Настоящая поэзия. Дмитрий Казарин.

Уже год, как нету с нами замечательного астраханского поэта Дмитрия Казарина. Он ушёл из жизни 3 февраля 2018 года, очень многое не довершив в своём творчестве. Но и то, что успел сделать наш товарищ, останется на долгие годы. Потому что это – настоящая поэзия. А она – бессмертна!

* * *

Отдай мне сапоги, кладбищенская грязь.

На дармовых харчах и так ты растолстела.

Ещё мой скудный ум на выдумку горазд,

а много ль даст тебе моё худое тело?

Отдай мне сапоги, кладбищенская грязь.

Не в этих кирзачах приду сюда я снова.

Тебе привычны плач и вопиющих глас,

а что ответишь ты на матерное слово?

Отдай мне сапоги, кладбищенская грязь.

Ведь мы с тобой родня по плоти и по крови…

Не чавкай как свинья. Прощай на этот раз.

Я смертное себе ещё не приготовил.

* * *

Край мой отчий – прикаспийская низменность

или вмятина от ангела падшего.

Я к нему приговорённый пожизненно,

что едино с погребением заживо.

Хочет к Небушку душа, тянет крылышки.

А до Небушка то, ох, как далеченько…

– Господь-батюшка, – кричу, – дай мне силушки.

Отпусти грехи. Ты строг, да не мелочен.

Обессиленный стою на дне ямы я.

А Господь мне говорит укоризненно:

– Потерпи ещё, душа окаянная.

Ты сюда приговорён лишь пожизненно.

* * *

Этот дом с виноградником и огородом,

где родился я сорок тому назад,

мы его продали через полгода

после смерти отца…

А ещё был сад.

Ну не сад, а так, несколько деревьев,

но и их обработать – надобно сил.

Сливы, вишни и персик – редкость в то время.

Первый раз у нас он плодоносил.

И последний. Под тяжестью урожая

раздвоился ствол его до самой земли,

и плоды зелёные на этой земле лежали

и уже дозреть не могли…

А в комнате, откуда беру начало,

в потолок был ввинчен стальной крючок.

На него вешали зыбку, и мама её качала,

чтобы не приходил ночами серый волчок.

Но он приходил, и я горько плакал.

Тогда папа быстро шёл в чулан за ружьём,

дедушка брал вилы, бабушка – скалку,

мама в ладоши била,

и волк не лез на рожон…

Дедушка давно похоронен на Старом,

бабушка и папа на Новом лежат.

То, что от продажи дома осталось,

в 92-м Сбербанк слизал.

Мама постарела, не поёт больше песен,

их теперь жена моя дочке поёт.

Не забыть бы, поставить на даче

подпорки под персик,

обещает быть урожайным год.

* * *

Р.Ш.

Проходила ночью Смерть

по моей избе.

Я проснулся посмотреть:

«Кто там? Что тебе?»

Заглянула мне в глаза

и сказала:

«Мить,

затупилася коса.

Надо б починить».

Вот стою, наждак кручу.

Смерть расселась в кресле.

Всю косу на нет сточу,

не порежусь если.

ЧЕТВЕРТИНКА ЧЁРНОГО

Четвертинка чёрного,

точно ночь, черна.
На четыре стороны,

эх, судьба одна.
Вышел в поле чистое,

руку небу выставил,

помолился истово:

«Вытяни со дна».

Осветил ладонь его
месяц молодой:

«Ну, чего долдонишь ты,

что пуста ладонь?

Для того, блоха моя,

дни твои постны,

чтобы мог со славою
ты за дело правое
со своей оравою
в землю лечь костьми».

Четвертинка чёрного,

точно ночь, черна.
Под крылом у ворона,

эх, не спит страна.
Семеро на лавочках
просят сладких пряничков,

а отец их — Ванечка
чистит пулемет.

РЕКВИЕМ

– Раскинулось море широко,

и волны бегут за кормой…

Приснились мне токарь Серёга

и Виктор Андреич – сварной.

Серёга по этому миру

с лицом почерневшим ходил.

И фрезеровал и сверлил он,

и шпонки под паз доводил.

Способности были для роста,

но в штате лишь третий разряд.

И кости его на погосте

четвертый уже не узрят.

Он был разведён. Алименты

платил на двоих пацанов.

За лучшие в жизни моменты

останемся мы без штанов.

Но миру невидимы слёзы

в прищуренных наших глазах.

Он помер от туберкулёза,

и водка была, как слеза…

А Виктор Андреич… Да что там!

Давай, разливай эту муть.

Помянем… Эх, рижские шпроты

не лучше, чем килька. Ничуть.

* * *

«Мы не умеем подавать калекам.

Какой-то стыд отводит нам глаза…»

Так я писал пятнадцать лет назад,

но всё проходит. Время – лучший лекарь.

Мои глаза не ведают стыда,

хоть и не чёрств я сердцем, господа.

Зажав последний рублик деревянный,

миную строй просящих подаянье

спокойно, будто бы на мне – броня.

И только замечает взгляд усталый,

что в том строю есть промежуток малый.

Быть может, это место – для меня.

ЕСЛИ БЫ Я БЫЛ БОГАТЫМ

Если бы я был богатым,

я не стал бы ждать получку,

и жены своей получку

пятый месяц бы не ждал.

Я с долгами б расплатился

и пошёл … ПО МАГАЗИНАМ!

Ведь с богатством не сравнится

скромный мамин пенсион.

Если бы я был богатым,

я купил бы дочке туфли.

Впрочем, что за мелочь – туфли?

Взял бы ей велосипед!

Как на троне трёхколесном

восседала б моя Дашка.

А крутить педали можно

даже вовсе без туфлей.

Если бы я был богатым,

то жене купил бы лифчик.

Впрочем, на фига ей лифчик?

Платье ей бы я купил.

Ослепительное платье.

На груди – глубокий вырез.

У моей жены Ларисы

грудь уж больно хороша.

Если бы я был богатым,

маме я купил бы тапки.

Обязательно бы тапки

маме новые купил.

Чтобы в новых мягких тапках

было ей шагать удобно

узнавать на нашей почте:

скоро ль пенсию дадут?

* * *

Взгляни-ка, что творит хвостом

кто больше всех мне рад.

Его безудержный восторг

не требует наград.

Корысти в нём ни на пятак.

И если я погрызть

не приношу, он рад и так.

А у меня – корысть.

Оставив бренное одру,

не опуская век,

я на Суде представлюсь:

«Друг

собаки – человек».

* * *

Царство Небесное – это летний парк:

колесо обозрения, карусели, лодки…

Папка меня подкидывает на руках

и сажает на плечи. Походкой лёгкой

он проходит ворота, огибает цветущий куст,

весело смеясь и свободно жестикулируя.

Без костылей идёт.

Мама смеётся, сестра смеётся, я тоже смеюсь.

И никогда ему ногу не ампутируют.

А потом за усыпанным цветами кустом,

на широкой аллее, где повсюду фонарики,

мы встречаемся с папиным другом – дядей Христом,

и он мне дарит разноцветные воздушные шарики.

А потом мы катаемся на карусели за просто так,

и на колесе обозрения и на лодках, как водится.

Ведь Царство Небесное – это летний парк,

где даже мороженое раздает бесплатно тётенька Богородица.

* * *

Облака плывут над 1-й Перевозной.

То сойдутся, то обратно разойдутся.

Если вверх смотреть – не выкатятся слёзы.

Баба Мотя, баба Поля, баба Дуся…

Три старушки со смешными именами,

три подружки,

вы здесь больше не живёте.

Облака плывут над вашими домами,

баба Дуся, баба Поля, баба Мотя.

Здесь мальчишкой, оседлав забор тесовый,

мазал губы синевой тутовых ягод.

Здесь летало мое детство, невесомей

голубей из ученических тетрадок,

под присмотром трех старушек дальнозорких.

вовсе не богатырей из сказок русских…

Как же мне теперь без вашего дозора,

баба Мотя, баба Поля, баба Дуся?

В ПОТАЁННОМ САДУ

В потаённом саду

круглый год распускаются почки.

Вешний запах цветенья

царит в потаённом саду.

В том саду навсегда

все мы – чьи-то сыночки и дочки,

все мы – братья и сёстры

по совести, и по стыду.

В потаённом саду

под мерцающей веткой берёзы

так легко засыпать

на шершавых ладонях отца.

В потаённом саду

так сладки наши детские слёзы,

наши вечные слёзы

мы там не стираем с лица.

* * *

Оттолкнув затвор и раму,

под давлением бойка

норовила пуля замуж,

выбирала жениха.

Был жених беспечен, молод,

он не думал, не гадал,

что в открытом чистом поле

ждёт его такой удар.

А вокруг природа пела

и весной дышал простор.

Только пуля не хотела

оставаться холостой.

Пуля замуж выходила,

от волненья горяча,

И любовь свою дарила

ниже левого плеча.

МОЙ ДЕД

В образованье был сплошной пробел.

Крестьянин. Руки, как коряги.

Расписываться даже не умел.

Он просто крест поставил

на рейхстаге.

РАССКАЗ БАБУШКИ

– Беда одна не ходит, это верно…

В сорок втором погиб на фронте мой,

а через месяц после похоронки

из пятерых оставшихся детей

Надежда – старшая,

шестнадцать лет, невеста,

помощница –

от менингита умерла…

На кладбище её похоронила

за три рубля тогдашними деньгами

и деревянный справила ей крест…

Могилку долго я не навещала,

едва хватало силы на живых.

Поди-ка, четверых поставь на ноги!

Когда ж пришла, креста не отыскала.

Видать, пошёл кому-то на дрова,

зима тогда была у нас суровой…

Теперь, как на могилки прихожу,

ищу примерно, где её,

и плачу.

ТРЕТИЙ ПОЕЗД

«Пошарь, хозяйка, под заплатою,

да не жалей своих рублей, –

гадалка в мае сорок пятого

гадала бабушке моей, –

Ты заплети косу до пояса,

и платье новое надень.

Твой муж вернется третьим поездом.

А третий поезд – через день».

Под неказистой старой сливою,

что очень кстати расцвела,

стояли бабушка счастливая

и дети – меньше мал мала.

Они стояли, взявшись за руки,

они таращили глаза.

А слива расточала запахи,

и с неба падала слеза…

Вот здесь в семейной нашей повести

я резко открываю дверь:

«Он не вернётся третьим поездом!

Не верь ей, бабушка, не верь!

Нет у гадалки этой совести».

И я кричу через года:

«Он не вернётся третьим поездом!

Он не вернется никогда!»

«Ну что ты расшумелся, лапушка?

Конечно, не вернется он.

Но той гадалке ваша бабушка

шлёт самый искренний поклон.

Что смотришь, как на сумасшедшую?

Поклон ей низкий от меня».

И с расстановкою, неспешно так:

«Мы были счастливы три дня».

ИЗ БАРАЧНЫХ ВОСПОМИНАНИЙ

«Я двадцать лет с ним прожил через стенку…»

Е.Рейн «Алмазы навсегда»

…а жили мы в бараке деревянном,

сработанном ещё рабами Рима,

ну, то есть до семнадцатого года.

По имени промышленника Круппа

он назывался крупповский барак.

Два этажа, и лестница снаружи,

расшатанная. Как она скрипела!

Но всё ж вела к нам, на второй этаж.

Сосед наш через стенку, Петр Савельич

был инвалид войны. В младые годы

он след оставил на Сапун-горе,

и вместе с ним стопу свою оставил.

Ему ботинки шили на заказ.

Один обычный, а другой – «с секретом».

Он начищал их чёрным гуталином,

до блеска драил в коридоре общем,

где каждая барачная семья

имела стол отдельный с керосинкой.

На керосинке мать обед варила,

заглядывая иногда в кастрюлю.

А дядя Петя начищал ботинки

и исподволь на мать мою глядел.

Его жена давно ушла к другому,

но иногда захаживала в гости

к другой соседке нашей, к тёте Клаве.

Худая, маленькая, «божий одуванчик».

А звали её Тасей. В паре с Клавой

она чаи гоняла в коридоре

за Клавиным столом и говорила

между глотками: «Жаден, жаден Петр».

Ещё глоток: «Куркуль, единоличник».

У дяди Пети кроме спецботинок

была ещё машина «инвалидка»

в сарайчике под окнами барака,

двухместная, с движком мотоциклетным.

Как заведёт – хоть выноси святых!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

В году примерно восемьдесят пятом,

ну да, к сорокалетию Победы

он получил отдельную квартиру

с удобствами, на первом этаже.

И вместо «таратайки — инвалидки» —

новёхонький, с иголки «Запорожец»

от партии с правительством в награду

за ратный подвиг сорок лет назад.

Прибавь ещё: к нему вернулась Тася.

Как говорят, беда одна не ходит,

а коль уж повезёт – так повезёт.

Жаль только, что недолго счастье длилось,

и вскоре умер он. Зато осталась

с квартирой Тася. А машину продала.

И вновь она ходила к тёте Клаве.

Опять чаи и снова разговоры

про мужиков. К ней сватался какой-то

пенсионер районного значенья.

– «Интеллигент. Пришел ко мне с цветами.

Да он в постели ничего не может!

Жених… Вот Петя т-а-м был не культя!» …

ПАМЯТИ ВЕНИАМИНА БЛАЖЕННОГО
Будто после кончины я вновь возродился … котом,

и попал в фавориты дворовой кошатницы Фаи.
Фая любит меня… За ушами щекочет перстом,

и кладёт почивать на линялом своём сарафане.

А когда, хуже блох, заедает хозяйку тоска,

забирает меня на своё стародевичье ложе,

и неистово, пылко, взахлёб начинает ласкать,

как дитя, как любовника, как… Ни на что не похоже!

Только чем я отвечу на Фаин неистовый пыл?

Лишь слезою кошачьей кроплю её руки и ноги,

и Кошачьего Бога прошу, чтоб её отпустил,

чтоб когтистые лапы свои Он ослабил немного.

«У бедняжечки этой судьба и без нас нелегка.
Отпусти её, Боже Кошачий, к двуногому богу.
Пусть никто в моё блюдце вовек не плеснет молока,

пусть умру я в кошмарных зубах одичавшего дога» …

Поделиться:


Настоящая поэзия. Дмитрий Казарин.: 6 комментариев

  1. Всё в жизни – суета
    Очерченного круга.
    Снег выпал неспроста:
    Мы поминаем Друга,
    Что умер год назад.
    Несокрушима память
    И потаённый сад
    Шумит его ветвями.
    У жизни на краю
    Слышна его молитва.
    Как там тебе в раю,
    Пророк Казарин Дмитрий?

  2. Думаю лучше, чем здесь, на земле. По крайней мере, там, где он сейчас находится, нет войн, болезней и гнусных людей.

  3. Жаль!!! Дима был настоящим поэтом, которых сейчас в России очень мало! Графоманская мишура застит нынешнюю, великолепную русскую поэзию, а мы всё ждём, что накипь словоблудия пройдёт и останутся только достойные стихи и поэмы! Наверное, » большое видится на расстоянии» СВЕТЛАЯ ПАМЯТЬ ТЕБЕ, ДИМЫЧ !

  4. Наши добрые слова ему вряд ли помогут. А вот молитвы — другое дело. Так что оставляйте не пожелания, а отправляйте весточки в виде молитв прямиком на небеса.

  5. Мне больше всех других и Дмитрия нравился и всегда будет нравиться его «Третий поезд». Стихов его уже много представлено. Добавлю ещё один-два:
    У Ч И Т Е Л Ю

    Учитель вздумал голос поднимать,
    Зарплату требует.
    А где ты был, «прослойка»,
    В тот год, когда на Родину, на мать
    Пришла с пятном багровым перестройка?
    Ты шёл домой со школьного двора
    Под звуки нестареющего вальса,
    А в это время среди гор афганских
    Обманутая всеми детвора
    Кусала окровавленные пальцы,
    Чтобы успеть рвануть кольцо чеки…
    И ты был горд: «Мои ученики!»
    Куда ж сегодня подевалась гордость?
    И на кого ты поднимаешь голос?
    Вглядись во власть: там не увидишь зги,
    Там чуть не каждый Каином отмечен.
    Не ты ль засеивал разумным, добрым, вечным
    Их юные незрелые мозги?
    Так пожинай плоды своих затрат,
    Макаренко-ушинский-сухомлинский,
    За всё, в чём был и не был виноват,
    За русский, за немецкий, за английский!
    И за историю! И за литературу!
    За Родину у смертного одра…
    С тебя живьём содрать бы надо шкуру!
    Поскольку больше нечего содрать.

    «Мама на ночь ставит чайник кипятить…»
    Мама на ночь ставит чайник кипятить:
    «Вдруг к утру отключат воду, газ и свет.
    А у нас и чая в доме нет.
    Как же утром чаю не попить?»

    Я так ясно вижу утро это:
    конец воды,
    конец газа,
    конец света.
    А нам все нипочем.
    Сидим на кухне, чай пьем.

Добавить комментарий для Максим Жуков Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *