернатора предостеречь:
Чтоб за Волгой дубовую рощу
(Сам сажал!), как зеницу, беречь! Осушить бы окраин болота –
Было б городу место расти…
Тут делов – не просохнешь от пота, А года, как вода из горсти.
Ничего… Вот ужо из похода
Возвратимся с победой, Бог даст,
Я им тут поменяю погоду –
И глазаст, и рукаст, и клыкаст –
Уж коль будут к востоку ворота,

Честь России блюсти соизволь!
…Рассветает. А спать неохота.
И в боку – окаянная боль…

VI

Ой, наплачешься ты, Астрахань,
С указами:
Император-то всё выглядел,
Всё выведал –
Кто с казной дурил,
А кто хитрил с лабазами:
Что товару-то сгноили ради выгоды!
У мздоимцев по поджилкам
Страха судорога:
Тяжелехонька в руках Петровых
Палица…
А в глаза ему глядеть –
Уж лучше каторга:
С умом-разумом навек враз
Разладица!
Что-то нынче скоморох Без прибауточек.
У монахов языки, как проглочены:
Коль за слово – на правёж –
Тут не до шуточек,
У беды ни стороны нет,
Ни обочины…
А купцам – тем нынче думы
До испарины:
И по-старому жилось
Без лишней тяжести…
Возводить хоромы – денежки не дарены.
Но велик соблазн:
В хоромах жить по-княжески!
Что платить скупому дважды –
Это ведомо.
Коли требует престижа время новое, –
Для хорошего-то дела мы не бедные, –
Будет Астрахань столицею низовою!

СВЯЗНИКИ

Вот суд молвы: «Что спрашивать с поэта? –
Не требуют ответа от стихий…»
О, да! Поэт внезапен, как комета,
Но след его во времени – стихи,
Громоподобны или же тихи,
Как шелест луга в середине лета,
Объединяют и сердца стихи,
И времена и, может быть, планеты.
Не вымысел, пророчество, скорей:
Вселенная, по сути гармонична,
И, потому на жизнь она щедрей,
И в космосе Земля не единична.
А Разум без поэзии – не Бог! –
Не знающий любви – не созидатель.
И человек бы ничего не смог,
Когда бы первый на земле мечтатель –
Чудак, сложивший первую строку
В честь красоты…Не прихоть и не шалость:
Души рожденье…с жизнью связнику
Поэта званье вещее досталось.
С тех пор и платит он за все грехи
Земных детей душой своей кричащей:
За каждый век ответ несут стихи,
Уча добру… Читайте их почаще.

Музею Велимира Хлебникова в Астрахани

Сквозь все режимы и «прижимы»,
Сквозь глупость, зависть, слепоту,
Пробьётся только одержимый
Своею верою в мечту…
И в этот дом старинной кладки
Заходят люди, словно в храм –
Иные здесь царят порядки,
Причастные – иным мирам:
Здесь Дух Поэта своевольный
Живёт – он дышит и звучит.
Здесь так душе светло и больно,
Так токи сердца горячи!
Поэт живёт, поправ все сроки,
Глаголом, обогнавшим век:
Его горячечные строки –
К иному берегу разбег.
Совсем другие измеренья
Свободы, правды и добра…
Его высокое горенье,
Его высокое паренье
Над миром, где вся жизнь – игра.
… Прости, Поэзия, Россию –
Её поэтам путь не прост:
К ним, бездуховность толп осилив,
Приходит слава – на погост.
Но этот дом – души обитель,
Не станет времени чужим.
Его создатель и хранитель
Мечтой и верой одержим:
Нести живым – живое Слово
Через пространство странных лет,
Чтоб, словно в храм, входили снова
В старинный дом, где жив поэт!

ПОД ФОНАРЁМ

Стекает медленно заря
По листьям тополей вдоль окон.
Стоит дитя у фонаря –
Ещё не бабочка, а кокон.
Раскрашена, как папуас,
И лишь намёки на одежду…
Но хищный прищур серых глаз
Убьёт наивную надежду.
На то, что это лишь мираж.
Фонарь и девочка – не символ
Распада…Век жестокий наш! –
Во взгляде девочки крысином
Одно желание: урвать
Кусок побольше и послаще,
А уж в подвал или в кровать –
Платили б только те, кто тащит…
На распродаже тел и душ
И жертва, и преступник – рядом:
Мужчина, чей-то сын иль муж,
И девочка с крысиным взглядом.
…Мы много на себя берём,
Век проклиная за немилость.
Та девочка под фонарём
Сама ли в этот мир явилась?
И кто толкнул её сюда?
Кто взгляд её крысиным сделал?
Предвестье страшного суда –
Дитя, торгующее телом.
И всем нам оправданья нет
За то, что правит зла стихия.
…Фонарь…Вечерний полусвет…
Под фонарём – дитя России.

ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ

Уж так осока высока,
И так тропа не хожена –
Когда бы не твоя рука,
Была бы осторожна я.
Когда бы не твои слова
Да не заря у вечера —
Была бы я во всём права,
Да вспомнить было б нечего…

И ВЕРЯ, И ЛЮБЯ

Когда душа болит
Совсем не за себя
И слёзы до морщин
Лицо изморосили –
Не я тебе бандит,
Не я тебе судья,
Но до седых волос
Дитя твоё, Россия.
И свыше нам даны
Дорога и судьба,
Каких бы мы теперь
Поблажек ни просили –
Тернового венца
Не отодрать от лба:
Кровавые следы –
История России.
Но снова горизонт
Кровавит не закат,
И вдовы чёрный плат –
Увы – не износили.
И матери кричат,
Цепляясь за солдат,
В огонь идущих
За тебя, Россия…
Ах, как болит душа
Совсем не за себя:
Я жизни тяжкий крест
Пока могу осилить.
До смертного конца
И веря, и любя,
Молиться буду за тебя,
Россия!

* * *

Не отдам тебя!
Не отдам
Ни другой любви,
Ни годам.
В память врежу –
По рукоять.
Не сумеют тебя
Отнять.
И останешься –
Только мне.
Догорю
На твоём огне.

***

В последний раз прошу тебя, Любовь:
Один глоток из твоего стакана!
Один глоток – от сладкого дурмана
Пусть на мгновение затихнет боль.
В последний раз прошу тебя, Судьба:
Один дай день, где буду верить свято.
Один лишь день – с восхода до заката –
Дай верить мне, что я еще слаба.
В последний раз, Поэзия, прошу:
Дай слово мне, чтобы, как жизнь, звучало.
Дай слово для последнего начала,
Чтоб дописать, пока еще дышу.

* * *

Не расколешься – не стекло.
Не раскаешься — утекло.
Не расплавишься – не тепло.
Не расплачешься – тяжело.
Лишь привиделось,
Что ты весь – насквозь…
Шёл хозяином,
А ушёл, как гость,
От огня всего —
Уголёчек в горсть…
И живи теперь —
Хоть кричи, хоть брось.
И не спрошена – а до дна.
И не сношено – а бедна.
И не брошена – а одна…
И одной – вся беда видна.

***

Случается: поправ закон
И все сомнения отбросив,
Вдруг зацветает сад под осень,-
О, как тогда прекрасен он!
И пусть кощунственно почти
Желать себе такого блага,-
Приди к моей душе отвага,
Осенним садом зацвести.
Презрев намеки птичьих стай
На то, что зимний холод близко,-
Что упоительнее риска
Из сентября ворваться в май?
Пускай смиренная трава
Шуршит об утреннем тумане,-
Обманет или не обманет
Любовь – она всегда права.
И мне под осень суждена
Случайных встреч твоих улыбка…
Цвети, мой сад, — пускай ошибка,
Но – гениальная она!

ПРИСТАНЬ РАДОСТИ

Мне притворяться влюбленной не нужно –
Где б не жила на родимой земле,
В летние полдни и в зимнюю стужу
Все тосковала о белом кремле.
Вс-то мне снилось, как запах акаций
Льется вдоль улиц, весною маня…
Как подплывают к рукам астраханцев
Белые лебеди средь бела дня.
Все-то мне чудились волны и пристань,
И над водой кружевные мосты…
Астрахань, Астрахань ныне и присно
Пристанью радости будешь мне ты.
Каждый свое получает на свете,-
Город мой солнечный, благодарю!
Ты добротой мне на песню ответил,
Лотос твой цвел моему сентябрю…
Ты поделился и хлебом и делом,
Сердца коснулась живая вода.
Астрахань, Астрахань, город мой белый,
Пристанью радости ты – навсегда!

***

Как в Астрахани ночи хороши!
Брожу, не уставая до рассвета.
И воздух из цветастой кружки лета
Сметает лень и суетность с души.
Стоит вокруг такая тишина,-
Хоть режь ножом, и ломоток – на память.
Над городом, над Волгой, над веками
Переплывает через ночь луна.
Река блестит, как рыбья чешуя,
К причалам волны прибивают пену…
Потом во мне заметят перемену
Степные и степенные края.
И станут удивляться неспроста:
«Водой живою, что ли оросили?»
Меня в негромком городе России
Коснулась летней ночи красота.

***

Говорят, в сердцах у женщин
Птица вещая живет.
…Мне все меньше, меньше, меньше
Наших встреч недостает.
И друзья гостят подольше,
И на лад пошли дела,
И все больше, больше, больше
Жизнь становится мила.
То ли схлынул зной палящий?
То ли выжгло все – дотла?
Но все чаще, чаще, чаще
Даль просторная светла.
Не приручишь птицы вещей –
Все талдычит про беду…
Но все легче, легче, легче
Я к самой себе иду.
Даже самой малой фальши
Не хочу прощать, любя,
И все дальше, дальше, дальше
Путь уводит – от тебя.

ЗОВ

Мне голос твой почудится во сне,
Он будет звать: «Ко мне! Лети ко мне!»
И я рванусь, на этот зов спеша спеша,
И надвое разломится душа:
Мне от земли себя не оторвать –
Не оттолкнуть с пути родную мать
И руки сыновей не развести…
А ты зовешь: «Лети ко мне… Лети!»
И нежность поднимает два крыла –
Она так долго этот зов ждала,
И сердце – словно пламя изнутри…
И два пути: взлетай или умри!
Уже, о понимании моля,
Шепчу: «Прощай… Прости меня, земля!
Я дочь твоя, и велики долги –
Прости! И добрым словом помоги…»
Молчание нависло надо мной,
Хрустят, ломаясь крылья за спиной,
Но все еще, превозмогая боль,
Хриплю свое: «Пусти, земля! Позволь…
Ты слышишь, как любовь меня зовет?
О, как мне нужен взлет…
Ты слышишь, взлет…
Безжалостна молчания рука,
И звездный путь закрыли облака.
Нет крыльев – только перышки в пыли,
Нет силы даже их поднять с земли…
Прости земля, нет в гневе правоты,
Но что тебе от сломанной мечты?
Зачем тебе бескрылая нужна?
И как теперь,
И чем я жить должна?
В безветрии качнулись ковыли
На строгий голос Матери-земли:
— Не укоряй, моя вина мала:
Я только жизнь и хлеб тебе дала.
Все остальное создавала ты,
Да, видно, слабы крылья у мечты.
С тебя и спрос за перышки в пыли…
И снова колыхнулись ковыли,
И ночь молчит, И – взрывом в тишине
Тот, вечный зов: «Ко мне!
Лети ко мне!»

ЖЕНЩИНЫ

Одна из села, а другая из города,
Ровесницы, как же они непохожи!
Застенчива сельская, скромница, гордая,
Но тихая прелесть ее так тревожит…
Я знаю, с ней в прятки играет удача,
И часто обида является в гости,
Но в светлой улыбке отчаянье пряча,
Она через пропасти строит свой мостик.
И тянется к людям — добра и наивна…
А вот городская — иная по духу:
И дерзость, и сила во взгляде зазывном,
И легкость сродни тополиному пуху.
Ее облака не сгущаются в тучи-
Для города значит немного погода.
И женщине этой не мостик, а случай
Приходит на помощь, капризу в угоду.
Добра ли? Не знаю…Скорее, лукава:
Туманные взгляды, обманные речи…
И так очевидна погоня за славой,
Что истина прячется где – то далече.
Две женщины смутной и странной эпохи,
Где тяжко добру и вольготно для зла,
Две малые птахи, две певчие крохи,
Дай Бог им дыханья и силы крыла!

Одиночество

А я и не знала, что в лунные ночи
Мечта о несбывшемся слаще, чем сон…
Но старый попутчик поверить не хочет
Ни в призраки счастья, ни в горечи стон.
Доказывать, право, не стоит сегодня,
Что в прошлом блуждать удовольствия нет:
Мой старый попутчик, я стала свободней
И мне обольстительней призрачный свет,-
Куда захочу и на что загадаю,
И кем окажусь? – Это только мое.
Отстань, одиночество! – Я не святая,
А жизнь коротка и близко воронье.
Мне хватит души на полет в бесконечность
И хватит ума – разгадать миражи:
Подскажет дорогу мне лунная млечность,
Меж прошлым и будущим сняв рубежи.
И, взглядом прощаясь, в последнем мгновенье,
Земле, на которой так долго была,
Шепну, что любила и, что, к сожаленью
Любимою стать никому не смогла.
Случайной утехой других одиночеств
И только… А прочее все – миражи.
…А я и не знала, что в лунные ночи
Открыты нам бездны своей же души.

Сила воли

А что такое сила воли?
Уменье не кричать от боли,
Когда поломано крыло.
Уменье ждать: пока срастется
Тогда лететь — не как придется,
А чтобы только повезло?
Но может быть, совсем иначе.
Крича от ярости и плача,
Заставить целое крыло
Решить безумную задачу:
Подняться выше неудачи
И победить, беде назло!

***

Принудить долго ли
К молчанью – душу?
…Опять над Волгою
Две чайки кружат…
Давно приучена
Не плакать – в голос.
…Цветет в излучинах
Последний лотос…

Утешусь малостью:
Пройдет когда-то.
…Ах, как дышалось мне
Там – на раскатах!

Закрылась тучами
Даль – с позолотой.
…Цветет в излучинах
Последний лотос.

СВЕТ ЛЮБВИ

Время стерло с крыльев пыльцу
Красок ярких и позолоты…
Только снятся теперь полеты…
До предсмертной своей икоты
Нам вопрос задавать Творцу: —
Кто мы есть? И зачем нужны,
Обреченные от рожденья
На бесчисленные паденья?
Наши сны и наши виденья —
Только ли влиянье луны?
Почему, продукт бытия,
Так отчаянно рвемся к звездам?
Этот мир не для нас ли создан?
Почему нелюбим, непознан,
Невозделан для жития,
Что же, все-таки, тут не так:
Мы — творения, или — твари?!
Если разум и был подарен,
Что он может — с безумьем в паре? —
Человек человеку — враг!
Мир захлебывается в крови:
Век за веком пирует бойня.
Каждый день, как патрон в обойме.
Развеселая эта двойня —
Жизнь и Смерть всегда — визави.
Злом вселенским облучены,
Мы глаза от истины прячем:
Путь иной в душе обозначен…
Свет любви — он виден незрячим,
Без него мы — обречены.
…Дни летят, как с крыльев пыльца,
Обнажается суть сомнений:
Если жизнь лишь горстка мгновений?..
Через боль земных потрясений
Мне — на свет Любви, до конца.

Нежность

Мои следы — и поперек, и вдоль,
И вдаль — кругами…
От нежности такая боль!
Лечусь шагами.
Спасибо, Жизнь,
Что не напасть — упасть,
Подняться б силу._
У нежности такая власть —
Совсем скрутила!
С морокой этой сердце
Заодно:
На гордость ропщет…
От нежности в глазах темно,
Иду — на ощупь.
Когда бы знать — как дух перевести
Хоть на мгновенье?
…А нежность снова — на пути,
И нет спасенья!

Осень…

Шепот звезд и шорохи листьев,
Месяц тоненький, ржавый, старый.
Птицам тоже снятся кошмары, —
Вскрики ночью — предтечи истин:
В миге каждом таится нечто
Сокращающее дни и годы…
Все уходим — стаи, народы,
Не познав: что же это — Вечность?!
Листья чувствуют: это осень
И по-птичьи взмывать им в воздух:
Их последний о жизни возглас
Дождь холодный под корень скосит.
Птицы знают: разлука близко,
А дорога скупа на ласку…
Сны их птичьи — только подсказка
Острых сколов на грани риска.
Месяц рожки склонил уныло:
Вышли сроки его сияний, —
Новолунье — для расставаний:
Все кончается словом: «было».
От печали память очистив,
Отпускаю обиды горстью, —
Все мы в этой Вселенной — гости.
Шепот звезд и шорохи листьев…

***

Вот и расходятся наши пути –
Так на земле повелось:
Или дыханье одно обрести,
Или – вперед, но врозь…
И невозможно обманывать жизнь:
Радость утонет во лжи…
Что пожелать на прощанье?
— Держись!
И впереди – миражи.
Будет казаться не раз и не два:
Вел нас единственный путь…
Побереги покаянья слова –
Прошлого не вернуть.
Прошлое, словно снежинка в горсти –
Тает надежды звезда…
Вот и расходятся наши пути –
Сразу и навсегда.

КАК УМЕЛА

Быть может, однажды,
В грядущем столетьи,
Глаза мои встретив
На старом портрете,
Потомок забудет на миг про дела
И спросит: «А чем
И зачем ты жила?»
Мой милый истец,
Я жила – как умела:
Для добрых сердец
Незатейливо пела.
А злым – закрывала дорогу
Собой,
И тут уж не песней платила –
Судьбой.
Мой строгий истец,
Я с тоской не дружила,
Заботой, работой
Повымотав жилы,
Устало не хныкала
В чей-то жилет,
Хоть черным порою был мне
Белый свет…
Мой дальний истец,
Я жила, как придется:
Кому-то в жару обернулась
Колодцем,
Кому-то
Заветной звездой поутру…
Кому-то совсем не пришлась
По нутру.
Умна ли была?
Что хитрить – сомневаюсь…
Но даже и в этом сомненьи не каюсь:
Искала – немало
И много нашла.
В мгновении каждом –
Собою была.

Благодарим Дину Немировскую за предоставленные материалы.

Поделиться: