Максим Жуков. Новый Жуков. Рассказ

В один из дней зимы 1963 года Георгий Константинович Жуков, советский полководец, получивший народное прозвище «Маршал Победы», проснулся на своей даче в Рублёво. Несмотря на отсутствие важных дел, он сразу поднялся – как и положено кадровому офицеру, за полчаса до подъёма. Глядя в зеркало, расположенное над старинным комодом, быстро оделся. Поправил манжеты и до блеска начищенные пуговицы. Сурово взглянул на часы и машинальным движением бросил в потёртый кожаный портфель складной ножик, фонарик и документы.

Выглянув в окно, он убедился, что машина чекистов, как всегда, стоит недалеко от ворот. «Я тут словно птица в клетке или узник какой…» Отбросив сумятицу мыслей, Георгий Константинович предположил: «Может, всё-таки вырвусь? Здоровье с каждым годом подводит, а душевные муки не покидают. Судьба, дай шанс побывать там, где я давно уже не был…»

Георгий Константинович  надел пальто и подошёл к двери. Слегка её приоткрыв, он обратил внимание на заснеженную машину. Силуэты её обитателей напоминали каменные изваяния. «Нет, так не пойдёт». Он вернулся в дом, откинул ногой половицу и поднял крышку. Из подвала потянуло морозным воздухом. Сердце билось радостно и сильно. Маршал рискнул применить некоторую хитрость. Запасной выход, едва заметный снаружи, находился в самом конце подвала. Жуков, пригнувшись, осторожно проследовал до двери, покрытой толстым слоем пыли. Вышел в сад.

Неожиданно хлопнула дверца машины. Из неё, разминая затёкшую шею, вышел мужчина. Маршал Жуков решил было бежать вдоль забора, пока хватит сил. Но сообразил, что такой манёвр испортил бы всё дело и сорвал бы вылазку, которая как никогда сулила освобождение от душевных терзаний. Он взял себя в руки. Чекист, ёжась, топтался на месте и курил, не подозревая, что в этот момент через внутренний дворик сквозь потайной лаз «Маршал Победы» спокойно покидает охраняемый объект.

Он держал путь в Троице-Сергиеву лавру – старинный мужской монастырь, в соборе которого покоились мощи основателя монастыря, преподобного Сергея Радонежского. До лавры пешком было не дойти. Пришлось воспользоваться предложением кочегара, чёрного от сажи и копоти и проехать поездом, а потом на машинах-попутках до Пушкинского района. Здесь, как впрочем, и в центре Москвы, деревянные постройки соседствовали с кирпичными. На улице пахло долгожданной весной.

Ветер взметнул в розовеющую высь прошлогоднюю листву. Волнистая тёмно-синяя полоса с красным отливом очертила массивный церковный купол. Дворничиха – приветливая и румяная широко улыбнулась Жукову и проводила его до соседнего дома, за которым открывался прекрасный вид. Он некоторое время постоял, задумчиво глядя на церковь. Потемневший снег, подёрнутый жёсткой коркой, напоминал сахарную вату. Сквозь него проступала земля с клочьями рыжей травы. Птицы стаями метались над талыми проплешинами, стараясь найти себе пропитание.

Как только вышло солнце и позолотило луковки лавры, Георгий Жуков будто опомнился и отправился дальше к намеченной цели. Сердце переполняла радость и нежность ко всему живому. Хотелось отвлечься от нелёгких дум и побежать навстречу царственному светилу.

В соседнем дворе, несмотря на раннее время, беспечная детвора гоняла приспущенный мяч. На скамейке курили мужики. Мимо них вёл за собой коня молодцеватый цыган. Георгий Константинович невольно вспомнил счастливое детство, когда он распечатывал импровизированные кирпичные ворота «мячом» из старой шапки, набитой бумагой. В те времена были в почёте игры в городки, в бабки, ножички и лапту. А вот в карты приходилось резаться с товарищами втайне от взрослых. И хотя вместо денег использовали пуговицы, Егору ни раз доставалось от отца.

Возле Жукова с мячом в руках остановился мальчишка в застиранной школьной форме.

– Дядь, а дядь, а вы военный? – переводя дыхание, спросил футболист.

Георгий Константинович кивнул.

– А я ведь, вас где-то видел…

Мальчик поплёлся за полководцем, в котором чувствовались железная воля и решимость. По характеру опальный маршал был немного суховат и недостаточно чуток. Да, пожалуй, этим, а ещё болезненным самолюбием запомнился он маршалу Рокоссовскому. «А чем я запомнился своим ровесникам, когда мне было столько же лет, как и этому парню?» – спросил себя Жуков, поглядывая на провожатого. «Наверное, бойким и весёлым мальчуганом, готовым ко всему, чтобы завоевать девичье сердце, а когда нужно – прийти в трудную минуту на помощь».

Так, летом 1912 года, когда постижение скорняжного дела подходило к концу, в соседней деревне Костинке случился пожар. Егор вместе с жителями Стрелковки пришёл на помощь бедствующим. При тушении он едва не погиб. А наутро, обнаружив на новом пиджаке – подарке хозяина мастерской прожжённые дыры, услышал возмущённый голос матери: «Придётся перед хозяином ответ-то держать!». «Что ж, – вздохнул Егор, – пусть рассудят, что важнее: пиджак или ребята, ради которых я бросился в огонь»».

С тех пор минуло немало лет. Георгий Константинович прошёл путь от сапожника до маршала, став четырежды Героем Советского Союза. В Великой Отечественной войне он сыграл важнейшую роль, которую, по слухам, пророчили M.H. Тухачевскому, ранее командующему войсками на Тамбовщине. Жуков его, как человека, хорошо понимал и уважал  в нём приверженность армейской дисциплине, а также стремление всеми доступными средствами добиваться поставленной задачи. Между тем, совсем не хотелось вспоминать о других позорных поступках, имевших место в конце лета 1921 года. При подавлении крестьянского восстания на той же Тамбовщине, приходилось быть суровым и беспощадным даже в отношении членов семей, укрывавших бандитов и их имущество. Многие крестьяне расстреливались на месте без суда и следствия. Георгий расценивал эти жертвы как необходимость, как должное.

На войне с фашистами целые дивизии были брошены на верную гибель. Это всегда отзывалось в душе маршала глубокой болью. Сухие, строгие приказы, лишённые человечности… «Ни шагу назад, за нами Москва! Держаться до последнего бойца!» – доносилось до него из прошлого. Чёрное от гари небо давно пропахло порохом, потом и кровью. Все куда-то бегут, кричат. С безумными от страха глазами бойцы бросают автоматы, патроны к которым давно кончились. Известие о том, что поддержки не будет, облетело всех за считанные часы. До Георгия Жукова, оглушённого взрывом, с опозданием доходит, что солдаты бегут с поля боя, несмотря на письменный приказ расстреливать отступающих. «Неужели струсили, неужели предали родину?» – подумал тогда, летом 1944 года Георгий Жуков, стиснув зубы. Он заставил пулемётчиков стрелять по отходящим дивизиям. Сначала для острастки, не прицельно, а потом и прямо в спины обезумевших бойцов. Ценой совершенно ненужных, лишних потерь ему удалось сдержать отступление необученных солдат, которых отправили на передовую. Он знал, что без должной выучки они пропадут, но времени для обучения не было, к тому же, за ним незримо наблюдал сам Сталин.

Теперь он, познавший горечь опалы, раскаивался в прошлых ошибках. Они-то и вели его в Троице-Сергиеву лавру.

Георгий Константинович остановился рядом с молодым цыганом.

– Зачем дёргаешь, как корову? – возмутился маршал. – Коня бояться не стоит. Он – твой первый друг.

– А что… – цыган запнулся, признав в мужчине знаменитого полководца. На днях для растопки печи брат принёс ему целую стопку жёлтых слежавшихся от времени газет. На одной из них была фотография Георгия Жукова.

– Что следует сделать, чтобы конь тебя признал? Относиться надо с доверием, а не со страхом.

Жуков потрепал животное за гриву.

Разговорившись с цыганом, Георгий Константинович узнал, что тот с братьями направлялся на свадьбу. Конь, не привыкший к машинам, понёс его в эти дворы.

– А где твои братья?

– Они возле… Свято-Лавра.

– Раз так, то пойдём, – предложил Жуков, – нам с тобой по пути.

Конь покорно потянулся за ними.

По дороге  Георгий Константинович вспомнил лето 1925 года, когда он вместе с товарищами Савельевым и Рыбалко после полевых тактических занятий под Ленинградом возвращался к месту службы в Минск.

– Ехали верхом на лошадях. Решили посоревноваться, проверить себя, да и лошадей, в которых души не чаяли. От Ленинграда до Минска – почти 1000 километров. Мы мчали, не разбирая дорог. Горячий ветер дул в лицо, неся мелкую пыль. Приходилось терпеть жажду и зной. Но случилась беда: в дороге кобыла захромала, но я не отстал от товарищей – залил воском трещину в копыте и тщательно забинтовал. На окраине Минска нас встретил комиссар Григорий Михайлович Штерн. Он распорядился, чтобы мы последние два километра проскакали полевым галопом, дабы доказать горожанам, что участники пробега в хорошей форме. Так вот, с криками, пригнувшись и пришпоривая животину, галопом подскакали к трибуне, где бодро отчитались перед начальником гарнизона и председателем горсовета об успешном завершении пробега. Всего мы затратили на него семь суток – это, братец, мировой рекорд по дальности и скорости для групповых поездочек.

Маршал тепло попрощался с попутчиком и пожелал ему хорошенько погулять на цыганской свадьбе.

У высоких кованных ворот монастыря стояли прихожане. «Хорошо, если меня тут никто не признает» – подумал Жуков, поднимая воротник пальто.

Пройдя внутрь, он некоторое время привыкал к полумраку, в котором шла служба. Священник произносил похвалы Всевышнему. Мужики, женщины с детьми – все крестились, кланялись, даже опускались на колени. По храму расплывался аромат благовоний. Жуков перекрестился перед иконой Георгия-Победоносца. У алтаря, с трудом подбирая нужные слова, он попросил Бога помочь ему, вселиться, если нужно в его тело и очистить грехи, что накопились в душе.

Теперь, когда стали пересчитывать погибших, выяснилось, что в донесениях о потерях, где разрешалось представлять только общее число павших воинов, не разделяя их на убитых, раненых и пропавших без вести, цифры занижались в несколько раз. Таким образом, на «мёртвые души» можно было исправно получать продовольственные пайки и распределять их среди живых. Таким образом, реальное число погибших в Великой Отечественной войне едва ли удастся когда-нибудь выяснить. Пройдут десятилетия, прежде чем раскроют секретные архивы, в которых появится более–менее окончательная цифра.

Но Георгию Константиновичу было не до цифр. Он вспоминал лица павших бойцов, политработников, командиров. И всё гадал – могли бы они выжить, если бы он не старался направлять все силы на хорошо подготовленные войска противника. Ещё до начала войны намечалась парадоксальная ситуация: чем больше Красная Армия готовилась к войне, тем менее боеспособной она становилась. Количество танков, самолётов и машин постоянно росло, а обеспечение их опытными экипажами отставало. Верховный Главнокомандующий постоянно торопил командиров, бросая необученных бойцов на защиту великой державы. Кроме того, увеличивался дефицит горючего, что также не позволяло должным образом готовить лётчиков и танкистов. Жуков вместе с другими маршалами, такими как Тимошенко и Рокоссовский, не желали переломить эту крайне опасную тенденцию. И во что это вылилось? В миллионы загубленных жизней…

Когда ещё только-только утихли последние выстрелы и перестали взрываться неразорвавшиеся мины, повеяло долгожданной Победой. На зданиях Берлина зареяли красные флаги. Сначала даже не верилось, что война кончилась. Тревожное ощущение подстерегающей опасности, готовность к бою и привычка во всём отказывать некоторое время, как электрический заряд, пульсировали в подсознании. Затем пришло успокоение и вместе с ним радость – безграничная, лёгкая, светлая…

Берлин был переполнен останками людей и животных. Требовалось спасти уцелевших жителей из каменных джунглей. Голодные, обессилившие женщины, дети и похожие на трупы старики лежали в развалинах и подвалах.

Возле маршала остановился отец Константин, склонив голову, он некоторое время прислушивался к маршалу, сосредоточенно называвшему фамилии, имена, звания…

– Ангелов творче…. Иисусе Христе… Господи, спаси и сохрани их грешные души, – закончил с волнением Жуков, осеняя себя крестом. Когда он прикоснулся губами к иконе, к нему обратился священник. Он отвёл его в сторону, в дальний угол церкви и спросил:

– Слышал ваши чистосердечные воззвания к Господу, наблюдал за поклонами и тем, как вы креститесь.

Взгляд святого отца стал суровым и пронзительным.

– Скажите, вы верите в Бога?

Георгий Жуков, как и большинство профессиональных военных, не раз смотревших в лицо смерти, не особенно верил в Него, но в Судьбу, или в Высший разум веровал основательно. В глубине души он чувствовал что-то светлое, разумное и справедливое. Это толкало его на добрые поступки, вселяло уверенность и выручало в трудных жизненных ситуациях. Это чувство он не мог выразить словами, потому что вера в Бога была в поношении, под запретом, и ему, прославленному военачальнику, коммунисту, требовалось соблюдать максимальную осторожность.

Тем не менее, Жуков, ничуть не смущаясь, ответил:

–  Я верю во Всемогущую силу, в высший разум, сотворивший красоту и гармонию природы, и преклоняюсь перед этим. Мне трудно говорить о настоящем, особенно после стольких лет безбожия… Но я крещён. Учился в церковно-приходской школе, где преподавался закон Божий. Посещал службы храма Христа Спасителя и радовался великолепному пению церковного хора.

– Слушая вас, я убедился, что душа у вас христианская. Чувствуется порядочность, человечность и чистота жизни. Промысел Божий для вас – быть спасителем России в тяжелую годину испытаний. А то, что вы признаёте и есть Бог, понимаете? Недаром вас, Георгий Константинович, все русские люди любят как своего национального героя и ставят в один ряд с такими прославленными полководцами, как Суворов и Кутузов.

Жуков немного подумав, попросил отца Константина совершить панихиду по погибшим воинам, раскаялся в грехах перед священником и, пав на колени, принял от него благословение.

Выходя из храма, Георгий Константинович столкнулся с мужчиной в сером плаще. Незнакомец, озираясь, посторонился, немного постоял у икон и уверенным шагом приблизился к отцу Константину. Махнув перед священником удостоверением, незнакомец вкрадчиво спросил:

– Кто это был? Это важно… С вами беседовал Георгий Константинович Жуков?

Священник привычно перекрестил незнакомца и ответил:

– Какая разница? Мы все сыны Божии.

Поделиться:


Максим Жуков. Новый Жуков. Рассказ: 2 комментария

  1. Добрый день Максим Жуков. Я на сайте впервые. Читаю рассказ. Готовьтесь.
    С первых строк стало не интересно.
    У Вас «В один из дней зимы 1963 года Георгий Константинович Жуков, советский полководец, получивший народное прозвище «Маршал Победы», проснулся на своей даче в Рублёво.» Все, убило сразу. (Жаль что не все регалии перечислили его)
    Можно было «Накануне своего дня рождения (оно у него 1 декабря, тут тебе и снег и проталины и все прочее) старый маршал (можно просто маршал, можно маршал Победы) встал ранее обычного. (поход в церковь и покаяния спонтанно не происходят, готовятся люди обычно).
    Далее «проснулся на своей даче в Рублёво. Несмотря на отсутствие важных дел, он сразу поднялся – как и положено кадровому офицеру, за полчаса до подъёма.»
    А можно было «Дача маршала была далеко от Москвы, поэтому он встал раньше обычного, еще задолго до того как зазвенит будильник. (Ну и можно было описать, что он ночью не спал, был томим душевными терзаниями предстоящего(предстоящей, и тд), ждал когда забрезжит рассвет и с первыми лучами солнца встал»
    А потом какой он кадровый офицер? Он скорее всего офицер запаса. Ну это так деталь, но тоже важна. Иногда обилие эпитетов, сравнений и т.д. делают повествование навязчиво сладким.
    Далее «Георгий Константинович надел пальто и подошёл к двери. Слегка её приоткрыв, он обратил внимание на заснеженную машину.»
    Тут 2 момента. Первый если он планировал пойти в церковь то он должен был знать заранее как «совершить побег», а так получается маршал СССР и не продумал. И второе обратите внимание на фразу «заснеженные машины» далее встречаются еще два описание погоды этого дня
    «Ветер взметнул в розовеющую высь прошлогоднюю листву.» вроде как будто осень.
    «Потемневший снег, подёрнутый жёсткой коркой, напоминал сахарную вату. Сквозь него проступала земля с клочьями рыжей травы. » А какже ночной снег. И если жесткая корка снега, то ветер не может гнать листья. Вы видели подмосковную зиму? Там до апреля все примерзает к земле и трава и листва и сугробы по пояс.
    Таким образом день один, а погода то разная. По сути если машина заснеженная машина, то ночью был снег, и по сути ветер не мог поднять мерзлые листья вверх (зимой никогда такого не наблюдалось, а Вы видели такое?) и не может проступать земля с клочьями травы, да еще и рыжей. Ну если не проходит теплотрасса.
    Погода возможно не главное а второстепенное и я не настаиваю.
    Персонаж цыган. Какой цыган в Москве 1963 году? Да еще и шел с конем.
    Если привязать к повествованию коня, то можно было обыграть так, что » …он увидел запряженную телегу. Конь стоял и фыркал, каждый раз при этом выпуская пар из своих широких ноздрей. Добрый конь, произнес Жуков и погладил (почесал, потрепал) коня за ухом, (за гриву). Конь замотал головой. Что нравится? Ай молодец! От коня несло теплом и свежим сеном.» Все вот тут попадание в самую точку. Вот тут поле для воспоминаний и всей прочей воды про нас водила молодость в сабельный поход. Да еще можно и возничего воткнуть в повествование, вышел из пивной (допустим конь стоял у пивной привязанный к столбу(перилам)) и увидел живого маршала. Тут и разговор с маршалом. А Жуков думает сколько их русских солдат было на его пути….(тут поле не паханное пиши не хочу!) Это куда интереснее нежили о том как с кем-то за 1000 км. гнали коней. (можно так коня загнать).
    Да и где Вы видели цыгана, который не умеет общаться с лошадьми (сейчас да, а в 1963 нет).
    «невольно вспомнил счастливое детство (детство как раз и не счастливое читайте Воспоминания Г.К. Жуков), когда он распечатывал импровизированные кирпичные ворота «мячом» из старой шапки, набитой бумагой. В те времена были в почёте игры в городки, в бабки, ножички и лапту. А вот в карты приходилось резаться с товарищами втайне от взрослых. И хотя вместо денег использовали пуговицы, Егору ни раз доставалось от отца.» Вы читали биографию Жукова. Он родился и вырос в глухой деревне и жил там до 12 лет. Какой футбол шапкой? Какие импровизированные (слово то какое нашли -импровизированные, иногда кликайте «синоним») ворота? У Жуковых дом развалился из досок и соломы, чуть его с сестрой Ксенией на зашиб. Отец пил, мать бросила их с сестрой и младенцем а сама уехала в город на заработки. Голод и холод. Младенец умер, дом развалился. Вот счастье то!
    Далее из книги «Воспоминания» Г.К. Жуков
    «Однажды летом отец сказал:
    – Ну, Егор, ты уже большой – скоро семь, пора тебе браться за дело. Я в твои годы работал не меньше взрослого. Возьми грабли, завтра поедем на сенокос, будешь с Машей растрясать сено, сушить его и сгребать в копны.
    Мне нравился сенокос, на который меня часто брали с собой старшие. Но теперь я ехал туда с сознанием, что отправляюсь не забавляться, как это бывало раньше. Я гордился, что теперь сам участвую в труде и становлюсь полезным семье. На других подводах видел своих товарищей-одногодков, также с граблями в руках. …Когда подошла пора уборки хлебов, мать сказала:
    – Пора, сынок, учиться жать. Я тебе купила в городе новенький серп. Завтра утром пойдем жать рожь. ..
    Желая блеснуть своими успехами, я поторопился, резанул серпом по мизинцу левой руки. Мать сильно перепугалась, я тоже. Соседка, тетка Прасковья, которая оказалась рядом, приложила к пальцу лист подорожника и крепко перевязала его тряпицей.
    Сколько лет с тех пор прошло, а рубец на левом мизинце сохранился и напоминает мне о первых неудачах на сельскохозяйственном фронте…(Ай какой вкусный эпизод из его жизни и как можно было обыграть этот случай с рубцом да и с детством в целом) Ну например «Маршал смотрел на детвору и вспоминал свое детство» вот тут бери и пиши и про то как остался шрам и про сенокос и тяжелое детство не чета современному в 63 году.
    Упомянут Тухачевский, спрашивается зачем? Да еще в контексте того, что Жуков его получается подсидел. А Тухачевского то расстреляли.
    Вы: «Чёрное от гари небо давно пропахло порохом, потом и кровью. Все куда-то бегут, кричат. С безумными от страха глазами бойцы бросают автоматы, патроны к которым давно кончились. Известие о том, что поддержки не будет, облетело всех за считанные часы. До Георгия Жукова, оглушённого взрывом, с опозданием доходит, что солдаты бегут с поля боя, несмотря на письменный приказ расстреливать отступающих. «Неужели струсили, неужели предали родину?»
    А можно было так «Жуков вспомнил, как в самый тяжелый и ответственный для Родины момент, когда Сталин лично доверил ему сберечь от врага сердце России, он объезжал фронты и передовые части. (далее по тексту небо, гарь, пыль, руки и ноги, стоны, взрывы, бегущие люди потерявшие веру, честь и т.д.).
    Далее «Маршал тепло попрощался с попутчиком и пожелал ему хорошенько погулять на цыганской свадьбе.» Вы сами говорили, что он опальный маршал. Даже если очень захочет пообщаться или тепло попрощаться опальный маршал с цыганом, он его в Москве и Подмосковье в 1963 году не найдет однозначно. Да кстати о цифрах. Вы видели где нибудь в русской классике, чтобы год и дату писали цифрами?
    Далее «Но Георгию Константиновичу было не до цифр. Он вспоминал лица павших бойцов, политработников, командиров.»
    Каких бойцов он вспоминал. Откуда он знал, что бойцы погибли. Уж если так, то
    «Жуков часто вспоминал, как однажды он поинтересовался, как там воюет рота (взвод)лейтенанта Смирнова (Попова, Иванова, Сидорова), которую он видел на передовой две недели(неделю, месяц) назад. Ему позже доложили о том, что вся рота под командованием лейтенанта Смирнова погибла при отражении атаки (на другой день после встречи с Жуковым, и т.д.). Он вспомнил как молодой лейтенант, также зимой, в лютый русский мороз построил взвод новобранцев. Маршал прошел вдоль строя. Стояли молодые безусые вчерашние десятиклассники (курсанты). Он понимал, что век солдата — день, если повезет- два. Но за нами Москва! Отступать некуда!» Т.е. да была жестокость и врага зачастую закидывали просто живой массой, но была историческая необходимость, и Жуков этим как бы себя оправдывает при этом, вот такой должен быть ход. (Я следую из Вашего повествования).
    У Вас «И всё гадал – могли бы они выжить, если бы он не старался направлять все силы на хорошо подготовленные войска противника.» (И опять штампы Росстата) А Жуков знал, твердо знал, что все они останутся лежать в снегах Подмосковья. Поэтому и в бой кидал новобранцев под Москвой измотать противника а сибиряками уже дожимал. Жуков стратег, а стратег не думает о потерях, ему нужно достигнуть цели и выполнить приказ.
    У Вас «Ещё до начала войны намечалась парадоксальная (я комент. пропуская см.выше) ситуация: чем больше Красная Армия готовилась к войне, тем менее боеспособной она становилась. Количество танков, самолётов и машин постоянно росло, а обеспечение их опытными экипажами отставало. Верховный Главнокомандующий постоянно торопил командиров, бросая необученных бойцов на защиту великой державы. Кроме того, увеличивался дефицит горючего, что также не позволяло должным образом готовить лётчиков и танкистов. Жуков вместе с другими маршалами, такими как Тимошенко и Рокоссовский, не желали переломить эту крайне опасную тенденцию (опять слово не очень хорошее). И во что это вылилось? В миллионы загубленных жизней…» Контрольный выстрел в голову. Сразу разрыв мозга. Как будто скопировано с чей нибудь дипломной работы(шучу). Как выдержка из доклада Росстата.
    У Вас » На зданиях Берлина зареяли красные флаги. Сначала даже не верилось, что война кончилась. Тревожное ощущение подстерегающей опасности, готовность к бою и привычка во всём отказывать некоторое время, как электрический заряд, пульсировали в подсознании.»
    Жуков маршал, он один верит и эта уверенность передавалась всем от солдата до генерала, не даром говорили на фронте «Там где Жуков, там Победа».
    У Вас «Жуков немного подумав, попросил отца Константина совершить панихиду по погибшим воинам, раскаялся в грехах перед священником и, пав на колени, принял от него благословение.»
    А можно было, «Маршал стоял перед иконой со свечой в руках. Где то далеко, будто на небесах запел молитву ангельский голос. Жуков стоял и не мог пошевелится. Ему казалось, что миллионы солдат павших в этой войне стоят за ним и он один стоит и молится за всех них…(ну в этом ключе все, пиши не хочу)
    Жуков был очень влиятельным человеком, он являлся вторым человеком в стране, что его и сгубило. Он как никто знал о том, что все духовенство, абсолютно работает на органы НКВД, МГБ. Вот чего он бы не стал делать, это раскаиваться и говорить о своих грехах. Ну если только, что ест на ночь и блудил до самой глубокой старости. Я уж не говорю о том, что после обыска на его даче в Сосновке, вывезено столько трофейного барахла…которым были забиты целые комнаты.
    И исповедовался он не перед батюшкой, а перед самым Господом Богом, потому что именно ему ответ держать перед Богом за те десятки миллионов человек которых ему доверили и которых он не уберег. Вот где суть рассказа.
    И последнее уж если писать рассказ про историческую личность, надо знать все, хотябы об описываемых годах жизни. Знать обстановку в которой жил главный герой. Почитайте «Воспоминания» его, желательно 1969 года, без цензуры.
    Тема хорошая, Жуков на старость (за 11 лет до смерти) кается, ему снятся всякие политруки, солдаты, он говорит с цыганом, с мальчиком, кается в грехах батюшке. Но можно было както более человечнее подойти. Я вот скажу как Станиславский «Не верю!» Да он раскаивался. Но не то, не так, что то Вы Максим упустили. Надо было дожать. Чтобы читатель прочувствовал это покаяние. Чтобы мне как читателю было понятно не только словами на бумаге но и душой, что хотел Жуков. Покаяться или прошмыгнуть подвалом и прогуляться. А ведь про покаяние не слова. Так, общие холодные фразы. Вот если бы он просто прошелся по Москве, вырвался из этой клетки и поехал за 101 километр и увидел больных и калек фронтовиков. Или его могло сподвигнуть написание своей книги в которой он вспоминает всех и вся, или наоборот до написания он вспоминал, вот тогда у него были муки переживания, страдания и мотивация к покаянию за всех убиенных и калек и за все свои деяния и не деяния.
    Попробуйте перед тем как опубликовать дать почитать кому нибудь, двоим, троим чем больше тем лучше. Пусть ругают, чем хвалят. Попробуйте выложит на Проза.ру. Получите критику и положительную и отрицательную Не варитесь в одной каше. Не доверяйте свои произведения одному и тому же рецензенту. Не зазнавайтесь как писатель. Пусть дадут критику 20-30 человек на портале Проза.ру, из нее выберите достойную. У каждого свой взгляд. Если бы Ваш рецензент был знающим, понимающим, он бы подсказал как и что надо подправить. Показал бы, что в данном повествовании важна глубина. Это не очерк о трудовых буднях, где идет перечисление трудовых подвигов. Это сложная тема терзания, мучения. Ведь судя по рассказу он шел к этому дню долго, а проснулся как обычно. А вот для него это необычно, вот и покажите, эту необычность, это ожидание, эти терзания и переживания.
    И не бойтесь критики, она двигает вперед. Читайте русскую классику. Учитесь растекаться мыслями по дереву. Писать красиво, не косноязычно, ищите нужное слово, порой оно меняет преображает всю красоту повествования. Ставьте себя на место героя.
    Рассказ называется Новый Жуков, а в чем его новизна? Мне не понятно.

  2. Прежде всего хотелось бы поблагодарить за столь глубокий и душевный отзыв. В нём я нашел много полезного для себя и своего творчества. Почти со всем соглашусь. Будьте уверены, произведение я читал на литературных студиях, друзьям и даже отдавал в газету «Литературная Россия», где была напечатана его первая версия (на сайте — уже третья). Критика не заставила себя долго ждать, но ничего существенного я из неё не почерпнул (в отличие от вашей) и потому рассказ был опубликован как есть — с некоторыми не столь существенными, но как я понимаю, значимыми недоработками, которые конечно же необходимо исправлять. Над названием обещаю подумать.

Добавить комментарий для Августина Щербатур Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *