Для справки: Анатолий Воронин родился в 1951 году в Астрахани. С 1972 по 1997 год служил в органах внутренних дел. В 1986 году был откомандирован в распоряжение Представительства МВД СССР в Демократической Республике Афганистан. На протяжении двух лет был советником спецотделаи(разведки) Царандоя Кандагарской провинции. Принимал участие в боевых и специальных операциях. В 1995 и 1996 годах состоял в служебных командировках в Чечне для выполнения спецзаданий. В 1997 году в звании подполковника вышел в отставку. Награжден правительственными наградами. Литературным творчеством занимается с 2002 года. Он один из авторов сборника военной прозы «Мы из ArtOfWar». В 2014 году в издательстве «Центрполиграф» в серии «Горячие точки» вышла его книга «Второй пояс».
С творчеством Анатолия Воронина я впервые познакомился на сайте ветеранов локальных войн «ART OF WAR», где как известно, очень ревниво относятся к новичкам, выставляющим на всеобщее обозрение свои произведения. Не обошёл придирчивой критикой меня и Воронин, хотя роман «Багряные облака» я шлифовал почти что полгода. В ходе словесной перепалки я заинтересовался личностью автора и очень удивился, узнав, что он, как и я, из города Астрахани. Наше знакомство продолжилось в музее «Боевой славы», где нередко собираются ветераны, как афганской, так и чеченской войны. Анатолий выступал колоритно, и я даже подумал: «Таких людей нам в писательском содружестве не хватает». Позже от писателя Вячеслава Белоусова я узнал, что Воронин как раз метит в региональное отделение Союза писателей. В его послужном списке несколько объёмных произведений и множество публикаций в журналах и газетах. И вообще – он личность известная. Его документальный роман «Второй пояс», изданный в 2013 году «Центрполиграфом» несмотря на 3000 тираж разошёлся по рукам меньше чем за год, в связи с чем, книгу было трудно достать. Но так как именно с неё начиналась писательская стезя подполковника внутренней службы в отставке, я таки отыскал экземпляр этой книги.
Признаюсь, роман меня удивил, особенно если учитывать расхожее мнение о том, что газетный стиль не красит прозаика. «Второй пояс» на треть состоит из холодной документальной хроники, переполненной военными терминами, аббревиатурами, и труднодоступными для понимания выражениями на афганском. Не спасает даже словарь в конце книги. А если ещё и учитывать массу действующих лиц – то вообще недолго запутаться в понимании происходящего. Газетный стиль проникает и в ряд диалогов высокопоставленных, выражаясь языком автора, чинуш. Будто бы стараясь это исправить, он разбавляет их скабрезными выражениями в духе «Патологий» Захара Прилепина.
На фоне потрясающе достоверных, мощных по накалу и по силе художественного слова сцен с применением всевозможных видов оружия словесные «кляксы» на монолитном теле произведения кажутся вполне оправданными. Но как только наступает на пятки пресловутая «хроника», полюса тут же меняются. Со временем к этому привыкаешь. «Хроника» становится неотъемлемой частью произведения. Без неё, всё было бы пропущено через мелкое сито мировоззрения главных героев, ставших невольными свидетелями бурных афганских катаклизмов. Плюс, надо отдать должное автору, он постарался беспристрастно засвидетельствовать афганскую мясорубку и даже лютых душегубов, вроде Джана Мухамада, показал с человеческой стороны.
Жаль, для своего автобиографичного персонажа не хватило фантазии. По-началу казалось, что автор хорошо его обрисует, как внешне, так и внутренне и придаст ему этакий ореол героя. Этим успешно пользовались многие авторы, особенно в дебютных произведениях, но Анатолий Воронин своего персонажа, как будто стесняется. Тут и там звучат: «Здесь я не был», «того не видел», «как происходило, не знаю…» В угоду сохранения документального характера книги Воронин постоянно чего-то не договаривает, и это приводит к тому, что красиво расписанные персонажи просто тонут в неизвестности. Как раз так произошло с Мухамадом – автор ведёт его через всю книгу к финалу, а потом неожиданно бросает.
Встречаются и другие оборванные судьбы на фоне глобального вопроса – а что будет дальше, когда советские войска покинут Афган? Тема передачи постов второго пояса обозначена ярко, но чем она завершилась – неясно. Протагонист Воронина только в конце начинает более-менее раскрываться, и симпатий он, как это было вначале, увы, не вызывает, что безусловно прибавляет очков автору в развитии его недораскрытого персонажа.
Но пережитое взяло-таки верх, и ближе к концу книги, где газетный стиль практически не ощущается, Воронин выплеснул всё, что накопилось в душе, не стесняясь особо в эпитетах. А вот это можно было бы и убрать, дополнив те места, которые по неведомой причине резко обрываются примерно такими словами: «Дальше вам знать не обязательно». Довольно странно слышать это от человека, который вдаётся в дотошные подробности политической обстановки в Афганистане, очень умело рисует характеры персонажей и вдруг рубит текст, не давая ему логического завершения.
Подводя итог, хочется отметить высокий уровень писательского мастерства Анатолия Воронина. Некоторые незначительные огрехи вполне компенсируются тем о чём, и, главное, как пишет автор. Он, безусловно, достоин членства в Союзе писателей России – и этот очерк своего рода дань уважения его литературным заслугам. Думается, при положительном исходе собрания Астраханского регионального отделения Союза СП, связанного с принятием в свои ряды новых одарённых поэтов и прозаиков, Воронин станет своего рода хранителем нашей горячо любимой родины, о которой в последнее время стали почему-то упоминать полушёпотом, а то и вовсе вычеркивать их из списка насущных творческих тем.
Максим, спасибо Тебе за столь развернутую рецензию на мой скромный труд.
Теперь, отвечу по еёотдельным пунктам:
>Признаюсь, роман меня удивил, особенно если учитывать расхожее мнение о том, что газетный стиль не красит прозаика. ‘Второй пояс’ на треть состоит из холодной документальной хроники, перепичканной военными терминами, аббревиатурами, и труднодоступными для понимания выражениями на афганском.
Изначально роман таковым и задумывался — в стиле документальной прозы близкой к мемуаристике. Пройдут годы, многое в памяти людей начнет забываться, в том числе и Афган. И только свидетельства очевидцев, реальных участников этой войны, смогут пролить свет на все то, о чем замалчивалось долгие годы. Естественно, что читать мемуары, это одно дело, и совсем другое дело, когда реальные события изложены в жанре прозы, даже если она написана газетным стилем.
>Не спасает даже словарь в конце книги.
А вот я, на месте читателя, прежде чем читать само произведение, ознакомился бы с этим словарем. Тогда не пришлось бы всякий раз обращаться к его помощи, читая строки романа.
>А если ещё и учитывать массу действующих лиц — то вообще недолго запутаться в понимании происходящего.
В любой войне участвует масса народа, и каждый индивидуум достоин того, чтобы о нем вспомнили и написали. Ибо беспамятство, есть самое худшее, что может быть для «труженика» войны.
>Газетный стиль проникает и в ряд диалогов высокопоставленных, выражаясь языком автора, чинуш.
Если бы я реально писал про то, о чем говорят эти люди, используя площадную брань, половина романа при редактировании улетела бы в корзину. Уж начто был выдержанным генерал Варенников, но от него я такого наслышался, что постеснялся о том писать.
>Будто бы стараясь это исправить, он разбавляет их скабрезными выражениями в духе ‘Паталогий’ Захара Прилепина.
Читай предыдущий абзац.
>’Хроника’ становится неотъемлемой частью произведения. Без неё, всё было бы пропущено через мелкое сито мировоззрения главных героев, ставших невольными свидетелями бурных афганских катаклизмов.
Именно так всё и задумывалось изначально.
>Плюс, надо отдать должное автору, он старался беспристрастно засвидетельствовать афганскую мясорубку и даже лютых душегубов, вроде Джана Мухамада показал с человеческой стороны.
Шурави не знали внутренний мир афганцев, и частенько допускали множество трагических ошибок, которые не добавляли им авторитета среди афганцев. Я уж не говорю о банальных преступлениях, совершаемых военнослужащими СССР против мирных жителей Афганистана, такие как мародерство, грабежи и даже убийства.
>Жаль, только для своего автобиографичного персонажа не хватило фантазии.
Дело вовсе не в нехватке фантазии. Многое из того, чем приходилось заниматься, до сих пор табу для широкой читательской публики. И это не какое-то там бахвальство, а неоспоримый факт. Даже та секретная операция о которой я написал в самом начале романа, мной изменена до такой степени, что самый дотошный вражеский аналитик, не найдет в ней ответы на свои давнишние вопросы. Кстати, именно за эту операцию полковник Денисов был награжден Орденом Красного Знамени. Спустя много лет, генерал Алексеев про которого я тоже писал в своем романе, и который, в период 1989-1990 г.г. был руководителем Представительства МВД СССР в ДРА, в своих воспоминаниях вскользь упомянет за эту удачно проведенную операцию, написав, как все на самом деле происходило. Книга с его мемуарами, в числе воспоминаний других советников МВД прошедших через Афган, будет выпущена тиражом в 10 тысяч экземпляров, но в свободную продажу она не поступала. Один экземпляр этой книги я получил в 2001 году, будучи на Конференции ветеранов БД в Москве.
>По-началу казалось, что автор хорошо его обрисует, как внешне, так и внутренне и придаст ему этакий ореол героя.
А зачем? Война есть война, а на войне почти все герои. И не обязательно выпячивать себя героичней других её участников.
>Тут и там звучат: ‘здесь я не был’, ‘того не видел’, ‘как происходило не знаю…’
А что писать, если действительно не был, не видел, не знаю. Врать? Фантазировать? А зачем?
>В угоду сохранения документального характера книги Воронин постоянно чего то не договаривает и это приводит к тому, что красиво расписанные персонажи просто тонут в неизвестности. Как, например, произошло с Мухамадом — автор ведёт его через всю книгу к финалу, а потом неожиданно бросает.
Бросил только потому, что скоропалительно покинул Афган, и все то, что намечал сделать, так и не успел реализовать. Может быть, это и к лучшему. По крайней мере, для меня самого.
>Встречаются и другие оборванные судьбы на фоне глобального вопроса — а что будет дальше, когда советские войска покинут Афган?
Эту проблему тогда никто не хотел озвучивать, хотя, все отлично понимали, что уход шурави из Афгана добром не закончится. И в первую очередь, для тех, кто нам беззаветно верил и доверял. И тот факт, что талибы захватили Кандагар одним из первых, тому подтверждение. Могу лишь представить, какую резню они там устроили.
>Тема передачи постов второго пояса обозначена ярко, но чем она завершилась — опять же, неясно.
В одной из глав романа есть ответ на эту тему. Как это и раньше не единожды было, в итоге, она закончилась ничем. «Духи», вернувшиеся весной из Пакистана, стали методически выбивать эти посты обороны
Анатолий, ты, конечно, своевременно и по делу ответил. И я тебя прекрасно понял, но уж больно ловко ты обошёл указанные мной недочёты. В частности, внешний облик главного героя, который у тебя вовсе и не герой, а проходной персонаж. Это, конечно, твоё дело, но меня несколько смутило, что антигероев ты живописуешь с особым усердием, и их образ легко рисуется в воображении. Так почему же наши вояки все такие безликие, за исключением Варенникова и других, высокопоставленных чиновников? В их числе твой протагонист совсем уж безликий. Опять же, дело твоё, но для большого романа так и просятся подобные детали.
Со словарём я, уверяю, тщательно ознакомился, но не всё в нём имеется, и уж насколько уж я знаком с военными терминами, и то терялся в дебрях сленговых слов. А что же простые читатели? Они, поди, кричат: «Караул!»
Персонажей действительно много, но так как многие из них безликие – непонятно, кто стоит во главе – а это уже явный минус.
Газетный стиль не критичен, особенно, для документальной литературы, но твой роман с претензией на полноценную художественную прозу – и с этим не поспоришь, так что твои переходы от одного к другому, мягко говоря, удивляют – будто бы ты до конца с ним не определился. Но я это списал на стиль автора. Тем более, что к нему привыкаешь, проглотив первые 200 страниц произведения.
Книга хорошая, но если соберёшься издавать дополнительный тираж, всё же прислушайся ко всем, кто чем-либо в ней недоволен. Люди просто так, на пустом месте, голословить станут.
Максим, что касаемо личности ГГ, то я не ставил перед собой цель акцентировать свое внимание именно на нем. Он всего лишь летописец, фиксирующий происходящие вокруг него события, которые, по прошествии времени, могут иметь историческую ценность.
А вообще, в купе с романом «Мушавер» получается некая дилогия военного бытия. И вот если читать эти два романа в последовательности, начиная с «Мушавера», то образ «летописца» просматривается более объемно, и когда переходишь ко «Второму поясу», то многие вопросы снимаются сами собой.
Но Ты прав — роман надо дорабатывать. Если сподоблюсь на это, то обязательно возьмусь его «чесать». А пока же, просто нет свободного времени на всё это. Да и другие начатые работы надо довести до логического конца.
Что же касаемо заморских словечек и военного сленга, то внимательный читатель, если его действительно заинтересует значение этих слов и выражений, в сети найдет кучу материала на сей счет. Было бы желание.