Когда я проезжал через второй юго-восток, не видел ни одного спортивного заведения, всё – магазины, киоски и рынки. У остановок крутились пройдохи, а в ночное время – девицы лёгкого поведения.

– Притомился, милок? Подходи, приголубим! − смеялись последние. Мне слышалось почему-то «телок». С девушкой уже месяца три или четыре, как порвал отношения. То ли я её бросил, то ли она – непонятно. Разошлись, разбежались, попрятались по разным углам, а рога всё растут? Я невольно ощупал лысую голову и в сердцах ответил барышням:

– Забодаю!

Те покрутили у виска пальцем и отошли к машинам, где скучали раскаченные в спортзалах ребята с пачками денег.

– Живут же люди… − бормотал я, проходя мимо. И работать не надо – знай, стриги купюры с чужого грехоподения.

Мне навстречу, как в фильмах ужасов, вышли страшного вида типы с красными глазами вампиров. Оборванные и безликие, они тащились, тяжело волоча ноги. Я замедлил шаг, решая, стоит ли увильнуть от столкновения. Четверо заправленных под завязку спиртом субъектов явно собирались до меня докопаться.

– Да и шут с ними! Прорвёмся! − скомандовал внутренний голос. Расстояние между мной и «вампирами» стало стремительно сокращаться. Вот они запустили руки в карманы непомерно длинных ветровок, нацепили доброжелательные улыбки, и, хотя они выглядели ненатурально, на душе полегчало. А когда у одного из бомжей карман треснул, и рука вылезла в районе бедра, я не смог сдержать бурных эмоций. С ними оборвыши меня и окружили.

− Ну, чего вам?

Их глаза сверлили стальными буравчиками. Рука типа главного, змеёй ощупав бедро и лениво его почесав, уползла через дырку обратно в карман.

− Нам бы мелочи, − протянул этот главный, по совместительству − потомок неандертальцев. В нём, кстати, остались черты его дальних родственников.

− Да я пустой, − признался я, проверяя залежи сумки. – Вот, осталось кое-что из еды…

− Нам это без надобности, − пробубнил крючковатый напарник «неандертальца» и, выдыхая пары трав и кореньев, зигзагами пошёл клянчить на «Боярышник» дальше. За ним потянулись и остальные.

У пьяниц эта настойка считалась разменной валютой. Её мешали со сладкой водой и потребляли со скорбными лицами, зная, что будет противно, но зато потом развезёт. Главное, не искать приключений на задницу. Не воровать ради наживы. Но разве им объяснишь? У «Ленты», куда «вампиры» направились, имелась возможность вернуть продуктовые тележки к табуну сверстниц и получить при тесном контакте с ними из специального слота десятирублёвую монету. Или же перегнать их в приёмный пункт металлолома, предварительно хорошенько отрихтовав кормилицу, у которой, кроме упомянутой монеты, нечем было от них откупиться. Угоны тележек, как ни старалась охрана, случались чуть ли не ежедневно. И причём средь бела дня. Прохожие наблюдали за этим с болезненной отрешённостью.

Вот «плывёт» бабушка, везёт гору продуктов. На такси денег нет, помочь никто не в состоянии. Выход? Правильно, идти на хищение. Я не говорю – это выход. Но, по-крайней мере, в этом есть логика. Жаль, конечно, охрану, она потом бродит в округе, считает недостачу и чешет репы, прикидывая убытки. Часть из них спишут с их нищенских зарплат. Раз видел, как одна из бабулек обращалась к охранникам за помощью:

– Донесите сумки, я заплачу.

Они:

– Объект нам покидать запрещено.

Но потом всё равно покидали, уже в связи с тем, что та же самая женщина довезла тележку до дома и там бросила, выдав нечто вроде:

– Что за народ? Никто не хочет палец о палец ударить, даже за деньги!

Вообще, когда подобные просьбы врываются в суетливые будни, человек мыслит шаблонно, не думая о последствиях. Но это при условии жалости в голосе, а если клянчат строго, с тенью обиды и гнева, отказать бывает почти невозможно. Особенно тем, кого знал.

Я одному парню на другой день после встречи с «вампирами», думая, ну этот точно голодный, взял хлеба, а он изругал меня и потребовал денег на пузырёк. Хорошо хоть опомнился.

− Ладно, шут с ним, прости. Не узнаёшь меня, Рома? − гнусавил он мягким, разжиженным водкой голосом. – Мы вместе работали!

Я кивнул на его «дом» из картонных коробок.

− Бомжуешь? – с сочувствием спросил я.

− Мать выгнала, говорит – ищи работу, а где её взять? «Прогресс» и завод техоснастки закрыли. АЗХО разворовали, Ветроэнергомаш разорился. «Октябрь» заполонили офисные помещения, а станки его давно отправлены под пресс. Табачная фабрика, пивкомбинат… − при упоминании последнего предприятия юноша чуть не всплакнул. − Много заводов и фабрик закрыли, говорят – нерентабельны!

− Да врут они! Хотя знаешь, зерно истины в этом есть. Я проработал на ТРЗ почти пять лет, и его признали убыточным. Но РЖД за завод вступилось, и он пошёл в гору. А что такое РЖД? Государственная корпорация! Только слепой не замечает, как целые отрасли народного хозяйства переходят обратно под государственное крыло.

− А раньше о чём они думали?

− В 90-е общественное достояние за копейки передавалось в частные руки. Называлась реформа приватизацией. И она была, как ни странно, законной. Потом, когда к власти пришёл Путин, встал вопрос: «Как же быть?» Отбирать добро силой – оно дело нехитрое, но может аукнуться гражданской войной. Поэтому новая власть решила разорить предприятия жуликов и хапуг, а потом за символическую плату их выкупить. РусГидро, Роснефть или хотя бы известный каждому астраханцу Газпром тебе о чём-нибудь говорит? Каждая из них поглощает в себя частные предприятия.

− Иными словами, процесс управляем? Тогда понятно, почему всех, кто проворовался, безнаказанно отпускали. Мне мастер Гаврилов шептал, за их души впрягается огромная сила.

− Стоп-стоп, ты работал на ТРЗ? Ты же…тот самый токарь, к которому мы отправляли генераторы на шлифовку! Антон?

− Он самый!

Глаза парня блеснули острой, как шило, усмешкой. В движениях чувствовалась увертливость, а в голосе − обида за понесённый ущерб. Антон надломил булку хлеба, выгреб мякиш и принялся усердно жевать, поливая руганью тех, кому он не угодил.

− Пахал за двоих, не воровал, как остальные, − рассуждал он, то и дело вставляя разнузданно «б..» А меня – пинком под зад. И за что? − Очередное ругательство вырвалось из него с куском хлеба, − точил детальки для четырёхколёсных посудин и всякую мелочь. Вместо денег мне несли спирт. Незаметно, один, чтоб разговоров потом не ходило, я тяпал маленько. А красным рожам с соседних цехов хотелось включиться. Я им б…− Тут он к любимому слову добавил ещё одно, популярное среди женщин. – Они, понятное дело, обиделись, сдали. Меня уволили по статье. Первое время подрабатывал на АЗХО, в частной конторе, покуда там молодой токарь уму-разуму набирался. Я его отстажировал. А он меня на…! − и снова ввернул популярное слово. Да громко так, с чувством. Я невольно поморщился, но ничего не сказал.

− Слушай, мне сейчас некогда – на работу опаздываю. Но я рад, что тебя встретил. Ты это, не теряйся, а лучше дай номер своего телефона.

Антон продиктовал одиннадцать цифр и добавил сумрачно:

− Это материн. Если возьмёт трубку, объясни ей как есть. А то у меня все дружки – бухари. Она уже устала от их звонков. А ты где сейчас трудишься?

− В охране, вон  в том торговом центре, – я указал на грозное сооружение из бетона и стали. − Хочешь, поговорю насчёт тебя, нам люди нужны. Ты подумай, если что, приходи после обеда на собеседование, только оденься почище. Ладно, не прощаемся.

Я пожал ему руку и зашагал к служебному входу, напротив которого уже толпились охранники.

На разводе ребята с перспективой войти во взрослую жизнь после старта в самой распространённой профессии в городе стояли по стойке смирно на цокольном этаже и слушали речи привлекательной дамы из комнаты с десятком допотопных компьютерных мониторов. Их собирались на днях заменить, но это к делу почти не относится. Дама обводила нас полудрёмным, пытливым взглядом, то и дело останавливаясь на мне. Морщила носик и стеснительно собирала ноги в букет из двух лилий. К концу развода выяснилось, что она – жена начальника охраны, Виктора, за ним закреплён объект уже несколько лет и ему доверяют, чуть ли не как отцу − основателю торгового центра.

Смущённый сем фактом я уже собирался идти на свой пост и тут бац – не хватает двух человек. О чём раньше думали, я не знаю. Видимо, дама из мониторной комнаты упустила сей факт. Меня вызвали к ней.

− Елена, − представилась она, уводя взор на чёрно-белые изображения. Какие-то комнатки, склады, лестницы, крыши, кинозалы и прочие достопримечательности подрагивали, точно после вчерашнего застолья.

− Охранник Шведов прибыл по вашему приказанию, − козырнул я и напрягся, ожидая реакции миниатюрной, стройной женщины. Она мне очень понравилась.

− Да-да, − задумчиво проговорила она, разворачивая картинку с чем-то огромным и вникая в неё со скрупулёзностью Шерлока Хомса.

− Видишь окно? − кивнула она, откидываясь на спинку стула.

Со стороны широкой дороги за низким кованным ограждением располагался боковой вход в «Гранд Премиум». Серые приплюснутые окна цокольного этажа едва выступали над газоном. Одно из них было приоткрыто.

− Это девятый – наш самый центральный и важный пост. С него идёт координация всех остальных. Одинадцатый и пятый посты находятся на улице. Десятый контролирует первый этаж, а восьмой – второй. Остальные тебе пока знать не обязательно. Ты, как обычно, просился в парфюмерный отдел, но у нас не хватает людей. Так уж вышло – смена у Нестерова наполовину состоит из новичков. Их бы, конечно, на второй этаж или на улицу отправить, но должен приехать Хозяин, а его нам прощёлкать нельзя, да и потом, он не должен увидеть нехватку кадров.

Я так понял – это директор торгового центра.

− На восьмом, − экран дрогнул и сменился рядом магазинов одежды и обуви, а также огромным гипермаркетом электроники, − твоя задача – не позволять людям бегать по эскалатору и  не давать им висеть на перилах. Смотри не наверх, где гуляют девицы в коротеньких юбках, а вниз. Если заметишь пьяного или неадекватного – сразу сообщай мне. Учись убеждать людей в своей правоте. Твоё оружие – слово!

Где-то я это слышал…Ах да! На одной литературной студии, в центре города, на Шелгуновой.

− Как рацией пользоваться тебе показали?

После утвердительного кивка я поднялся к себе. Обошёл все отделы, заглянул в гипермаркет и, видя отсутствие людей, примостился на лавке. Ноги, по прошествии часа, гудели. То ли обувь была неудобная, то ли я не привык маяться от безделья – в любом случае, перенапрягаться не стоило. Тем более, я на подхвате, связной между двумя этажами без особого опыта и спецсредств. Кстати, почему мне их не выдали?

− Расслабляемся? – ехидно заметил старший смены с обезображенным то ли ожогом, то ли неумелой борьбой с угрями красноватым лицом, Сергей Нестеров. Старший смены напустил на себя вид злобного стража, держался уверенно, никого на жалел – по рации так и летели едкие комментарии в адрес охранников. Я единственный, кто был в его смене небритым, и это не давало Сергею покоя. В парфюмерии на мои заросли давно закрыли глаза, а здесь это сразу вызвало удовольствие. Старшой спустился ко мне и, приблизив рацию к губам, произнёс так, чтобы все его слышали:

− Всем постам. Ворон не считаем, с посетителями не разговариваем, пьяных и сраных выпроваживаем вежливо. Остров! Я для кого это говорю?

С третьего этажа показался упитанный крепыш. Морда – довольная, как у кота в первый день масленицы. Чьи-то женские ручки порывисто дёргались, иногда ложась на плечи охранника. Их обладательницу увидеть не позволял крутой ракурс.

− Ты с кем там треплешься? Я же сказал…

Нестеров отчитал крепыша, и тот втянул голову в плечи. Не желая попасть под горячую руку, я бойко зашагал по кольцевому посту.

− А ну стой…раз, два, − скомандовал Нестеров и, подзывая меня, скрылся в тени полой колонны, у крохотной лавочки с бижутерией. – Служил, я смотрю, – молвил он, хитро щуря глаза, как будто тех, кто уклонялся от воинского призыва, брали в охрану. − В белой рубашке, с усами, как у Барона Мюнхгаузена… Типа перец? – вспомнил он едкое слово из армейского лексикона.

− Да какой там… Писатель я, − лицо у Нестерова от удивления вытянулось, но вставить слово ему я не дал, − у нас принято щеголять бородой и усами.

− Странно, а я думал − творчеством. Это даже хорошо, что ты пишешь. Виктор увёз половину спецсредств на новый объект, так что отбиваться тебе придётся крупнокалиберной бранью. Шучу. Вежливым и доходчивым словом.

− А если меня не послушают?

− Ты же писатель!

– Первый десятому! − захрипела рация.

− Ну чего тебе? – буркнул Нестеров и подтянулся к перилам вместе со мной.

На первом этаже я увидел четвёрку вчерашних «вампиров» с лентовскими тележками, гружёнными какими-то коробками. Меня бросило в пот.

− Одиннадцатый! – вскипел старший смены. – Ты какого рожна их пропустил?

− А нету одиннадцатого, − прокомментировал пухлый то ли татарин, то ли казах с первого этажа. − У него сдохла рация, он пошёл её менять через окно девятого поста.

− Девятый! – уже визжал Нестеров, − вы как рации принимали?!

− Не кричи, − вздохнул мужской тембр. − Отец скоро придёт и во всём разберётся.

− Алексей? Ты, вроде, сегодня должен отсыпаться после суточной смены….

− Да мамка звонила, говорит – срочно надо, ну я и явился, − через помехи послышался умиротворённый зевок. – Я её тут подменил ненадолго, у неё глаза болят от мониторов. Так что там с этими гавриками? Они пьяные?

− В дрязину, − буркнул татарин-казах.

− Так гоните их в шею! – скомандовал Алексей. − Сейчас всё начальство торгового центра припрётся, а мы тут четырёх бомжей стесняемся выгнать.

− Да я их просил, − извинялся десятый, − но они русских слов не понимают.

− А ты на казахском им объясни! – продолжал советовать Лёха. – Выставляй руки, преграждай им путь на восьмой. У нас кто там сегодня? Это что за террорист?! Эй, Нестер, ты там? У тебя почему охранник небритый?

− Он писатель.

− …ятель! – я заметил, и этот любил пользоваться словцом из трёх букв. Раньше его писали школьники на заборах, теперь, с приходом сотовых телефонов и ноутбуков, интерес к этому улетучился. – Спускай его на десятый, пусть он этим охломонам «Войну и мир» почитает.

Вся соль заключалась в том, что я полночи как раз читал этот роман. И из меня прямо рвались отдельные фразы произведения. Когда я подошёл строгим уверенным шагом к бомжам и, глядя  на их тележку с утварью в заводских упаковках, произнёс: «Чтобы жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и опять бросить, и опять начинать, и опять бросать, и вечно бороться и лишаться…», собутыльники переглянулись и дали задний ход. Тележки с награбленным, как позже выяснилось, товаром они побросали. И когда прибежали охранники из «Ленты», они нас чуть не целовали.

Это был один из немногих случаев в моей жизни, когда литературное слово принесло пользу.

– Физическая сила ничего не решает! − учил я охранников с того дня. Они смеялись и называли меня Львом Николаевичем, но только до тех пор, пока я не побрился и снова не встретил Антона. Он согласился у нас работать, но надолго его не хватило – произошёл страшный по масштабам конфликт, в котором мне было, честно, уже не до классиков, но о нём я расскажу как-нибудь в следующий раз.

Поделиться: