Максим Жуков. «Фантазёры». Рассказ.

Поросёнок Пётр − персонаж серии книг Людмилы Петрушевской. Является одним из наиболее популярных современных героев. Добился известности благодаря книгам и пародиям на них. В сказках Петрушевской чувствуется недосказанность, и хочется верить, что на самом деле пишет она о несчастном обездоленном мальчике с богатой фантазией. Размышления на эту тему и подтолкнули написать данный рассказ…

Над селом висел лимонным ломтиком молодой месяц. Лёгкий ветерок с юга, несмотря на появление первых звёзд, дышал теплотой. Он ласково обегал луга и поля, собирая травинки и неся их на свет неказистых, дымчатых от тумана построек. В окнах то и дело появлялись тени сельчан, обеспокоенных кутерьмой. Ближе к окраине, за оврагом кто-то громыхал вёдрами, хлопал дверями и голосил. Люди, покинув дома, устремились на шум, но подоспели только к развязке.

Пётр родился в хлеву, где гоготали утки, жевали прелое сено коровы, и кудахтали перепуганные куры. Папаша, бегая за водой, растревожил всю живность. И теперь, тяжело дыша, не сводил глаз с крохотного комочка, перенятого у престарелой старухи в желтоватом переднике.

− А мальчишка-то весь в тебя, − заметил новоиспечённый отец Фёдор Евграфович, − поросёночек!

− Поросёнок Пётр! – поправила Люба, лучистым взглядом обводя крытый загон для крупных домашних животных.

Важного вида петух, выждав развязку, направился к индюку, должно быть, поделиться радостной вестью. А коровы, оставив солому, через зазоры бревенчатых перекрытий подались к язычку лампадки, в кругу света которой жалась к младенцу счастливая пара. Знахарка отошла омыть руки, следя за разговором родителей.

− А почему это Пётр?

− Должно быть, ты не читал библию, − нахмурилась Люба.

− Да кто же её читал?! – удивился Евграфович и у первой же коровы спросил: – Вот ты, рогатая, читала?

− Му-мууу! – только и смогла ответить она.

− Так я и знал! – выдохнул Фёдр.

Женщина не отступалась.

− А наш мальчик наперекор местным оболтусам будет читать и со временем станет послушником в церкви. Глядишь, получится из него порядочный человек.

Жена была строгой, но справедливой. Все знали о её сложном характере и старались не вмешиваться в перепалки супругов. Даже сейчас, когда, казалось бы, задето их, сельчан, самолюбие. Позаглядывав в хлев и решив, что и без них обойдутся, жители разошлись по домам. Последней выходила знахарка, кряхтя и охая, жалуясь на радикулит, она, не услышав слов благодарности, в сердцах бросила: «Непутёвые!» Евграфович нагнал её уже за калиткой и, рассыпаясь в любезностях, вручил котомку с едой, пообещав поутру ещё заглянуть. Знахарка потеплела и, уходя, как бы невзначай бросила: «Твоя-то любит командовать. Затюкает парня».

Но вышло совсем наоборот. Люба окружила ребёнка чрезмерной заботой, и даже когда он подрос, никуда не отпускала. Парень к опёке привык и даже стал сторониться отца. Но всё решил случай.

Как-то раз мальчик, ожидая подарка на своё семилетие, сидел, как обычно, около матери и крутил в руках крышку от кастрюли, воображая, как едет на отцовском тракторе собирать урожай. Этой забаве научил его, выражаясь любиным языком, «большой фантазёр с лицом кочегара». «Кочегар» появился во дворе в засаленной робе с мешком, и мальчик, слезая со стула, решил, что в нём таится подарок.

− Ты куда это намылился? – отрываясь от стряпни, остановила мама мальца. − Забыл, как тебя клюнул индюк? А как корова прижала в хлеву, тоже запамятовал? – но увидев в окно Фёдора, подобрела и указала мальчику место у распахнутых ставней.

Евграфович сбросил с натруженных плеч свою ношу, развязал верёвку и поманил в сторону сарая его содержимое.

«Вот те раз! Игрушки живые!» − чуть не взвизгнул от удивления мальчик, но из мешка показалась свинья. Раньше Пётр никогда этих животных не видел и поэтому восхищённо таращил глаза то на уши, то на копыта, но больше на пятачок. В одной из раскрасок из журнала «Мурзилка» ему встречалось нечто округлое с двумя дырочками.

– Что это, мама? − поинтересовался тогда.

– Розетка, − откликнулась тучная женщина.

– Конфетка? − переспросил мальчик и облизал губы, желая скорее заполучить сладость.

– Нет-нет. Это, как бы тебе объяснить? Разъём, по которому бегает злой невидимый ток.

«Что ж получается, − размышлял Пётр, − папа решил подарить мне живую розетку?» – и ближе подался к окну.

Площадка в сарае напоминала летнюю кухню. Вдоль края порядком утоптанной глины размещались: ванная, мойка с посудой и бак с верёвкой над ним. Стола не наблюдалась, лишь на пеньке тускло мерцала немытая тарелка из нержавейки, но есть из такой любой бы побрезговал. Разве что пернатые непоседы, обходившие сарай стороной. Наверняка, их пугали пилы и молотки, топоры и лопаты у входа или же странный душок. Папу он ничуть не смущал. Вот и сейчас он бодро нырнул в полумрак сарая и, чем-то наполнив тарелку, подозвал свинку. Пока та с удовольствием чавкала, связал ей ноги верёвкой, перебросил свободный конец через перекладину и начал энергично подтаскивать. Мальчик с криком выскочил во двор.

Фёдор Евграфович пинком сапога уложил на землю лопату, подпиравшую воротину, и она с насмешливым скрипом захлопнулась перед самым носом Петра. Мальчик надулся, став пуще прежнего похожим на мать.

− Петенька, милый, всё не так, как ты думаешь, − взялся объяснять тракторист, присаживаясь на корточки, чтобы видеть глаза фантазёра. Они лихорадочно блестели, отражая весь спектр чувств – от страха до злости.

– Я ждал подарка и думал, что он в том мешке.

Отец усмехнулся и, отпуская верёвку, стал сочинять:

− В нём прятался твой первый гость.

Из сарая раздался шлепок, совсем как у мамы, когда она готовила тесто, и следом последовал оглушительный визг.

− Слышишь? Ему не терпится сесть с нами за стол. Так что беги к маме, пока она тебя не хватилась.

Как только сынок убежал, Фёдор, пожевав губами, пошёл развязывать пленника, сожалея, что жаркого сегодня не будет.

Благодаря фантазии, удавалось найти понимание с сыном. Евграфович не мог его баловать или брать с собой на рыбалку, охоту, опасаясь вызвать раздражение жёнушки. Всего ей было мало: денег, хозяйства и даже сына.

– Скоро в школу нашу кровиночку отправлять. Как же я без него…? − причитала она.

– Будешь письма писать, представлять.

– Ишь ты! – оборвала гонором пышка мужа и, хватая ухват, пригрозила: – Чтоб я больше твоих домыслов больше не слышала. И без них Петруша витает в облаках, вместо того, чтоб помочь!

О том, что сама же его и разбаловала, Люба предусмотрительно умолчала. Зато укорила:

− Не мог незаметно свинью заколоть.

В выходной Евграфович оделся в самое чистое и, заглянув к знахарке, выменял на цыплят старый букварь. Запряг лошадь и, прицепив к ней повозку, нагрузил живностью. Всё равно собирался на рынок, так чего ж ехать порожняком?

− Эх, развалили колхозы, некуда деть молодым силушку богатырскую! − сокрушался в дороге отец. − Половина в город уехала, а уж там их окрутили жулики всех мастей. Приезжают тощие, квёлые, как хворостинки, плачутся, мол, гнут спину, а получают копейки. Свела в пропасть их мечта проклятого капитализма! Но ничего, − переходя на благожелательный тон, крякнул Фёдор Евграфович, погоняя животное. – У тебя есть ещё время взяться за ум. И, видя растерянность мальчика, поспешил объясниться:

− В хорошие руки ты попадёшь. У наших знакомых будешь учиться.

Пётр в пол уха слушал отца, с опаской рассматривая бурые космы облаков, − развезёт и без того разбитую (как там папа её называл?) колею, так намаешься, да и промокнешь. В то же время такая погода устраивала: не привык, сидя дома, к знойному солнцу. Только жаль, букварь в потёмках да на ходу трудно читать. Мальчик открыл его наугад и увидел под буквой «с» так и недопущенную к праздничному обеду «розетку». Ничего общего с ней у него не нашлось, тем не менее, все мальчишки звали за излишний вес Петра поросёнком. Со временем он перестал обращать на это внимание, но порой, крутясь у зеркала, искал у себя пятачок или хвост.

Вторую букву подпирал самолёт, уже знакомый по журналам «Техника− молодёжи». Папа уверял, что в юности с такого прыгал с парашютом. Вот бы и ему полетать! Прикрыв глаза, мальчик, ловя лицом первые слезинки парообразных кочевников, мысленно улетел далеко-далеко, пока не услышал грозный начальственный голос:

− Вас куда, русиш зольдатен? – слова принадлежали скелету в немецком обмундировании – он его тоже где-то видел, но мельком, поскольку взрослую литературу родители прятали.

– Так куда? – нетерпеливо поинтересовался пилот.

Мальчик позвал на помощь отца, и он тут же оказался с ним рядом, отшвырнул скелет в сторону и схватился за штурвал. Пётр оглянулся в поисках свободных мест, но не обнаружил ничего, кроме свернувшегося ежа. Бедняга спрятался от света под сиденьем скелета и ждал ночи. Пётр представил вместо него парашют. И, накинув на плечи, бросился к открытому люку.

−Дастишь фантастишь! – воскликнул скелет.

Отец дал ему по черепушке и, попросив не пороть ерунду, точно твёрдо верил в умения отпрыска, приободрил сына.

Лёгкое тельце Петра закружилось в сыром воздухе, и, хотя по их родному селу бегали люди, ожидая его именно там, Пётр, воскресив в памяти журнальные статьи, ловко раскрыл парашют и направил его к густой лесопосадке. Её разрезала извилистая дорога, тут и там увенчанная жердями телеграфных столбов. Нити проводов тянулись к какому-то зданию с чахлыми деревцами. Возле него виднелся пригорок, а на нём – большой стог сена. Вот туда то мне и следует приземлиться, − обрадовался фантазёр и только теперь заметил у строп ещё одно кольцо, только поменьше. Для чего оно? Нужно проверить. Дёрнув кольцо, он обнаружил, что у него под ногами надувается резиновый страус. Перебирая ногами, птица яростно пыталась от мальчика убежать. Пришлось всыпать ей для острастки по заду. Страус лопнул, и с ним увял парашют. До сена он немного не дотянул, на пути возник трактор, лишённый кабины. Как только Пётр вцепился в руль вдрызг разбитой машины, дёрнул рычаг и вдруг почувствовал − едет.

− Ура! − закричал Пётр, замечая одинокую ворону.

Её преследовал серый волк.

− Тебя подвезти, каркуша?

− Спасайся сам! – прокаркала она и свернула к деревьям.

Волк устремился за трактором. Его широко разинутая пасть, так и не повидавшая Колобка и Красную Шапочку, сочилась слюной.

«Чем бы заткнуть её?» – озадачился Пётр, обыскивая трактор. Машина пыхтела, захлебываясь от нехватки горючего – его, наверняка, уже слили селяне, оставив только на то, чтоб дотянуть до колхоза. Опустошённый, с воронками вырытых овощей, он уныло скрипел безымянной табличкой, жалуясь на судьбу, постепенно возрастая в размерах. На входе кто-то стоял. Может быть, часовой?

− Доброго здоровьичка! – вывел из грёз Петра Фёдор Евграфович, фыркнув на лошадь. Та удивлённо уставилась на священника и остановилась. – Какими судьбами?

− Да вот оскудели мы провиантом, − потупился Григорий, − надобно подзатариться, а то и пожевать совсем нечего.

− А как же вера – не кормит?

Святой отец покачал головой.

− Любочка твоя к нам раньше каждую неделю ходила, радуя гостинцами и добрым словом. Набожная, скромная и порядочная.

«Да куда уж мне до неё? Наш брат отродясь таким не был», − подумал Евграфович, но вслух ничего не сказал. Вздохнул, мечтательно осматривая территорию колхоза, в недалёком прошлом − передовика, и предложил подвезти.

− А вот за это благодарствую, Фёдор. – Всё ж хороший ты человек, хотя и слабохарактерный. Куда отрока везёшь?

− В школу, пришло время его грамоте обучить.

− А, может, к нам? – поинтересовался Григорий, подтягивая рясу, чтоб не испачкать в дороге.

− Люба, знаю, всей душой хотела, но я стоял против. Она у меня – идеалист, ну а я больше исхожу из того, что имеется. И не берусь хватать с неба звёзд. Хотя, знаете, порой отправляюсь по волнам вольных фантазий. Вот и сынишку приучил во всём видеть хорошее, даже если оно редко заходит.

Гармошка морщин обозначилась на лбу святого отца. Непутёвые? Нет, просто разные. Выживают, как могут, не бросая село. Землю русскую пашут, пекут знатный хлеб и ведь не плачутся на судьбинушку – Люба-то ни разу не заикалась о том, как ей приходится тяжело. Верил, что живёт в них исконное русское и потому, когда зашелестел дождь, отпустил на волю улыбку, и она ярко озарило лицо.

Поделиться:


Максим Жуков. «Фантазёры». Рассказ.: 10 комментариев

  1. Концовка у произведения взрослая. Она ставит последнюю точку в балансе между возрастным рейтингом. Есть и другая, более понятная и прозрачная из сглаженной версии произведения, лишённой некоторых сцен, образов и сложно поставленных предложений:

    − Доброго дня! – вывел из грёз Петра Фёдор Евграфович, фыркнув на лошадь. Та удивлённо уставилась на священника и остановилась. – Какими судьбами?
    − Перестали люди к нам приходить, радовать хлебушком и добрым словом. Поразъехались. Считай, один я остался.
    Евграфович оглядел территорию колхоза и согласился.
    − Садись, подвезу.
    – Куда сына везёшь?
    − Пришло время его грамоте обучить.
    − Значит, в школу, что ж, а потом?
    − По моим стопам пойдёт. Не отпущу его в город.
    − А не скучно ли будет ему?
    − Так он у меня фантазёр! – с гордостью признался отец. Кругом видит только хорошее. Сам знаешь, живём то мы бедно, но ведь не зря говорят, что не в деньгах и развлечениях счастье.
    Морщины на лбу святого отца разгладились и когда зашелестел дождь, отпустил на волю улыбку, и она ярко озарило лицо.

  2. Морщины на лбу святого отца разгладились и когда зашелестел дождь, ОН отпустил на волю улыбку, и она ярко озарило лицо.

    Или следует ещё поработать с текстом? Высказывайтесь.

    • Максим, нет связанности органичной в последнем варианте… нет единения с пространством… а потому не понятно что является катализатором его изменений…

      «под звук зашелестевшего за окном (по крыше) дождя …» окно или крыша — точки координат во внешнем пространстве, они же катализаторы неких полузабытых. ностальгических состояний… как-то так…

      • Мне непривычно писать, постоянно задавая себе вопрос: «А поймут ли всё это дети?», отсюда и появляются нестыковки, которые ты ловко, Игорь, подметил. Я учту твои замечания. А как тебе основной вариант? Я его писал без оглядки. На твой взгляд он чем-либо грешен?

        • Максим, как я писал в контакте, мне сейчас сложно что-то советовать и быть объективным (ибо даже любимые авторы раздражают) могу сказать только — тебе надо увидеть самому блочную структуру рассказа. а потом детализировать по назначению блока… это как у песен: интро, куплет, бридж (проигрыш), припев (кульминация идеи), бридж, куплет, концовка (условно). Знаю по своему опыту, старые рассказы легче переписывать, чем править -условно говоря: прочитал старый рассказ, про анализировал структуру и сел писать заново… то есть, по сути, сочинение на уже заданную и озвученную тему. И тогда на волне уже приобретённого опыта, рассказ заиграет новыми яркими красками… и это (переписать) сделать и легче, и времени уйдёт меньше, чем мучиться и редактировать — ибо ты уже не тот и мыслишь иначе… при желании — ты его за вечер можешь написать заново… Попробуй.

  3. Кругом видит только хорошее. Сам знаешь, живём то мы бедно, но ведь не зря говорят, что не в деньгах и развлечениях счастье.
    (здесь место для чего-то такого: Небо затягивалось серыми тучами (на небе сгущались дождевые облака и когда по крыше застучали первые капли дождя. улыбка озарила лицо… бла-бла…. разгладив морщины святого отца…)
    Морщины на лбу святого отца разгладились и когда зашелестел дождь, отпустил на волю улыбку, и она ярко озарило лицо.
    …просто представь себя на его месте, вдохни с облегчением и увидь единение своей души с миром… там что-то должно быть… подчёркивающее внутреннее состояние

  4. когда-то этот рассказ был иным и я его пытался редактировать, потом плюнул на эти попытки. Перечитал и сел писать за ново… получилось лучше, чем было, а если бы я его мучил редактурой. то, скорее всего. выбросил бы. Вот он после такой переписки:

    Мальчик, котёнок и ночь

    Вечерело. Солнце катилось к кромке горизонта, норовя окунуться в расцвеченное бликами море. В темнеющем просторе неба не торопясь плыли желто-оранжевые облака. Сочно окрашенные, будто кистью импрессиониста, они придавали пространству оттенок ирреальности и фантастичности… Проснувшийся легкий ветерок пробежал по верхушкам деревьев и запутавшись в кроне, по стволам, скользнул вниз. Зашелестел листвой кустарников. В вечернем воздухе особо отчётливо слышались звуки: редких проезжающих машин, лай собак и нечаянно столкнувшихся под балконами дома котов. Два кота, рыжий и черный с крупными белыми пятнами, замерев напротив друг друга, выгнув спины и нервно дёргая хвостами, истошно вопили. Кто знает сколько продолжалась бы эта акустическая баталия, но раздосадованная хозяйка, со второго этажа, облила их водой. Коты, будто того и ждали, как уйти с достоинством от драки — бросились наутёк в разные стороны…

    — Вова… Вова… — с галереи соседнего дома, женщина звала ребенка. – Вова быстрее… Ужинать…
    — Щас, мам… — Из кустов, близ дороги раздался звонкий голосок мальчишки. Кусты зашевелились и, один за другим, протиснулись три мальчугана, лет восьми.
    — Ладно… я пошёл…
    — Чё, ладно? Марки когда принесешь? А то стекло взяяяал, а марки не принёёёс, — сказал круглолицый, очень коротко стриженный мальчишка, по имени Андрей. Говоря это, он смешно качал головой, как это делают ябеды-девчонки.
    Вова, самый высокий из троих, рыжеволосый, извлек из кармана черное стёклышко и, глядя в него, попытался в просвет кустов разглядеть солнце.
    — Не видно. – Вздохнул Вова. – Не дрейфь, будут тебе марки. Я побежал, а то мама заругает.
    И развернувшись, стремглав умчался. Двое оставшихся мальчишек, как по команде, вздохнули – домой идти не хотелось, а играть вдвоем, вроде как, не интересно… Молча, стояли и смотрели на проходящих прохожих. Порывом ветра донесло какой-то вкусный аппетитный запах. Мальчишки, поводив головами, принюхались. Воображение моментально нарисовало картину вкусностей… Захотелось домой.
    — Я тоже пойду домой. – Сказал худощавый и черноголовый мальчишка.
    — Сережка, ты завтра выйдешь?
    — Не-аа… Мы завтра на дачу…
    Андрей тоскливо посмотрел вслед быстро убегающему Серёжке. Оставшись один, Андрей не торопился домой. Что ему дома делать? Сестрёнка Ленка, был уверен Андрей, играет в куклы, разложив их по всей комнате, и может ещё и не одна, с подружкой Ольгой, а та такая вредина… А комната у них на двоих и маленькая. Папа с мамой смотрят телевизор. Не играть же ему с девчонками, а сидеть в одиночестве на кухне не хотелось… Попинав комки песка под ногами, развернулся и пошёл в противоположную сторону от своего дома.

    Улица пустела на глазах. Взрослых невидно, только дети не большими группками носились вокруг домов. Андрей шёл бесцельно, не торопясь. Иногда останавливаясь то у одного, то у другого дома и смотрел на играющих детей. Все они были старше, и Андрей не решался к ним подойти. Пройдя ещё немного вперёд, мальчик вышел на площадь перед универсамом. На скамейках сидела группа подростков, курили и о чём-то громко спорили. Андрей, испугавшись, что к нему пристанут и побьют, резко повернул вправо и, перейдя дорогу, направился к морю.
    Идя по каменистому грунту, Андрей спотыкался о камни, распугивая сусликов и ящериц. Подойдя к обрыву в нескольких метрах нависающему над морем, мальчик осторожно приблизился к краю и посмотрел вниз. От высоты перехватило дыхание и закружилась голова. Отойдя от края на безопасное расстояние, он сел на кусок известняка покрытого коростой плесени и стал наблюдать заход над морем. Солнце, более чем наполовину погрузившееся в море, налилось краснотой, щедро разбрасывая гранатовые отблески по облакам и мокрому каменистому берегу. В воздухе прошуршала первая летучая мышь. Мальчик поднял голову к небу и проследил за ней. Высоко в небе вспыхнула звезда, за ней вторая и ещё, и ещё… Тёплые порывы ветра доносили запахи полыни и далёкие голоса. Изредка слышался гудок корабля на рейде. С места, где сидел Андрей порт не был виден, но два корабля маячили у самой кромки горизонта и из-за скалистого мыса выходил третий. Андрей подумал, что если бы у него был бинокль, то он смог бы разглядеть матросов, а так… Незаметно село солнце и только узенькая багровая полоска ещё тлела над морским изломом, подсвечивая горизонт. Тьма всё больше накрывала пространство и уже в море засверкали огни кораблей, дополняя небесную россыпь. Маяк, как пропеллер, красным и белым лучом резал сумрак надвигающейся ночи… Андрей нехотя встал – надо было идти домой: «Мама, наверное, меня уже искала…».

    Каменистая прибрежная полоса утопала во тьме, и только свет дорожных фонарей обозначал детали кустов, камней и неровности грунта. Спотыкаясь о камни и попадая в расщелины, мальчик направился к дороге, опустевшей от машин. Мальчик торопился. На всякий случай, быстро перебежав, дорогу, Андрей поспешил домой…

    Вот и дом. И уже взбегая по лестничным ступеням, он замер и прислушался. Из-под лестницы слышился слабый мяукающий голосок…
    Мальчик быстро сбежал вниз и присел.
    — Кис-кис… кис-кис… ну где ты? Кис… — Из мрака вынырнул пушистый комок. И хрипло: — мяууу… Обычный рыжевато-полосатый зверёк, каких пруд пруди.
    — Ты один… И тебе скучно… Мявка, хочешь есть? Иди ко мне… — Андрей взял котёнка на руки, — Пошли к нам домой, мявка, я тебя покормлю…

    С котёнком на руках, по ступеням, мальчик вбежал на второй этаж. И остолбенел – на галерее стояла мама и смотрела на него…
    — Я тебя звала… и хотела идти искать уже. Пошли домой. Котёнок?
    — Мам, извини, я заигрался… А это… Васька… Можно? Он сам меня выбрал.
    — Заходи!
    Мальчик юркнул в приоткрытую дверь. В прихожей посадил котёнка на пол, присел на корточки и начал развязывать шнурки…
    — Опять кошки!
    Андрей увидел перед собой ноги в тапочках и, подняв голову, взглянул на отца.
    — Пап, можно? Он хороший…
    — Нет! Хватает! Кто за ним будет ухаживать? Ты? Или опять я? Нет, нет и нет! Давай, быстренько забирай его отсюда… И… неси… где взял.
    — Пусть поест сначала, — вступилась за Андрея мама,- и отнесёт…
    — Вот отнесёт – тогда и поест! – Отрезал папа и, развернувшись, ушёл в комнату. Давая понять, что решения он своего не изменит и разговор окончен.
    Мама вздохнула, — На возьми хлеба, дашь ему… там… Иди и побыстрей! Отнесёшь – купаться и спать.

    Андрей поднял котёнка, взял хлеб и, не завязывая шнурков, вышел из квартиры. Галерея пуста, улица – тоже. Лампочки галереи тускло светили, из-за чего вокруг было все оранжевого оттенка, и лишь придорожные фонари изливали яркий, белый свет, освещавший дорогу, кусты, деревья и дома. Андрей посмотрел на котёнка, которого прижимал к груди. Тот мурлыкал и терся головой. Андрею стало обидно и жалко себя, котёнка… на глазах навернулись слёзы… Он присел возле квартиры, прислонившись спиной к бетонному столбу. Опустил на пол рыжий мяукающий комок. Посмотрел на хлеб в руке. Отломил кусочек и предложил котёнку. Посмотрев, как тот жадно в него вгрызся, отломил ещё… Повертев оставшееся в руке, рассматривая и размышляя: оставить котёнку или… Голод взял верх над размышлениями Андрея и он отломил себе маленький кусочек, потом ещё… Хлеб оказался таким вкусным что Андрей подумал: он хочет ещё такого же и готов поменять свои любимые печенья на такой же кусочек хлеба.
    Шло время. Рыжий Васька свернулся калачиком на коленях и мурлыкал свою кошачью песню. Ноги у мальчика затекли, но он не хотел шевелиться, чтоб не беспокоить Ваську. Обеспокоенная мама, выглянула в поисках сына.
    — Ты чего здесь сидишь? – с удивлением произнесла она. – Андрей, относи и заходи в дом…
    Андрей ни чего не ответил, лишь упрямо покачав, опустил голову.
    — Ладно… Пойду поговорю с отцом. – И мама вновь закрыла дверь. И через некоторое время выглянув, — Нет, дорогой, относи его!
    — И долго ты собираешься тут сидеть? – Раздался голос папы. И он вырос за маминой спиной, грозно глядя на сына, — Ну и чего молчим?
    — Я буду за ним ухаживать… можно?
    — Нет, нет и нет! Ты так уже говорил, а выгуливал твоего кота я. К тому же скоро ты уедешь на каникулы. И? Нет.
    — Тогда я буду здесь… с ним сидеть! – Заупрямился Андрей.
    Родители переглянулись. Папа пожав плечами, сыну: Сиди… может что высидишь, но я не передумаю. И потому лучше иди спать… в дом!
    Андрей ничего не ответил. Папа развернулся и ушёл. Мама укоризненно глядела на сына. На его упрямую стрижиную голову… Она вышла на галерею к нему, стояла и молчала.
    — Ну… может, хватит?! И пошли уже отнесём его вместе?
    — Не дам. – И Андрей крепче прижал к себе, по-прежнему мурлыкающего и ни чего не подозревающего рыжего Ваську.
    Мама вздохнув, погладила сына по голове и зашла в квартиру. Мальчик и котёнок остались одни. Слёзы наворачивались на глаза, но Андрей крепился, не давая им катиться неудержимым потоком. Но одна, всё же, упала на рыжую шерстку. Андрей прикрыл её рукой, будто стыдясь своей слабости. Рыжий Васька потянулся, зевнул и, посмотрев на Андрея, вновь свернулся и замурлыкал. Тепло рыжего товарища по несчастью и его мурлыканье убаюкали и Андрея.

    — Эй… Э-эй! Андрейка! Спишь что ли? Ты чего здесь сидишь? А? Случилось что?
    Андрей открыл глаза и непонимающим взглядом уставился на человека его разбудившего.
    — А… Марат… — протянул Андрей, — привет!
    — Что случилось с тобой?
    — Папа котёнка не разрешает… А он мне нравится…
    — Понятно… — протянул Марат, — как долго сидишь?
    — А сколько сейчас?
    — Начало двенадцатого…
    — Тогда — не долго. Я пришёл было уже темно… Сидел на скале, смотрел закат… Мы с тобой там были и… твоей невестой – Гульмирой.
    — Скажешь тоже… невестой, — хмыкнул Марат.
    На голоса выглянула мама, — Здравствуй Марат! Ну… тебе ещё не надоело? Нет? Ладно…
    И дверь вновь закрылась. Марат опёрся о перила руками и слегка наклонившись, смотрел куда-то на крышу.
    — Смотри… Туман ползёт – уже крыши укутал. Завтра море будет холодным.
    Андрей встал потряхивая ногами.
    — Что ноги затекли? Скоро туман расползётся, и по галереи тоже, будет холодно. Шёл бы домой Андрей.
    — Марат, а тебе нужен котёнок? Смотри, какой хорошенький…
    Марат погладил котёнка на руках у Андрея, — Нет, брат, извини… Мне некогда следить за ним. Кто бы за мной следил…
    — Жаль… — Протянул Андрей вздыхая.
    — Хочешь, принесу печенья? Твои любимые. Будешь? Сейчас…
    И Марат зашёл к себе в квартиру. Марат был их соседом. Жил рядом в такой же двухкомнатной как у них, но один. Просторно у него…
    — На, держи, — протянул Марат мальчику раскрытую пачку печенья. – Жуй! И иди домой. Я тоже пошёл, извини, посидел бы тут с тобой, но хочу спать. Это твоя война, воин. Воюй, если так хочется, а я спать. Пока!
    Громко, в наступившей тишине щёлкнул замок в двери соседа. Андрей посмотрел вверх. Тянучки тумана ползли по крышам и кронам деревьев, но вниз не спускались. К дому подъехало такси и из машины вышла пара.
    — Пока-пока… до завтра, мииилый! — Поцеловались. Мужчина сел обратно в такси, а её каблучки зацокали по ступеням.
    — Пока-пока… мииилый… — передразнил их мальчик. На кухне включился свет. Андрей хотел подойти к окну и взглянуть кто там, но тихо приоткрылась дверь. И мама шёпотом: «Заходи быстро… Папа уснул».
    И на немой вопрос сына, — Завтра поговорим… с папой. Пошли, хватит уже… Упрямец… Ты кушать будешь? Мыться? Тоже нет?! Ну, ты молодец…
    — Я пить хочу!
    Мама подождала пока сын напьется.
    — Иди постель расстелена. Иди, иди – я выключу свет.

    В комнате у детей горела красная лампа-ночник. Кровати их стояли по сторонам окна, а по центру, меж ними, письменный стол с круглым аквариумом. Андрей посадил котёнка на стол, быстро разделся и юркнул в постель, прихватив котёнка. Прижал его к себе, погладил и накрыл с головой простынёй.
    — Чтоб папа не ругался, я тебя заберу с собой… на каникулы к бабушке… — сказал шёпотом мальчик.

    Рыжий Васька спал на кровати в ногах. Простыня наполовину сползла на пол.

    В раскрытое и затянутое сеткой окно, бились ночные мотыльки, трепеща мохнатыми крылышками. Молодой тополь, за окном, шумел кроной, убаюкивая и погружая всё глубже в сон. Мальчику снились солнечные сны и он улыбался.

  5. Спасибо, Максим! Рассказ мне понравился. Полезен не только детям, но и взрослым. На мой скромный взгляд, не лишним было бы в середине рассказа добавить фантазий мальчика. Действительно, хороших и добрых. Например, что Пётр представлял в мешке отца. Или найти место в детских фантазиях заботливой маме, добрым соседям (хотя те считают их семью непутёвой), пушистым и милым цыплятам и всякой другой живности, которой много в их дворе и т.д. Тогда, как мне кажется, картина была бы более полной. Изначальный «взрослый» вариант концовки понравился больше, чем в «сглаженной версии».
    PS ОпЕка
    С уважением, Анатолий Лиджиев

    • Считаю, рассказ полезен, в первую очередь, взрослым. В делах, заботах, бесконечной погоне за материальным мы забываем свою «детскость», теряем умение радоваться полной грудью, быть счастливым от простого ощущения жизни, ярких картин флоры, фауны, пьянящего воздуха, мечтать и фантазировать, одеваем на лица маски непроницаемости, надеясь таким образом выглядеть умнее и значительнее. Людям, умеющим читать, этот рассказ вернёт понимание истинных ценностей. Хоть на некоторое время. Ещё раз спасибо.

  6. Ох уж эти детские воспоминания.
    Когда мне исполнилось пять лет, задумали родители строить свой дом. Всё лето его возводила наёмная бригада плотников, пока отец ходил на своём пароходе до Горького. А когда дом к осени был возведён, отец вернулся с верховьев, привезя с собой много мешков с картошкой, которую сложили в зале.
    Кровать была только у родителей, и бабушки — матери отца. Я поначалу спал на тюфяке лежащем на неокрашенном полу, постеленном возле мешков с картошкой. А когда насупили холода, моим излюбренным местом стала большая русская печка, стоящая посреди дома. Когда бабушка пекла в ней пироги, печь прогревалась до такой степени, что на ней можно было спать полностью раздетым. А по весне в нашем семействе произошло прибавление — родилась сестрёнка.
    Жили скромно, разносолов в доме особенных не было. И чтобы хоть как-то выйти из положения, мать купила на базаре пару десятков цыплят. Поначалу они содержались в картонной коробке стоящей на на печи, рядом с моим спальным местом, и я по очереди тискал их в своих руках. Циплята росли, и по мере этого я стал давать им имена. Среди них оказался один петух, которого я назвал Петькой. Такой ручной был, что любил пить мою слюну, которую я специально пускал изо рта.
    Шло время, куры стали уже нестись, а петух по утрам будил всех домочадцев своим криком. На семейном совете было решено, что птицу под нож пускать не будем, довольствуясь тем, что они несут нам яйца. А потом я пошёл в школу, и когда из неё возвращался, Петька бежал по двору навстречу мне, подставляя свою голову, чтобы я потеребил его мощный гребень.
    А спустя некоторое время Хрущёв издал Указ о сокращении живности в подворьях. Коснулся он и курей, численность которых строго ограничили. Лишних курей надо было продать, либо зарезать и употребить в пищу, но в нашей семье ни у кого не поднялась рука пускать живность под нож.
    А потом по домам стали ходить фининспекторы, которые считали всю живность. лишние «головы» облагались налогом, а на хозяев составлялись протоколы за его неуплату. Бабушка придумала способ как обмануть фининспекторов, и родители стали прятать курей с петухом в подвале дома.
    Но хитрый фининспектор однажды появился рано утром, и Петька, выдал своё существование громким кукареканьем. Был сильный скандал, после которого родителям ничего не оставалось как избавиться от излишков живности, продав их на базаре. Первым был продан Петька, по вине которого и произошла вся эта история. Сколько было пролито моих слёз, когда прощался с любимцем. Кто теперь будет встречать меня у ворот дома, кому я буду рассказывать забавные истории из школьной жизни.
    Много лет с тех пор прошло, но и сейчас образ любимца Петьки стоит перед глазами, и у меня сжимается сердце от его укоризненного взгляда, каким он смотрел на меня в последний раз, словно это я был виноват в том, что не смог отстоять своего закадычного другана.
    Спасибо, Максим, что лишний раз взбудоражил детские воспоминания.

Добавить комментарий для Игорь Братченко Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *