ЛЕВ ОШАНИН

Стихотворения

А У НАС ВО ДВОРЕ

А у нас во дворе есть девчонка одна,

Между шумных подруг неприметна она.

Никому из ребят неприметна она.

     Я гляжу ей вслед:

     Ничего в ней нет.

     А я всё гляжу,

     Глаз не отвожу…

Есть дружок у меня, я с ним с детства знаком,—

Но о ней я молчу даже с лучшим дружком.

Почему–то молчу даже с лучшим дружком.

Не боюсь я, ребята, ни ночи, ни дня,

Ни крутых кулаков, ни воды, ни огня.

А при ней — словно вдруг подменяют меня.

Вот опять вечерком я стою у ворот,

Она мимо из булочной с булкой идёт…

Я стою и молчу, и обида берёт.

Или утром стучит каблучками она,—

Обо всем позабыв, я слежу из окна

И не знаю, зачем мне она так нужна.

     Я гляжу ей вслед:

     Ничего в ней нет.

     А я всё гляжу,

     Глаз не отвожу…

АКТРИСА

Она стареет. Дряблому лицу

Не помогают больше притиранья,

Как новой ручки медное сиянье

Усталому от времени крыльцу.

А взгляд её не сдался, не потух.

Пусть не девчонок, не красавиц хлёстких, –

Она ещё выводит на подмостки

Своих эпизодических старух.

И сохранилась старенькая лента,

Едва объявят где–нибудь, одна,

Смущаясь, с томной слабостью в коленках,

Спешит в неполный кинозал она.

Спешит назад к себе двадцатилетней,

Когда, среди бесчисленных сестёр,

Её, одну на целом белом свете,

Открыл для этой ленты режиссёр.

И, хоть глаза счастливые влажны,

Она глядит чуть–чуть со стороны.

Вот этот шаг не так бы, это слово,

Вот этот взгляд, вот этот поворот…

Ах, если бы сейчас, ах, если б слова…

А фильм себе тихонечко идёт –

Не слишком звонкий и не обветшалый.

Но что–то было в той девчонке шалой,

Чего она не поняла сама.

Ухмылка? Быстрой речи кутерьма?

И вновь она тревожится и любит

Среди чужих людей в случайном клубе…

Но гаснет ленты обжитой уют.

Вся там, вдали от жизни повседневной,

Она идёт походкою царевны.

А зрители её не узнают.

БАЛЛАДА О БЕЗРАССУДСТВЕ

Высоки были стены, и ров был глубок.

С ходу взять эту крепость никак он не мог.

Вот засыпали ров – он с землёй наравне.

Вот приставили лестницы к гордой стене.

Лезут воины кверху, но сверху долой

Их сшибают камнями, кипящей смолой.

Лезут новые – новый срывается крик.

И вершины стены ни один не достиг.

– Трусы! Серые крысы вас стоят вполне!–

Загремел Александр. – Дайте лестницу мне!–

Первым на стену бешено кинулся он,

Словно был обезьяною в джунглях рождён.

Следом бросились воины, –

              как виноград, –

Гроздья шлемов над каждой ступенью висят.

Александр уже на стену вынес свой щит.

Слышит – лестница снизу надсадно трещит.

Лишь с двумя смельчаками он к небу взлетел,

Как обрушило лестницу тяжестью тел.

Три мишени, три тени – добыча камням.

Сзади тясячный крик:

            – Прыгай на руки к нам!–

Но уже он почувствовал, что недалёк

Тот щемящий, весёлый и злой холодок.

Холодок безрассудства. Негаданный, тот,

Сумасшедшего сердца слепой нерасчёт.

А в слепом нерасчёте – всему вопреки –

Острый поиск ума, безотказность руки.

Просят вниз его прыгать? Ну что ж, он готов, –

Только в крепость, в толпу озверелых врагов.

Он летит уже. Меч вырывает рука.

И с мечами, как с крыльями, два смельчака.

(…Так, с персидским царём начиная свой бой,

С горсткой всадников резал он вражеский строй

Да следил, чтоб коня его злая ноздря

Не теряла тропу к колеснице царя…)

Но ведь прошлые битвы вершили судьбу –

То ль корона в кудрях, то ли ворон на лбу.

Это ж так, крепостца на неглавном пути,

Можно было и просто её обойти,

Но никто из ведущих о битвах рассказ

Не видал, чтобы он колебался хоть раз.

И теперь, не надеясь на добрый приём,

Заработали складно мечами втроём.

Груды тел вырастали вокруг.

                       Между тем

Камень сбил с Александра сверкающий шлем.

Лишь на миг опустил он свой щит. И стрела

Панцирь смяла и в грудь Александра вошла.

Он упал на колено. И встать он не смог.

И на землю безмолвно, беспомощно лёг.

Но уже крепостные ворота в щепе.

Меч победы и мести гуляет в толпе.

Александра выносят. Пробитая грудь

Свежий воздух целебный не в силах вдохнуть…

Разлетелся быстрее, чем топот копыт,

Слух по войску, что царь их стрелою убит.

Старый воин качает седой головой:

«Был он так безрассуден, наш царь молодой».

Между тем, хоть лицо его словно в мелу,

Из груди Александра добыли стрелу.

Буйно хлынула кровь. А потом запеклась.

Стали тайные травы на грудь ему класть.

Был он молод и крепок. И вот он опять

Из беспамятства выплыл. Но хочется спать…

Возле мачты сидит он в лавровом венке.

Мимо войска галера плывёт по реке.

Хоть не ведали воины точно пока,

То ль живого везут, то ль везут мертвяка,

Может, всё–таки рано им плакать о нём?

Он у мачты сидит. И молчит о своём.

Безрассудство… А где его грань?

                          Сложен суд, –

Где отвага и глупость границу несут.

Вспомнил он, как под вечер, устав тяжело,

Войско мерно над чёрною пропастью шло.

Там персидских послов на окраине дня

Принял он второпях, не слезая с коня.

Взял письмо, а дары завязали в узлы.

– Не спешите на битву, – просили послы.–

Замиритесь с великим персидским царём.

– Нет, – сказал Александр, – мы скорее умрём.

– Вы погибнете, – грустно сказали послы, –

Нас без счёта, а ваши фаланги малы.–

Он ответил:

       – Неверно ведете вы счёт.

Каждый воин мой стоит иных пятисот.–

К утомлённым рядам повернул он коня.

– Кто хотел бы из вас умереть за меня? –

Сразу двинулись все.

         – Нет, – отвёл он свой взгляд, –

Только трое нужны. Остальные – назад.–

Трое юношей, сильных и звонких, как меч,

Появились в размашистой резкости плеч.

Он, любуясь прекрасною статью такой,

Указал им на чёрную пропасть рукой.

И мальчишки, с улыбкой пройдя перед ним,

Молча прыгнули в пропасть один за другим.

Он спросил:

     – Значит, наши фаланги малы?–

Тихо, с ужасом скрылись в закате послы.

Безрассудство, а где его грань?

                        Сложен суд,

Где бесстрашье с бессмертьем границу несут.

Не безумно ль водить по бумаге пустой,

Если жили на свете Шекспир и Толстой?

А зачем же душа? Чтобы зябко беречь

От снегов и костров, от безжалостных встреч?

Если вера с тобой и свеченье ума,

То за ними удача приходит сама.

…Царь у мачты. А с берега смотрят войска:

– Мёртвый? Нет, погляди, шевельнулась рука…–

Старый воин качает седой головой:

– Больно ты безрассуден, наш царь молодой.–

Александр, улыбнувшись, ответил ему:

– Прыгать в крепость, ты прав, было мне ни к чему.

БИРЮСИНКА

До свиданья, белый город

С огоньками на весу!

Через степи, через горы

Мне на речку Бирюсу.

Только лоси славят в трубы

Там сибирскую весну.

Только валят лесорубы

Там ангарскую сосну.

   Там, где речка, речка Бирюса,

   Ломая лёд, шумит–поёт на голоса,—

   Там ждёт меня таежная

   Тревожная краса…

Не берёзку, не осинку,

Не кедровую тайгу,

А девчонку–бирюсинку

Позабыть я не могу.

С ружьецом уйдёт под ветер,

Не найдёшь четыре дня.

…Может, в лося выстрел метил,

А ударил он в меня.

Пусть красивы городские —

У неё глаза синей.

Городские не такие,

Если сердце тянет к ней…

Перед этим синим взором

Я как парус на волне.

То ль её везти мне в город,

То ль в тайге остаться мне.

   Там, где речка, речка Бирюса,

   Ломая лёд, шумит–поёт на голоса,—

   Там ждёт меня таежная

   Тревожная краса…

ВЕРБЛЮД

Не по–африкански, не по–русски…

Нынче август по–октябрьски лют.

На меня поглядывает грустно

Шерстяной египетский верблюд.

Я ему сказал в Александрии,

Там, где тени жёлтые резки:

– Дочка у меня. Наговори ей

Всё, что знаешь, про свои пески.–

Мы с ним плыли через Фамагусту,

Заходя в Бейрут, в Пирей, в Стамбул,

Впитывая белизну искусства,

Чёрный средиземноморский гул.

…Я не знал тогда, что дома пусто –

Только стол, тахта, рабочий стул.

Свечи обгоревшие погасли.

Дочку увезли, отдали в ясли.

И верблюд мой скучен и сутул.

За окном ни солнца, ни лазури.

Где небес египетская синь?

…А давай, верблюд, камин раскурим,

Распахнём окно навстречу бурям,

Впустим ветер трёх твоих пустынь…

Мир мой для тебя ещё неведом,

Мой заморский шерстяной верблюд.

Пусть песок засыплет наши беды,

Пусть их белые снега зальют.

ВОЛЖСКАЯ БАЛЛАДА

Третий год у Натальи тяжёлые сны,

Третий год ей земля горяча —

С той поры как солдатской дорогой войны

Муж ушёл, сапогами стуча.

На четвёртом году прибывает пакет.

Почерк в нем незнаком и суров:

«Он отправлен в саратовский лазарет,

Ваш супруг, Алексей Ковалёв».

Председатель дает подорожную ей.

То надеждой, то горем полна,

На другую солдатку оставив детей,

Едет в город Саратов она.

А Саратов велик. От дверей до дверей

Как найти в нём родные следы?

Много раненых братьев, отцов и мужей

На покое у волжской воды.

Наконец её доктор ведёт в тишине

По тропинкам больничных ковров.

И, притихшая, слышит она, как во сне:

— Здесь лежит Алексей Ковалёв.—

Нерастраченной нежности женской полна,

И калеку Наталья ждала,

Но того, что увидела, даже она

Ни понять, ни узнать не могла.

Он хозяином был её дум и тревог,

Запевалой, лихим кузнецом.

Он ли — этот бедняга без рук и без ног,

С перекошенным, серым лицом?

И, не в силах сдержаться, от горя пьяна,

Повалившись в кровать головой,

В голос вдруг закричала, завыла она:

— Где ты, Лёша, соколик ты мой?! —

Лишь в глазах у него два горячих луча.

Что он скажет — безрукий, немой!

И сурово Наталья глядит на врача:

— Собирайте, он едет домой.

Не узнать тебе друга былого, жена,—

Пусть как память живёт он в дому.

— Вот спаситель ваш,— детям сказала она,—

Все втроём поклонитесь ему!

Причитали соседки над женской судьбой,

Горевал её горем колхоз.

Но, как прежде, вставала Наталья с зарёй,

И никто не видал её слёз…

Чисто в горнице. Дышат в печи пироги.

Только вдруг, словно годы назад,

Под окном раздаются мужские шаги,

Сапоги по ступенькам стучат.

И Наталья глядит со скамейки без слов,

Как, склонившись в дверях головой,

Входит в горницу муж — Алексей Ковалёв —

С перевязанной правой рукой.

— Не ждала? — говорит, улыбаясь, жене.

И, взглянув по–хозяйски кругом,

Замечает чужие глаза в тишине

И другого на месте своём.

А жена перед ним ни мертва ни жива…

Но, как был он, в дорожной пыли,

Всё поняв и не в силах придумать слова,

Поклонился жене до земли.

За великую душу подруге не мстят

И не мучают верной жены.

А с войны воротился не просто солдат,

Не с простой воротился войны.

Если будешь на Волге — припомни рассказ,

Невзначай загляни в этот дом,

Где напротив хозяйки в обеденный час

Два солдата сидят за столом.

ГИМН ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ МОЛОДЁЖИ МИРА

Дети разных народов,

Мы мечтою о мире живём.

В эти грозные годы

Мы за счастье бороться идём.

В разных землях и странах,

На морях–океанах

Каждый, кто молод,

Дайте нам руки,—

В наши ряды, друзья!

Песню дружбы запевает молодёжь.

Эту песню не задушишь, не убьёшь!

Нам, молодым,

Вторит песней той

Весь шар земной.

Эту песню не задушишь, не убьёшь!

Помним грохот металла

И друзей боевых имена.

Кровью праведной алой

Наша дружба навек скреплена.

Всех, кто честен душою,

Мы зовём за собою.

Счастье народов,

Светлое завтра

В наших руках, друзья!

Молодыми сердцами

Повторяем мы клятвы слова,

Подымаем мы знамя

За священные наши права!

Снова чёрные силы

Роют миру могилу,—

Каждый, кто честен,

Встань с нами вместе

Против огня войны!

Песню дружбы запевает молодёжь.

Эту песню не задушишь, не убьёшь!

Нам, молодым,

Вторит песней той

Весь шар земной.

Эту песню не задушишь, но убьёшь!

ГРОЗА

Была гроза. Гроза как наводненье.

Без отдыха. Все миги, все мгновенья –

Одна сплошная молния ребром.

Один непрекращающийся гром.

Я, столько лет глядящий на природу,

Такой грозы ещё не видел сроду.

Казалось, это день и солнце встало,

Казалось, это море грохотало.

Казалось, этот гром и это пламя

Нечеловечьей злобой рождены,

На землю низвергаются стволами

С затучной марсианской стороны.

Никто не спал. Собака жалась к людям

И вздрагивала вогнутой спиной.

Соседи шебуршали за стеной.

Качались ветви, как от тяжкой боли,

Казалось, содрогался шар земной!

А сын, шельмец, устав на волейболе,

Спокойно спал…

ДОРОГИ

Эх, дороги…

Пыль да туман,

Холода, тревоги

Да степной бурьян.

Знать не можешь

Доли своей:

Может, крылья сложишь

Посреди степей.

Вьётся пыль под сапогами –

                    степями,

                        полями, –

А кругом бушует пламя

Да пули свистят.

Эх, дороги…

Пыль да туман,

Холода, тревоги

Да степной бурьян.

Выстрел грянет,

Ворон кружит,

Твой дружок в бурьяне

Неживой лежит.

А дорога дальше мчится,

                   пылится,

                     клубится

А кругом земля дымится –

Чужая земля!

Эх, дороги…

Пыль да туман,

Холода, тревоги

Да степной бурьян.

Край сосновый.

Солнце встаёт.

У крыльца родного

Мать сыночка ждёт.

И бескрайними путями

                степями,

                   полями –

Всё глядят вослед за нами

Родные глаза.

Эх, дороги…

Пыль да туман,

Холода, тревоги

Да степной бурьян.

Снег ли, ветер

Вспомним, друзья.

…Нам дороги эти

Позабыть нельзя.

ДОЧЬ

Разутюжила платье и ленты. С платочком

К материнским духам… И шумит. И поёт.

Ничего не поделаешь, выросла дочка —

Комсомольский значок и шестнадцатый год.

— Ты куда собралась?— я спросить её вправе.

— Мама знает,— тряхнула она головой.

— Мама — мамой. Но что ж ты со мною лукавишь?

Я ведь, девочка, тоже тебе не чужой!—

А Татьяна краснеет. Вовек не забыть ей

То, о чем я сейчас так случайно спросил.

У девчонки сегодня большое событье —

Первый раз её мальчик в театр пригласил.

Кто такой? Я смотрю мимо глаз её, на пол.

Парень славный и дельный. Но тихая грусть

Заполняет мне душу.— Ты сердишься, папа?

— Что ты, дочка! Иди. Я совсем не сержусь.

Белый фартук нарядный надела она.

Звучно хлопнула дверь. Тишина.

Почему же так грустно? Что выросла Таня?

А ведь Танина мама, чей смех по весне

Так же звонок и светел, как в юности ранней,

Всё порой ещё девочкой кажется мне.

Долго тянется вечер — секунды заметней…

Я сижу, вспоминая сквозь тысячи дней,

Был ли бережен с тою, шестнадцатилетней,

С полудетскою, с первой любовью моей.

ЕСЛИ ЛЮБИШЬ – НАЙДИ

В этот вечер в танце карнавала

Я руки твоей коснулся вдруг.

И внезапно искра пробежала

В пальцах наших встретившихся рук.

Где потом мы были, я не знаю,

Только губы помню в тишине,

Только те слова, что, убегая,

На прощанье ты шепнула мне:

   Если любишь – найди,

   Если хочешь – приди,

   Этот день не пройдёт без следа.

   Если ж нету любви,

   Ты меня не зови,

   Всё равно не найдёшь никогда.

И ночами снятся мне недаром

Холодок оставленной скамьи,

Тронутые ласковым загаром

Руки обнаженные твои.

Неужели не вернётся снова

Этой летней ночи забытьё,

Тихий шёпот голоса родного,

Лёгкое дыхание твоё:

   Если любишь – найди,

   Если хочешь – приди,

   Этот день не пройдёт без следа.

   Если ж нету любви,

   Ты меня не зови,

   Всё равно не найдёшь никогда.

* * *

Есть покладистые люди,

Нераздумчивый народ,

Как им скажут, так и будет,

Всё исполнят в свой черёд.

Много есть из них достойных,

Только я люблю не их,

А шерстистых, беспокойных,

Самобытных, волевых.

Всё, что знают,— знают сами.

Решено — так решено.

Всё, что сказано словами,

Всё обдумано давно.

Хочешь — ставь его министром,

Хочешь — мастером пошли,

Будет тем же коммунистом

Он в любом краю земли.

Будет жить он без уступки,

Не идя на поводу,

Все решенья, все поступки,

Все ошибки на виду.

А чтоб жизнь не заносила,—

Жёсткой правды не тая,

Есть одна на свете сила —

Это Партия моя.

Перед ней смирив гордыню,

Как мальчишка вдруг смущён,—

И слова горчей полыни

Сердцем будет слушать он.

Беззаветный, твердоглазый,

Крепкорукий человек,

Может, что поймёт не сразу,

Но зато поймёт навек.

ЕХАЛ Я ИЗ БЕРЛИНА

Ехал я из Берлина

По дороге прямой,

На попутных машинах

Ехал с фронта домой.

Ехал мимо Варшавы,

Ехал мимо Орла –

Там, где русская слава

Все тропинки прошла.

    Эй, встречай,

    С победой поздравляй,

    Белыми руками

    Покрепче обнимай.

Очень дальние дали

Мы с друзьями прошли

И нигде не видали

Лучше нашей земли.

Наше солнышко краше,

И скажу, не тая:

Лучше девушек наших

Нет на свете, друзья.

За весенние ночи,

За родную страну

Да за карие очи

Я ходил на войну.

Вы цветите пышнее,

Золотые края,

Ты целуй горячее,

Дорогая моя!

    Эй, встречай,

    С победой поздравляй,

    Белыми руками

    Покрепче обнимай.

* * *

И волосы рыжи, и тонки запястья,

И губ запрокинутых зной…

Спасибо тебе за короткое счастье,

За то, что я молод с тобой.

Протянутся рельсы и лязгнут зубами.

Спасибо тебе и прощай.

Ты можешь не врать мне про вечную память,

Но всё ж вспомянешь невзначай!

Тщеславье твоё я тревожу немножко,

И слишком ты в жизни одна.

А ты для меня посошок на дорожку,

Последняя стопка вина.

Нам встретиться снова не будет оказий –

Спешат уже черти за мной.

Ты тонкая ниточка радиосвязи

С моей ненаглядной землёй.

* * *

Как хорошо вдвоём, вдвоём

Прийти и выбрать этот дом,

Перо и стол, простой диван,

Смотреть в глаза, в окно, в туман

И знать, и знать, что мы живём

Со всеми – и совсем вдвоём…

Накличут коршуны беду,

Трубач затрубит под окном.

Я попрощаюсь и уйду,

Ремень поправив за плечом.

И мы пойдём из края в край.

Но книг моих не убирай

И спи спокойно.

В поздний час

Я постучу в твоё окно.

Солёный след морской воды,

Песок и пыль чужих дорог

Я принесу на сапогах.

Я запах боя принесу

И песня, звавшую на бой,

И сердце, полное тобой.

И встретят в комнате меня

Мои глаза, совсем мои,

И детский, тёплый запах сна.

Как хорошо, что мы вдвоём

Решили выбрать этот дом,

Перо и стол, простой диван,

В глаза смотрели, в смерть, в туман

И твёрдо знали, что мы живём

Со всеми – и совсем вдвоём.

* * *

Кем я был на войне?

Полузрячим посланцем из тыла,

Забракованный напрочно всеми врачами земли.

Только песня моя с батальоном в атаку ходила, –

Ясноглазые люди её сквозь огонь пронесли.

Я подслушал в народной душе эту песню когда–то

И, ничем не прикрасив, тихонько сказал ей: – Лети!

И за песню солдаты

              встречали меня, как солдата,

А враги нас обоих старались убить на пути.

Что я делал в тылу?

                Резал сталь огневыми резцами.

Взявшись за руки,

          в тундре шагали мы в белую мглу.

Город строили мы, воевали с водой и снегами.

С комсомольских времён

       никогда не бывал я в тылу.

Дай же силу мне, время,

              сверкающим словом и чистым

Так пропеть, чтоб цвели

              небывалым цветеньем поля,

Где танкисты и конники

              шляхом прошли каменистым,

Где за тем батальоном дымилась дорога–земля.

ЛЕНИН ВСЕГДА С ТОБОЙ

День за днём бегут года —

Зори новых поколений.

Но никто и никогда

Не забудет имя: Ленин.

   Ленин всегда живой,

   Ленин всегда с тобой

   В горе, в надежде и радости.

   Ленин в твоей весне,

   В каждом счастливом дне,

   Ленин в тебе и во мне!

В давний час, в суровой мгле,

На заре Советской власти,

Он сказал, что на земле

Мы построим людям счастье.

Мы за Партией идём,

Славя Родину делами,

И на всём пути большом

В каждом деле Ленин с нами.

   Ленин всегда живой,

   Ленин всегда с тобой

   В горе, в надежде и радости.

   Ленин в твоей весне,

   В каждом счастливом дне,

   Ленин в тебе и во мне!

* * *

Огоньки от звезды проплывают к звезде,

Так на Волге плывут огоньки по воде.

Так в степи, пропадая потом без следа,

Огоньками сверкая, бегут поезда.

Всё как прежде – и степи, и веточки рек,

Просто на небе светится нынешний век.

Просто движутся люди от нас или к нам

По своим человеческим добрым делам.

ПЕСНЯ ЛЮБВИ

От любви моей до любви твоей

Было столько верст, было столько дней.

Вьюга смешала землю с небом,

Серое небо с белым снегом.

Шёл я сквозь вьюгу, шёл сквозь небо,

Чтобы тебя отыскать на земле.

Как ты посмела не поверить,

Как ты посмела не ответить,

Не догадаться, не заметить,

Что твоё счастье в руках у меня.

Нет без тебя света,

Нет от тебя ответа.

Верю, что ждёшь где–то.

Всюду зову, всюду ищу тебя.

Вьюга смешала землю с небом,

Серое небо с белым снегом.

Шёл я сквозь вьюгу, шёл сквозь небо,

Но до тебя я дойду всё равно.

От любви моей, от любви твоей

Стал упрямей я, стал ещё сильней.

Хочешь, пройду я кручей горной,

Хочешь, взлечу я к туче чёрной.

Тесен для сердца мир просторный,

И не умею я жить, не любя.

Нет без тебя света,

Нет от тебя ответа.

Верю, что ждёшь где–то.

Слышишь, зову, слышишь, иду к тебе.

Вьюга смешала землю с небом,

Серое небо с белым снегом.

Шёл я сквозь вьюгу, шёл сквозь небо,

Но я тебя отыщу всё равно. Всё равно.

ПЕСНЯ О ТРЕВОЖНОЙ МОЛОДОСТИ

Забота у нас простая,

Забота наша такая:

Жила бы страна родная,

И нету других забот!

И снег, и ветер,

И звёзд ночной полёт..

Меня моё сердце

В тревожную даль зовёт.

Пускай нам с тобой обоим

Беда грозит за бедою,

Но дружба моя с тобою

Лишь вместе со мной умрёт.

Пока я ходить умею,

Пока глядеть я умею,

Пока я дышать умею,

Я буду идти вперёд!

И так же, как в жизни каждый,

Любовь ты встретишь однажды, –

С тобою, как ты, отважно

Сквозь бури она пройдёт.

Не думай, что всё пропели,

Что бури все отгремели.

Готовься к великой цели,

А слава тебя найдёт!

И снег, и ветер,

И звёзд ночной полёт..

Меня мое сердце

В тревожную даль зовёт.

ПУСТЬ ВСЕГДА БУДЕТ СОЛНЦЕ

Солнечный круг,

Небо вокруг –

Это рисунок мальчишки.

Нарисовал он на листке

И подписал в уголке:

   Пусть всегда будет солнце,

   Пусть всегда будет небо,

   Пусть всегда будет мама,

   Пусть всегда буду я.

Милый мой друг,

Добрый мой друг,

Людям так хочется мира.

И в тридцать пять

Сердце опять

Не устает повторять:

   Пусть всегда будет солнце…

Тише, солдат,

Слышишь, солдат, –

Люди пугаются взрывов.

Тысячи глаз

В небо глядят,

Губы упрямо твердят:

   Пусть всегда будет солнце…

Против беды,

Против войны

Встанем за наших мальчишек.

Солнце – навек! Счастье – навек!–

Так повелел человек.

   Пусть всегда будет солнце,

   Пусть всегда будет небо,

   Пусть всегда будет мама,

   Пусть всегда буду я.

Примечание: Припевом этой песни послужили

четыре строчки, сочинённые, как сообщает

К. Чуковский в книге «От двух до пяти»,

четырёхлетним мальчиком в 1928 году.

С КЕМ Я ЕЗДИЛ В ИСПАНИЮ

Хлопает гид меня по плечу —

Что смотрит сеньор в этот тёмный угол?

А я молчу, а я ищу

Могилу друга.

Большой, со смеющимся ртом,

Он уехал в тридцать седьмом.

Это было чуть не полвека назад,

Но со мной в автобусе в полумгле

Улыбка его и глаза

Качаются на стекле.

И, рассказа не торопя,

Я всё жду его одного.

Испания, он был за тебя,

А ты убила его.

Хлопает гид меня по плечу:

— Сеньор, за поворотом Гранада.—

А я молчу, а я ищу

Могилу брата.

В оливковых рощах

И в калифских садах

От рассвета и до заката,

На скалах

И городских площадях —

Могилу брата.

Может быть, его не найти,

А разве забыть…

Маленький бар на пути.

— Вы русские?

Этого не может быть.

Вы русские?—

И глядит, не мигая,

Тоже Испания,

Но другая.

И дрожащая рука

Старика

Красный паспорт берёт.

И становится влажной щека,

И к нему прижимается рот.

Что он хочет сказать, старик?

Я стираю время с его лица,

По морщинке снимаю с его лица,

Словно друг мой рядом стоит.

Вёрсты, горы и города…

Может, вместе шли они в те года?..

Хлопает гид меня по плечу.

А я молчу.

Может, здесь над обрывом,

Где птичья власть,

В небо синее

Прямо из сердца его поднялась

Горная пиния?

Может, это его душа

Смерти не верит,

Апельсиновым цветом

Пороша

Белый берег?

СПАСИБО ТЕБЕ

Спасибо тебе, что тебя я придумал

Под вьюги неласковых зим,

Что несколько лет среди звона и шума

Счастливым я был и слепым.

Воздушные замки построить несложно,

Но след их не сыщешь в золе.

Как жаль, что недолго и неосторожно

Стояли они на земле.

Спасибо тебе, что я строил их звонко

Из песен, цветов и тепла.

Я выдумал девочку в шарфике тонком –

И, значит, такая была.

ТЕЧЁТ ВОЛГА

Издалека долго

  Течёт река Волга,

  Течёт река Волга –

  Конца и края нет…

  Среди хлебов спелых,

  Среди снегов белых

  Течёт моя Волга,

  А мне семнадцать лет.

Сказала мать: «Бывает всё, сынок,

Быть может, ты устанешь от дорог, –

Когда придёшь домой в конце пути,

Свои ладони в Волгу опусти».

  Издалека долго

  Течёт река Волга,

  Течёт река Волга –

  Конца и края нет…

  Среди хлебов спелых,

  Среди снегов белых

  Течёт моя Волга,

  А мне уж тридцать лет.

Тот первый взгляд и первый плеск весла…

Всё было, только речка унесла…

Я не грущу о той весне былой,

Взамен её твоя любовь со мной.

  Издалека долго

  Течёт река Волга,

  Течёт река Волга –

  Конца и края нет…

  Среди хлебов спелых,

  Среди снегов белых

  Гляжу в тебя, Волга, –

  Седьмой десяток лет.

Здесь мой причал, и здесь мои друзья,

Всё, без чего на свете жить нельзя.

С далёких плёсов в звёздной тишине

Другой мальчишка подпевает мне:

  «Издалека долго

  Течёт река Волга,

  Течёт река Волга –

  Конца и края нет…

  Среди хлебов спелых,

  Среди снегов белых

  Течёт моя Волга,

  А мне семнадцать лет».

 

Поделиться: