Ингвар Коротков. Быков и «новые писатели деревенщики».

Господин Быков тот ещё эстет. Как-то он пенял, что даже Пастернак не удержался от «русского навоза». Дескать,вот такой вкусовой провал…
«И, всего живитель и виновник, пахнет свежим воздухом навоз».
Поэтому, мол, это слабые стихи Пастернака. Сам же Быков, вы понимаете, питается пластмассовой кашей и опорожняется, как хомяк, пластиковыми брикетами. Вот до какой степени эту деревню не любит, а заодно с ней и писателей-деревенщиков.То есть, целую когорту русских классиков — Распутина,Шукшина, Абрамова, Белова, Проскурина и т.д. И вообще — они все неправильно писали. Быков-то лучше знает, какая она, деревня. А у этих — дикость какая-то…

«…Не припомню ни в одной литературе мира такой апологии дикости и варварства, к которой в конце концов скатилась деревенская проза: всё самое грубое, животное, наглое, грязное и озлоблённое объявлялось корневым, а чистое было виновато одним тем, что оно чисто…»
Даже не знаю, как и прокомментировать. Вот у Фёдора Абрамова Пелагея — образ деревенской женщины, пекаря. Слова её поистине животные и варварские, а уж жизнь нагла до безобразия : “Всю жизнь думала: каторга, жернов каменный на шее — вот что эта пекарня. А оказывается, без этой каторги да без этого жернова ей и дышать нечем”.
Ведь какое варварство? Какая дикость? Не правда ли, господин Быков? Страх сказать – нагло не могла НЕ работать? И это – объявить на весь мир – корневым, основополагающим? Ведь всем известно, что в деревне – пьянь и сплошная голь, недоумки и дебилы. Вот лицемерие-то неприкрытое!
А Мелентьевна – другая квазивыдумка Абрамова? И того хуже. Старухе 70 лет, а она по грибы ходит, никак не может без работы остаться, хоть и больна. Ведь не поверим же, правда? Как могут у этой «бабьей пародии» быть какие-то чувства — сострадание к сыновьям, жалость к невестке, которой помогает? Сплошная наглость и животная грубость. И вот таким описателям деревенской жизни не место в НАСТОЯЩЕЙ литературе, поэтому с таким воодушевлением истый реалист Д.Быков возмущается, дескать, они не видели настоящую ЧИСТОТУ. Белоснежную правду о деревенских мутантах.
А он, Быков её знает. И доносит до всех. И даже печалится, что нет сейчас писателей, стремящихся ПРАВИЛЬНО живописать быт деревни. То таланта не хватает, то наблюдений.
«…Деревенской прозы в России сегодня практически нет. Последними адекватными произведениями на сельскую тему были «Новые Робинзоны» Петрушевской и «Четыре» Владимира Сорокина».
Ну с Петрушевской он явно впросак попал – какая же из городской сумасшедшей — деревенщица? Написала нечто ужасное, что-то типа новой фантастики катастроф. Когда народ из городов побежал в деревни. Что-то там случилось. Тут тебе и бабка на груде гнилой картошки, тут и младенцы в голоде. Ахинея полная.
Просмотрел Быков, недопонял. Ах, незадача…
Зато с АДЕКВАТНОСТЬЮ произведения Владимира Сорокина «Четыре» — попал в точку. Настоящего деревенщика нашёл. С чистой правдой о русской деревне.
Вот она – деревня, вот она – правда о русской деревне и её обитателях! Зачитаешься. А «от вымысла слезами обольёшься». То бишь – о чём я? От чистой правды – слезу пробьёт.
А язык-то какой! Куда там деревенщикам с их пустыми словесами, от которых Даль бы завял.
Здесь он от гордости за русскую словесность – просто душой бы воспарил.
В опусе В.Сорокина «Четыре» сюжет прост и незатейлив. Городская девушка Марина оказывается родом из деревни, в которой давненько не была. Она получает известие – умерла её родная сестра. Молодая ещё. Она едет на похороны. Причина смерти – подавилась хлебным мякишем(!). Вся деревня жевала мякиш и из них лепила куклы на продажу (вот она где – правда-то сермяжная!)
Маленькие вставки – встреча с родственниками:
«…Марину молча обнимают родственники: две сестры, Вера и Соня, тоже абсолютно схожие с ней, и муж покойной Марат — странноватый мужик неопределённого возраста.
Марина: Ой, девоньки. Чего ж мне так плохо?
Соня: Еб—ся редко!
Описание дома в деревне (здесь Сорокин превзошёл себя в эстетике чистого искусства. Мои аплодисменты – гению-деревенщику).
«…Дом покойной Зои. Скотный двор. Грязь, остатки снега. Дровни стоят под навесом. Лежит крестьянская утварь. Две свиньи копошатся в отбросах. Сёстры выходят на скотный двор. Из избы доносится пьяный гомон поминок: кто-то причитает по покойной, кто-то пьяно смеётся. Сёстры немного пьяноваты. Они закуривают.
Марина: Я не помню… где здесь сортир-то был?
Вера: Вон там, за сараем. Пошли.
Втроём проходят по скотному двору, минуют сенной сарай. За ним на огороде виднеется деревянный покосившийся туалет. Но на пути к нему — непролазная весенняя грязь.
Соня: Блин, а тут и не пройдёшь.
Вера: Девчат, давайте здесь.
Марина и Соня расстёгивают брюки, Вера поднимает юбку. Присаживаются на корточки, мочатся и курят».

Не обошёл стороной культурный новоявленный «деревенщик» и церковь.
«…Сёстры входят в церковь. Внутри — битый кирпич, хлам, остатки снега. В пустых проёмах окон гуляет ветер. Вера садится в угол. Соня и Марина закуривают».
Поминки.
«…Обильный обед в доме старухи-соседки. Стол завален мясом. Стоят бутылки с самогоном. Здесь опять почти вся деревня. Пьют самогон, едят. Все быстро напиваются. Ревут невразумительную песню. Сёстры и старухи сильно пьяны. Кто-то танцует со свиной головой. Некоторые уже спят вповалку. Марина встаёт, с трудом пробирается сквозь тела».
Цитировать этот шедевр АДЕКВАТНОЙ деревенской прозы можно бесконечно – кроме убогой лексики, щедро сдобренной матом, Сорокин не внёс ничего нового. Ну разве что свою больную фантазию. Как говаривал профессор Преображенский: «Разруха – она прежде всего в голове…»
Вот такую прозу мы и имеем сегодня – с разрухой в голове.
А вообще ощущение – сна-бреда. Помните кривое зеркало троллей, осколки которого сделали своё чёрное дело – заморозили души и сердца?
Почти тридцать лет безвременья в литературе и искусстве, как будто какой-то злой тролль искривил пространство – заставив всех смотреть через призму кривого зеркала. И нагло оттуда выглядывает, показывая язык. Белое стало чёрным, чёрное – представляется белым…
И всё же, всё же… Почему в такое неистовое бешенство этих кривых троллей приводит именно деревенская проза? Почему она вызывает такую ненависть? Не потому ли, что боятся? Боятся, что именно там – в русской глубинке, в русской деревне, и начнётся истинно новая деревенская литература, говорящая о душе и возрождающая душу? Пусть боятся. А мы будем ждать…

Поделиться:


Ингвар Коротков. Быков и «новые писатели деревенщики».: 1 комментарий

  1. Быкову бы водички по пять километров по два ведра потаскать где-нибудь под Лаганью, самому посмотреть, как люди живут, может, похудеет — мозги на место встанут, хотя нет, поздно… Все эти «деревенщики» Сорокин и Пектрушевская и Быков в купе, напоминают заблудившихся японских солдат: война давно кончилась, а они продолжают сидеть в своём «идеологическом антисоветском лесу». Выходите, радуйтесь, «лесные братья» нашей литературы, вы победили, казалось бы… Так нет, а всё почему… Потому что они сами плоть от плоти — советская литература, школу не спрячешь, и новые западники им этого никогда не простят… «Революция», которой они верно служили в 90-х, теперь пожирает своих детей…Им остается только продолжать борьбу с призраком, чтобы убедить хоть кого-нибудь в своей нужности, иначе попадут на стол к своим молодым, зубастым воспитанникам… Только ведь всё равно попадут)

Добавить комментарий для Павел Потлов Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *