Игорь Попов. «Не последняя «Ока». Отрывок из книги «Особисты 90-й широты».

Литератор из Камызяка Игорь Попов – автор книги «Тузуклейская мозаика». Работал в органах государственной безопасности. Его новое произведение «Особисты 90-й широты», без сомнения, вызовет интерес у любителей «шпионских» романов. Они его смогут прочитать в литературном сборнике «Астраханский детектив» (№19), который сейчас готовится к печати. В отрывке «Не последняя «Ока» речь идёт о контрразведывательном обеспечении ракетного комплекса «Ока» – гордости советского оружия.

ИГОРЬ ПОПОВ

ОСОБИСТЫ 90-й ШИРОТЫ

НЕ ПОСЛЕДНЯЯ «ОКА»

Оперативно-тактический ракетный комплекс 9K714 «Ока», получивший на Западе название SS-23 Spider («Паук»), был гордостью Советской армии. Генералы НАТО считали его одним из самых опасных образцов оружия СССР и Варшавского договора.

Опасения натовцев имели под собой основания: смонтированный на плавающем высокомобильном шасси БАЗ-6944 с мощным 400-сильным двигателем, «Паук» мог наносить неожиданные высокоточные удары, в том числе с применением ядерных и химических боевых частей. Поэтому неудивительно, что американцы стали уговаривать руководство СССР эти комплексы уничтожить. Несмотря на то, что SS-23 не подпадали под договор об ограничении ракет средней и малой дальности (ни разу не испытывались на дальностях более 400 км), руководствуясь «новым мышлением», было решено уничтожить 102 пусковые уста­нов­ки и более 200 ракет к ним, находящихся на территории России. Боеспособности армии был нанесен колоссальный урон. Впоследствии оказалось, что, по недомыслию или злому умыслу, про секретные ракетные комплексы, находившиеся на вооружении стран Варшавского договора, «забыли». Одна только ГДР стала хозяйкой 18 установок (уничтожены в 1990 году). Такое же количество было в Болгарии. Примерно 10 машин осталось в Словакии и еще 4 – в Румынии.

Позднее руководство этих стран все советские военные секреты, к которым оно имело доступ, передало командованию НАТО. Так «Пауки» оказались на американских полигонах, где отрабатывались противоракетные системы. Известно также, что США скупали в бывших социалистических странах Европы, в том числе на Украине, старые ракетные комплексы «Эльбрус», «Луна» и более новые «Точки». Судя по всему, характеристики SS-23 серьезно напугали натовцев, раз они в конце XX века потребовали у Словакии полного уничтожения всех имевшихся в ее распоряжении комплексов. Успокоился по этому поводу блок, лишь когда была взорвана последняя ракета.

Но в любом, даже законченном, казалось, повествовании есть место для вредной частицы «не», используемой в разных ипостасях. В нашем случае это будет звучать так: «не последняя ракета». По крайней мере, на постсоветском пространстве. Вы не ослышались, один оперативно-тактический ракетный комплекс 9K714 «Ока» был по ошибке командования войсками противовоздушной обороны вывезен из зоны уничтожения и законсервирован в хорошо нам известной 946-й зенитно-ракетной бригаде под другим именем. Злого умысла в действиях тогдашнего советского руководства силами ПВО не было – мы гордились своей педантичностью и честностью в вопросе ликвидации собственных уникальных военных разработок. Противник работал по другой моральной схеме – уничтожал ненужный отработанный хлам и не трогал реально действующие установки. Воистину простота хуже воровства.

В ЗРБ эту информацию, правда, в сильно усеченном виде, знал каждый дивизионный военнослужащий, даже в ЭРГ ходили разговоры, что на территории бригады находится совершенно секретная штукенция, в настоящее время никому не нужная и заброшенная. Каким образом подобного рода закрытая информация становилась общеизвестной, пусть и на конкретной воинской территории, оставалась загадкой. Для всех. Отдельно сказанное слово по данной тематике, да еще и при третьем лице (ибо известно: знают двое – знает и свинья), обрастало новыми словами, этими своеобразными информационными флюидами, сказанными другими людьми, в другой обстановке, и, в конечном итоге, появлялась почти правдивая секретная история. Например, подавляющая часть рядового и сержантского составов ЗРБ никогда не была в ее командном пункте, в этом совершенно секретном помещении, куда поступали команды особой важности, даже из столицы. И тем не менее все знали, что в КП шесть бронированных толстых дверей, и последняя почему-то синего цвета. А если углубиться и спросить более предметно? Бр-р. Кто и когда рассказал? Никто и никогда.

Дивизионный друг Ильи Лалетина Игорь Нестеров, будучи как-то у того в гостях, заметил, что некоторых наиболее продвинутых бойцов из числа студентов Российского института дружбы народов часто видели в компании Паши Собачкина, что само по себе противоестественно и подозрительно. Что их могло связывать – ничего, это так же верно, что сейчас божий день, а не ночь. На вопросы не отвечают, отшучиваются, под дурака косить – самая выгодная позиция. И еще Нестер поведал, что соседей эргэшников, мабутовцев, видели с фотоаппаратами в руках, но какими-то совсем древними, типы «Смены-8М». Игорь высказал мнение, что мабута будет использовать по максимуму сам факт краткосрочного пребывания в ЗРБ, для них это как поездка в Диснейленд. Да и дембельский альбом будет с нормальными фотками, а не только в грязной робе с лопатой.

Илья Лалетин, на досуге проанализировав разговор с Нестеровым, задался вопросом, что тот имел ввиду под «нормальными фотками». После минутного анализа Илья ударил себя ладонью в лоб: «нормальные фотки» – это фотографии боевой техники зенитно-ракетной базы. А где мабута хранит свои фотоаппараты, проявители, закрепители и прочие фиксажи? Только не в казарме, да их и не бывает целый день, они сутками напролет разбирают старые ангары, части которых вывозит спецтехника за пределы части.

Один в поле не воин, и, чтобы ответить на эти вопросы, нужны надежные помощники, с верным взглядом и артистическими способностями. Где взять – да под ногами смотреть надо, а не в даль розовую. Прибывшие осенью духи каким-то волшебным образом добывают на стороне недостающие простыни, которые Лалетин сдает для обмена на постиранные. Да еще наполняют кожаный саквояж командира группы Семенюка картофелем, который тот каждый день увозит из части в гарнизон. Лалетин и тот не понимает, где молодые берут этот картофель, а офицеры, едущие каждый день с Семенюком, ломают голову, что же такое он возит?

Илья провел персональные беседы с Паскалем, Ломовым, Пятибратовым, которых особенно выделил для контакта, и поручил им вести скрытое наблюдение за мабутовцами, обратив особое внимание на факты фотосъемки в бригаде. Лалетин просил молодых держать все в тайне и выяснить, по возможности, где соседи хранят свою фототехнику. На немой вопрос духов Лалетин ответил, что в группе пропали два фотоаппарата, и за своевольную съемку мабутовцами секретной техники их могут всех наказать, военным строителям это по барабану – они временщики, а вот ЭРГ могут перевести в одну казарму с дивизион­щиками. Молодежь запротестовала: «Нам здесь неплохо и спортивный городок наш, а там уставщина, и вообще, через полгода и у нас лафа наступит…» При получении стоящей информации Лалетин обещал молодым защиту и временные послабления.

– По рукам? – спросил заместитель старшины.

– По рукам – ответили молодые.

Через неделю Лалетин, как опытный резидент, имел первичную оперативную картину происходивших в бригаде событий. Итак, первое. На руках у мабуты было два фотоаппарата: один старый ФЭД, а не «Смена-8М», как утверждал Нестер, другой новейший «Полароид», делающий моментальные фотографии. Были замечены две фотосъемки С-300ПС, самоходного варианта зенитного ракетного комплекса системы С-300П. Ни Лалетин, ни духи-разведчики не знали, что система получила кодовое обозначение НАТО SA-10B Grumble. Второе: фотоаппаратуру мабутовцы хранили… в столярном цеху ЭРГ, на их самом дальнем объекте, которым заведовал молодой земляк Корепанова Саша Домрачев, личность в высшей степени закрытая и немногословная. Третье, самое интересное: к Паше Собачкину один раз подходили фАзаны со 2-го дивизиона с какими-то пакетами и выходили от него уже с пустыми руками. Самый толковый из троицы, Андрей Паскаль, обратил внимание Лалетина на случаи исчезновения Собачкина на несколько часов из бригады. Где он бывает в это время и как потом материализуется, выяснить пока оперативной троице не удалось.

Лалетин взмок от объема полученной информации, но при этом ощутил ранее неведанное чувство удовлетворения от подобного рода работы. Последующее развитие событий открыло новые тайные обстоятельства, которых ранее не было. Размеренный и привычный быт бригады, к которому так привык Лалетин, оказался не таким простым, при увеличении масштаба рядовых событий выявлялись интересные обстоятельства, которым не придавали значения ранее.

Сослуживцы Лалетина стали замечать, что их командир стал каким-то озабоченным, все меньше вникал в мелочи повседневной армейской жизни, замечания личному составу совсем перестал делать и постоянно о чем-то думал. Друг Кашкара однажды посоветовал Илье:

–Илюха, думай меньше, отдыхай больше. Голова болеть будет, если думать, думать. Пусть лошадь думает, у ней голова большая.

И это было правдой, Лалетин занимался, если дать точное определение, оперативным расследованием сложившийся обстановки, подключив к этому созданный им негласный состав из числа талантливых духов-первогодков, которым, как заметил в душе Илья, процесс получения информации доставлял некое подобие удовольствия. А это дорогого стоит!

Самый ценный источник из великолепной троицы духов-разведчиков, Андрей Паскаль, обратил внимание Лалетина, что Паша Собачкин, возможно, вывозит из бригады дембельские альбомы. Но каким образом? Паскаль получил личное секретное задание от Лалетина выяснить, каким способом Собачкин покидает бригаду, если на метле летает, предоставить доказательства, хотя бы визуальные. Глазам Паскаля Лалетин верил, как своим собственным.

По поводу вывоза дембельских альбомов можно сказать, что это целая история, с многолетней отработанной практикой. Технология такова: в новую наволочку аккуратной стежкой зашивался дембельский альбом и на лицевой стороне писался адрес доставки. У прапоров-извозчиков были большие кожаные саквояжи, такие же как у командира ЭРГ Семенюка, но в отличие от него они возили в них не картошку, а дембельские альбомы. Такса стабильная: 25 000 рублей, что соответствовало 5 долларам США. Учитывая, что зарплата среднего армейского прапорщика в то время составляла 300 000 рублей, или 60 долларов США, это было неплохой подработкой. В течение 1995 года рубль обесценился в 2,5–3 раза, что было существенно ниже инфляции предыдущих лет. Вводились новые банкноты номиналами от 1000 до 100 000 рублей, старые при этом остались в обращении и не были изъяты. Стоимость доллара США достигла 5000 рублей.

Современные прапорщики! После прочтения этих строк срочно возьмите в руки калькуляторы и посчитайте свою зарплату в долларах. Впечатляет?

Многие скажут: не надо осуждать прапоров, они так бедно жили, потому что им не платило родное государство нормальных денег, вот и приходилось заниматься подобного рода извозом. Даже Христос не любит осуждающих и освобождает очередь в рай людям, которые никому не завидовали и никого не осуждали. Делайте выводы сами. Следует только отметить, что прапорщики-извозчики никогда не интересовались, какого рода фотографии были в этих альбомах, часто там были откровенно секретные изображения военной техники, возле которых «дедушки» модельно позировали. А это уже не просто банальный извоз, а вывод секретной информации из воинской части и соответствующая при этом статья.

Неделю назад срочная молния-информация прошлась по ЗРБ – взяли одного из прапорщиков-извозчиков с двумя дембельскими альбомами. Один – с безобидными фотографиями, а в другом – две фотки с зенитного ракетного комплекса системы С-300П. В операции по задержанию недобросовестных прапоров были задействованы сотрудники местной военной контрразведки. Фигурально выражаясь, в любом заборе постсоветского типа теоретически должна быть дырка, и вот одна из таких была найдена и надежна заделана.

Лалетин кожей почувствовал, что его новый знакомый-близнец Кораблин, с которым не судьба, а Грач свел в кафе «Облако-рай», был одним из главных действующих лиц в этой спецоперации. Особенно Илью поразил сегодняшний сон, в котором Кораблин так и сказал ему: «Делай, что делаешь. Если будут проблемы, звони». Ну и ну. Если нет современных средств связи, будет связь по ночам, во время сна. Так и до психического расстройства дойти можно. Может, не спать совсем?

Секрет фирмы Паши Собачкина

Великий комбинатор Паша Собачкин торжествовал: задержание прапорщика с дембельскими альбомами в гарнизоне контрразведчиками сильно подняло ставки провоза дембельских альбомов в том же направлении. С сегодняшнего дня ставка – 75 000 рублей. Это за вредный характер работы, отсутствие альтернативных способов доставки опасного груза, прапоры-извозчики резко свернули свою коммивояжерскую деятельность, ну и за неудобства при перевозке. Заказов все больше и больше, одних дивизионных альбомов по пять штук приносят. Тяжело, конечно, но Паша добрый, кто еще это сделает, если не он? Девиз десантуры для него подходил как никакой другой.

Первый свой пробный провоз дембельских альбомов Паша совершил полгода назад, когда увольнялись «весенники» – однопризывники Лося, Куркина и другое «шакалье», по определению Собачкина. Гениальность идеи Собачкина была в физической форме провоза, а именно под капотом КрАЗа-255Б, который работал как топливозаправщик, а за рулем был зема Паши, рисковый парень с рыжей шевелюрой.

Информация для понимания процесса провоза любого малогабаритного оборудования по методу Паши Собачкина. Под капотом автомобиля стоит мощный дизельный V8, ярославский двигатель ЯМЗ-238 мощностью 240 л. с. и колоссальным крутящим моментом в 1765 Н·м. У него всем хорошо знакомая деревянная кабина, обшитая железом, радиус поворота составляет 14,2 метра. Но при этом он легко берет подъем в 58 процентов! А брод глубиной в один метр машина считает простой лужей, она его просто не замечает. Слабое место – в системе охлаждения двигателя и некорректной работе отопителя.

Так вот, открывается капот, на дизельный двигатель набрасывается две старых солдатских шинели, человек ростом не более 1,70 метра аккуратно на них ложится, капот с любовью закрывается подельником-водителем – и перед тобой весь свободный мир со всеми его пороками. Лежащего в неудобной позе эмбриона трясет, как собаку, так что фамилия Собачкин уместна в этом обзоре. А надо еще где-то положить дембельские альбомы, а это непросто, сами попробуйте, кто сомневается. Эх, жизнь действительно собачья временами, но деньги важнее.

Провез тогда Паша два дембельских альбома, один, правда, испачкал соляркой, мать ее, а в гарнизоне, на гражданской почте сдал их улыбчивой почтальессе и заработал свои первые деньги. Беда в том, что заправщик приходит в часть редко – один раз в неделю, только когда сливает дизтопливо на автозаправке, расположенной в медвежьем углу бригады. Красота, людей нет, можно спокойно ерзать, устраиваясь под капотом, а потом стальной лист накрывает тебя, заводится шумный мотор, и «добро пожаловать в ад!». Ну а сейчас можно хоть каждый день в гарнизон выезжать и даже до Уланска доехать – Паша платит наличными, за это и уважают. КрАЗы, вывозящие остатки ангаров, курсируют бесперебойно и всю неделю. А там, на воле, можно и проститутку заказать, деньги и время же есть. А вы в бригаде все лохи-неудачники и не Паше чета.

Разведка донесла Лалетину, что к Паше Собачкину подходили два младших сержанта из второго дивизиона и передали ему два не больших свертка. По описаниям помощников Лалетин приблизительно понял, о ком идет речь. Ранее такого малогабаритного груза не было – только толстые дембельские альбомы. Паша никуда не исчезал, хотя, возможно, его об этом сильно просили сержанты – на котельной и в столовой были протечки отопления, поэтому Собачкин не мог отлучиться, даже если и хотел.

«Что за свертки и как Собачкин их переправляет за границы части? Пойду к другу Игорю Нестерову, посоветуюсь», – думал Лалетин. Нестер был относительно свободен, поэтому уделил внимание другу из ЭРГ. Лалетин кратко обрисовал тому обстановку и задал вопрос: «Кто те младшие сержанты, отдавшие пакеты Собачкину, и что в них?»

– Показать их сможешь? – спросил Нестер Илью. Тот кивнул.

– Пойдем, прогуляемся по казарме.

Они прошлись по всей казарме, попутно сделав склепки на стоящем на ЦП турнике, и Илья незаметным кивком головы показал на двух молодых младших сержантов, стоящих у кроватей и весело разговаривающих друг с другом.

«Пошли», – Нестер показал глазами направление в каптерку.

– Да это самые блатные наши ребята, москвичи, студенты РИДН, родители при блестящих погонах, но большие оригиналы, если к нам в глушь послали служить своих детей. Неисповедимы пути господни. Фамилии у них: у маленького Ворошилов, а у длинного Резков.

– Спасибо, брат, – сказал Лалетин и, пожав руку Нестеру, отправился к себе в группу.

Вечером дверь каптерки группы ЭРГ открылась и забежал запыхавшийся Нестер:

– Илюха, есть инфа, охренеть, пойду работать в уголовный розыск!

Лалетин внимательно слушал и мысленно прокручивал план дальнейших действий.

Нестер рассказал, что переговорил с одним ефрейтором, у которого сложные отношения с одним из интересующих нас бойцов, Ворошиловым. У них было несколько стычек на бытовой почте, и один раз Ворошилов в сердцах обещал разобраться с ефрейтором по приходу на дембель. Ефрейтор воспринял это как объявление кровной мести и в долгу не остался – пообещал «папенькину сынку» персональную «хрустальную» ночь. Так вот, ефрейтор, общаясь с сержантом Нестеровым на нейтральные темы, уже уходя из каптерки, задержался в дверях, а потом попросил разрешения доложить одну информацию. Он заметил, что его недруг со своим дружком Резковым, находясь на территории ракетной базы, где в ангарах стоят обслуживаемые зенитно-ракетные комплексы, в последнее время отлучаются в сторону старых ангаров, которые разбирает мабута. Один раз он их видел с сержантом мабуты Беком, они о чем-то тихо беседовали, потом ударили по рукам и пошли по свои делам. Работу мабута ведет сейчас семимильными шагами и располагается уже рядом с ангаром, где находится какая-то секретная установка. Об этом все знают и даже уже не обращают на это внимания. В конце беседы ефрейтор высказал предположение, что «дело нечисто», никакой дружбы между ними быть не может, только корыстный интерес. Вопрос: какой? Ефрейтор не знает и даже не имеет предположений.

– Может, я зря пришел? – спросил Нестер Лалетина. – Просто эта связь уж больно подозрительна, ты извини, конечно, они раньше эргэшников не жаловали, а теперь с мабутой дела какие-то стали иметь.

– Ты по кастам каким-то все разложил, ну да ладно. Все правильно сделал, друг. Твои сегодня в наряде по кухне? Если проблемы с электрикой будут или что-то еще по нашей части, дай знать, поможем.

После встречи с Нестеровым Лалетин быстро зашагал в армейский клуб, где находилась армейская почта – блатнейшее место службы, которое занимали небожители и рожденные под двумя счастливыми звездами. Срочники-почтари в открытую брали себе 10 % от любой посылки, особенно сгущенкой, шоколадными конфетами и прочими глюкозами. Можно было и вяленой рыбой, желательно красной. Короче, были отъявленными мелкими негодяями, они это знали, не стыдились ничуть этого обстоятельства и даже демонстративно бравировали этим.

Лалетин постучал в дверь, отворил ее и зашел в здание почты. Он косвенно знал одного почтаря-одногодка и решил с ним переговорить.

– К нам Ил прилетел, – сказал тот самый знакомый почтарь аж в чине старшего сержанта.

Лалетин подошел к нему и сказал:

– Здорово дневали. Никого больше нет?

Почтарь утвердительно кивнул головой.

– Мне нужно любое письмо бойца Ворошилова из второго дивизиона. Очень нужно. Я понимаю всю тяжесть моей просьбы и готов на многое.

– Что он там натворил? – почтарь облокотился о заграждающую стойку и внимательно посмотрел на Лалетина.

– Невесту не поделили. Сам понимаешь, больше сказать ничего не могу.

– Ясно. Сейчас посмотрю. Если будет – дам, но, сам понимаешь, я рискую. Ну да, ты же понимаешь. Короче, проводку в здании менять будем, от тебя толковый электрик. Ну и на твоих 15 % положим. Ты как?

– Я согласен, – Лалетин показал почтарю большой палец.

Тот ушел, долго копался и вернулся с конвертом. Уже открытым.

– Я отпарил. А то вам доверишь – вы края порвете.

– Я возвращать не буду, мне оригинал нужен, как доказательство.

– Понял. Два толковых электрика и 20 % на группу. Кроме старослужащих, естественно.

– Хорошо, – ответил Лалетин и подумал, что почтарь заслуживает прямой в подбородок, но улыбнулся ему, положил конверт в куртку и зашагал в казарму.

В каптерке он закрылся на замок, сказав предварительно дежурному по роте сержанту Никитину, что его нет и он «спать». С нетерпением вынул два листа, исписанных совсем не каллиграфическим почерком.

«Ну да, это же студент, поломавший почерк при быстром конспектировании лекций», – саркастически подумал он и стал читать творение рядового Ворошилова.

Письмо адресовалось товарищу Ворошилова Эдику, студенту, как понял Лалетин, откосившему от армии и Военно-морского флота. А вот и самое интересное:

«Эд, у нас на территории базы есть один ангар, в котором находится секретная ракета, называется то ли «Кама», то ли «Ока». Ее спрятали от какой-то международной проверки по делам разоружения. Она в России в одном экземпляре, и знакомый офицер проговорился, что ее скоро заберут в Европу для дальнейшей модернизации. Я поддерживаю отношения со стройбатовцами, которые работают на ангарах. Они сделали ее фотки, правда, старым советским фотоаппаратом, через дырку снизу, поэтому что они там наснимали – не знаю. Проявишь, посмотришь. Я обещал половину выплатить им потом, после твоего письма, в котором ты скажешь, что фотки в норме. Две пленки я тебе скоро вышлю и по мелочи. Помнишь африканца Самуэля – он дорого возьмет. Не прогадай, Эд. Деньги отдашь потом. Ну все, давай, брат, гуляй, пока гуляется, а мне еще год. Спасибо идейному папе. Ругаться матом не хочу. Пока».

«И даже не шифруется, мерзавец, – подумал Лалетин. – Не от большого ума письмо написано, все денег хочет заработать. Любым способом. Так, думай, голова, думай. Два свертка-пакета от дивизионщиков у Собачкина, вероятно, там эти две пленки и есть. Собачкин здесь, точно, в столовой заканчивает сваривать отопление, но может скоро пропасть, а потом появить­ся как из-под земли или из табакерки. То, что он переправляет альбомы, мы знаем, но через кого и по какой схеме? Надо разведчикам дать задание установить круглосуточное наблюдение за Собачкиным, сегодня же».

После вечернего рубона Лалетин отправился в котельную помыться и переговорить с Паскалем. Парилка в котельной была самым ценным местом во всей эксплуатационно-ремонтной группе, там мылись избранные старослужащие группы, прапорщики – начальники смен и редко молодые офицеры, которым не хватило места в офицерской сауне. Некоторых, особенно докучливых, с фасонными замашками, не пускали, говорили, бойлер на ремонте, пара не будет, ну и что-то в этом роде.

Паскаль вкратце получил задание на слежку за Собачкиным и, когда принес новые веники для Лалетина, сказал:

– Сделаем, товарищ сержант, не беспокойтесь. Может, помочь душу отпарить?

И, получив вежливый отказ, незаметно исчез в клубах ядреного пара.

«Вот бестия. Ценный у меня кадр, надо моей всей троице увольнительные в гарнизон сделать», – Лалетин еще больше открыл паровую трубу и лег на горячую, отпаренную лавку.

Утром, после завтрака, в каптерку постучал Паскаль, держа в руках два березовых веника.

– Это для конспирации, – заявил он, сев на предложенный Лалетиным стул. –Значит, так, товарищ сержант. Пока мы с товарищами думали, как нам лучше установить наблюдение за Пашей Собачкиным, он вышел из котельной и пошел в сторону заправки. Лешка Ломов провел его до точки и там такое увидел…

Лалетин почувствовал, что сейчас он услышит желаемую информацию.

Андрюха Паскаль засмеялся, затем взял себя в руки:

– Виноват, товарищ сержант. Короче, это самый Собачкин залез под капот КрАЗа, которые мусор из ангаров вывозят, его водила закрыл, и они выехали за ворота бригады. Вот кино!

– Ломов, номер запомнил? – с придыханием спросил Лалетин Паскаля.

Паскаль замялся:

– Да нет, товарищ сержант. Видел только, что кабина КрАЗа забрызгана желтой краской.

– Ну, это уже что-то, – возбужденный Лалетин открыл верхний ящик в каптерке:

–Держи, Андрей новую хэбушку, а старую бросай в угол. Кстати, освобожденным каптерщиком ко мне пойдешь?

Тот смущенно кивнул.

– Давай, лети. Про мое предложение по каптерке пока никому не говори. Не будем срывать с языка раньше времени, сглазят. Понял?

Лалетин решил рискнуть и пошел в штаб части, а именно в строевой отдел, в котором служили земляки Грача, не думал, что когда-нибудь пригодится. Точно говорят: никогда не говори никогда. Пока шел, в уме прикинул легенду посещения: проверка отопления перед надвигавшимися экстремальными холодами, ну и руку пожать знакомому из строевого отдела.

Лалетина земляк Грача тепло встретил, пожал руку, поинтересовался причиной визита.

– Телефон мне Олег оставил, я же заместитель председателя молодежного совета бригады. Надо в гарнизон позвонить срочно.

– Звони, – штабист поднял телефон и поставил его на стойку.

Лалетин, слегка волнуясь, по памяти набрал номер 145-69-72, гудки шли, но трубку не брали. Затем послышался щелчок, и голос сказал:

– Кораблин, слушаю.

– Я сержант Лалетин из ЗРБ, заместитель председателя молодежного совета. Встречайте две посылки с Уланска. Отправили на КрАЗе, номер не запомнили, но кабина в желтой краске. Подарки только детям офицеров и прапорщиков бригады. Мне надо как-то самому приехать и переговорить, а то варимся в собственном соку.

– Я в теме, Ил. Встретим, не волнуйся, на следующей неделе получишь увольнительную, ну и как ты любишь – пиво попьем в нашем кафе. Заметано?

Лалетин отбился, поблагодарил штабного и подумал:

«А как он узнал, что меня редко и за глаза называют Илом? Может, меня кто-то в части тоже негласно курирует? Ну и ну».

Офицерские посиделки с прицелом

Илларион Кораблин, после приснопамятной поездки в Оловянское, принял дела у майора Якова Афанасьевича Петренко, увольнявшегося на пожизненную пенсию и отбывающего на свою малую родину – в Тамбовскую область. Майор Петренко был официален в отношениях, говорил только по делу, улыбался мало по причине слишком серьезного отношения к окружающей действительности, а может, по нежеланию демонстрировать окружающим выпирающие крупные зубы, которых он откровенно стеснялся. Опером он был не выдающимся, эдакий типичный середняк, которого терпит начальство, ибо предъявить ему по большому счету нечего, но и не выделяет его, чрезвычайных происшествий на обслуживаемой территории нет, ну и ладно. Правда, Петренко считал себя великолепным оперработником, потому что ведение документооборота у него было лучшее в Особом отделе: дела зарегистрированы до минуты вовремя, прошиты, пронумерованы, края бумажных листов до милли­метра наложены друг на друга. Планирование рабочего времени было расписано в специальных графах, наиболее значимые мероприятия подчеркнуты двумя красными штрихами, никаких помарок и исправлений. Майор искренне считал, что в первую очередь оперативного сотрудника должно отличать педантичное ведение документации, ибо вышестоящему начальству ничего не говорит твоя фамилия и отчество, но очень хорошо тебя характеризует состояние текущего делопроизводства. Возьмет большой начальник, еще старой закалки, в руки рабочую тетрадь сотрудника, откроет ее на любой странице да и скажет вслух: «Вот это я понимаю – отношение к делу, представить такого-то к поощрению».

Подполковник Стрельников проще относился к этой бумажной мишуре, считал, что не красиво оформленной бумагой надо оценивать сотрудника, а той информацией, которую он на нее наносит. «Вы мне хоть с грамматическими ошибками напишите, по-старославянски, но предъявите факты – кто, где, когда и с кем. И желательно место указать, где это все можно потрогать». Майору Петренко Стрельников тактично говорил, что не гоже в оперативных справках писать про хозяйственные потери, расписывая на двух страницах перечень пропавших шинелей, труб и сантехнического оборудования.

– Яков Афанасьевич, – сохраняя серьезное лицо, говорил начальник Особого отдела, – вы хотя бы вашу информацию в контрразведывательном соусе подавали, а то есть невозможно – ни соли, ни перца.

Петренко всегда обижался на это, говорил дежурное: «Разрешите идти?» – и отчетливо вспоминал своего могущественного покровителя, с котором был на короткой ноге и который мог бы ему помочь, но тому все было недосуг.

Отошедшие старшему лейтенанту Кораблину зенитно-ракетная бригада и радиотехнический батальон не были проблемными объектами, наоборот, сильные во всех смыслах командиры, возглавлявшие эти воинские формирования, были сторонниками выстроенной еще в Союзе системы теоретического обучения военнослужащих и практического закрепления навыков на выездных полевых учениях. Время в этих частях как будто остановилось, политические страсти-мордасти витали за пределами КПП, а здесь Ее Величество Ракета типа 5В55Р (В-500Р) газет не читала, ей требовались крепкие и профессиональные руки, зоркий глаз и, если понадобится, команда «Фас!».

Начальник Особого отдела подполковник Стрельников, после проведенного Кораблиным удачного самостоятельного расследования в поселке Оловянское, проникся почти отеческой любовью к молодому офицеру. Часами рассказывал тому о тяжелой и порой неказистой жизни военных контрразведчиков, приводил десятки примеров, раскрывал тонкости сыскной работы. Кораблин был вынужден слушать вечерами повествования своего начальника, ибо уйти домой, в новую, пахнущую свежей краской служебную квартиру, раньше начальника он не мог – субординация есть субординация. Рабочий день формально заканчивался тогда, когда Стрельников гасил в кабинете свет и выходил на улицу «подышать».

Уже почти собравший чемодан майор Петренко как-то заметил Стрельникову:

– Что-то я в Кораблине контрразведчика не разглядел. Участкового милиционера или работника «уголовки», это я ему комплимент делаю, еще можно увидеть, но и то с большой натяжкой. Со мной, Максимыч, вы так не носились, да и на похвалу были чрезвычайно редки, а тут молодого офицерика сразу опером нарекли, куда же нам, смертным!

– Яков Афанасьевич, вы слышали утверждение «самоуничижение паче гордости»? Вот это к вам в полной мере относится, только не обижайтесь. Вы не увидели, а я вот увидел в Кораблине оперативную изюминку, которую некоторые ищут всю сознательную службу, да не находят. В наших руках сейчас ком глины, и от нас тоже зависит – будет ли это произведение искусства или бильярдный шар, в лучшем случае.

– Вечно вы, Василий Максимович, метафорами разговариваете, я вам свое соображение про молодого офицера высказал и вижу, что это вам неприятно.

– Афанасьевич, ну ты и нудный мужик, пойдем, пива, что ли, выпьем.

– Вы же знаете, товарищ подполковник, что я не пью и вам не советую.

– Ну вот вы и сошлись с Кораблиным в этой точке, товарищ майор.

Петренко вопросительно посмотрел на начальника Особого отдела.

– Он тоже к алкоголю равнодушен, но по обстановке может позволить, сами понимаете.

– Разрешите идти?

– Идите, идите, а я еще поработаю, с вашего разрешения.

В день 7 ноября, красный когда-то день календаря, Василий Максимович Стрельников пригласил в гости на офицерские посиделки весь состав Особого отдела – пообщаться в неформальной обстановке, поговорить не только о работе, но и о вечном, ну и еще раз показать дочери Галине перспективного молодого офицера. Жена Стрельникова Татьяна Михайловна приехала из европейского Воронежа, взяла бразды правления в свои руки и, учитывая, что руки у нее были воистину золотыми, накрыла такой стол, что московские рестораны «Пекин» и «Яръ» тихо плакали в сторонке от зависти и непрофессионализма. На столе, покрытом белоснежной скатертью, в хрустальных салатницах находились многокомпонентные сочетания простых российских овощей с диковинными авокадо и папайей, малосольная селедка отливала зеркальной чистотой на фоне рассыпчатой розовой картошечки, прозрачный байкальский омуль, копченный щепой из ольхи, росшей только на южных склонах местных гор, радовал глаз ровнейшим коричневым загаром, крупные розовые яблоки, обложенные черным виноградом, венчали стол и выглядели как натюрморты маститых художников.

– У нас впереди осетинский пирог и утка в яблоках, а пока разомнитесь, – и Татьяна Михайловна поставила на стол бутылку армянского коньяка.

Сергей Владимирович Гурин, обалдевший от этого великолепия, только и сказал:

– Я только в литературе читал о таких королевских столах, да и то накрываемых для знати по большим праздникам. Татьяна Михайловна, вы волшебница и, как правильно сказать, магисса в одном лице.

Татьяна Михайловна, слегка смутившись от комплимента, ответила:

– Я хоть волшебница, а без помощников мне не обойтись, одного вы знаете, – и она показала глазами на Василия Максимовича, – а другой – моя дочь, Галина.

Галина зарделась как тургеневская девушка, но взяла себя в руки:

– Мои кулинарные мысли материализовали по очереди мои родители, мой конек – сервировка, каждому свое!

Кораблин, сидевший рядом с Молодцовым, чувствовал, что, вероятно, он является причиной такого собрания, вздохнул мысленно и подумал про себя:

«Что было – видели, что будет – увидим».

– Ну что, господа офицеры, нарушим наше алкогольное табу ввиду редкости подобных встреч, да простят нас ваши жены – с ними в другой раз. А ведь надо встречаться, жизнь – это не только работа, но еще и семья, которая тоже требует внимания, я правильно говорю? – и Стрельников обнял дочь.

Галина была одета в облегающее платье, с головы спадала тугая коса, и только веснушки-веснянки, поблекшие перед зимой, придавали ей какой-то несерьезный подростковый вид.

Все встали, чокнулись и медленно выпили ароматный армянский коньяк, в котором Запад смешался с Востоком, амброзия вкуса раскрылась нотками корицы и шоколада, легкий золотистый отблеск напитка впитал в себя цитрусовые мотивы влюбленной девственной ночи. Не выпил только Яков Афанасьевич, никогда не изменявший ни себе, ни своим многолетним привычкам.

– И читать, надо читать! Жизнь короткая штука, чтобы разменивать ее на журналы. Только классика, великая русская классика может омыть нашу душу, при этом возвысив ее! – Василий Максимович оседлал своего любимого конька.

– Конечно, везде должна быть классика: если собака, то овчарка, если цветы, то розы, если литература, то русская классика, – с нескрываемой иронией сказал Петренко.

– Вы угадали, Яков Афанасьевич, мои принципы старомодны и поэтому верны, как никогда. Знаете, что сказал один из наших потенциальных противников – Джордж Рокфеллер? Где моя любимая книга афориз­мов? А вот и она, родная, мы ничего не теряем, только долго ищем. «Богатые люди читают книги, бедные смотрят телевизор. У богатых людей – большие библиотеки, у бедных – большой телевизор. Те, кто читает книги, всегда будут управлять теми, кто смотрит телевизор», – с выражением зачитал хозяин дома.

– Значит, я всю жизнь смотрел телевизор, – выдохнул из себя Петренко и посмотрел на начальника.

– Илларион, а ты что молчишь, какое твое отношение к этому вопросу?

Татьяна Михайловна и Галина одновременно посмотрели на Кораблина, который, ничуть не смущаясь, сказал:

– Я где-то слышал одно замечательное утверждение, сейчас, почти дословно: «Ваш потрясающий мозг может поднять вас из нищеты до богатства, превратить вас из одиночки во всеобщего любимца, вывести из депрессии, сделав счастливым и радостным, если вы правильно воспользуетесь им».

Михаил Михайлович Молодцов воскликнул:

– Давайте выпьем за наш клуб интеллектуалов, взращенных на крестьянской здоровой генетике и отполированных правильно выстроенной жизнью! Как я сказанул?

Алкогольное табу окончательно было разрушено в этот вечер, и никто при этом не возражал:

– За нас! За классику! За Родину!

Расходившиеся гости благодарили семью Стрельниковых за радушный прием, Кораблин по-старин­ному откланялся быстрым движением головы, слегка задержавшись взглядом сначала на начальнике, потом на его дочери, и, потупив глаза, вышел за дверь.

– Галина, а ты почему не ухаживала за гостем? – спросил Василий Максимович и посмотрел на дочь.

– За Яков Афанасьевичем, вы его имели в виду, товарищ подполковник? – Галина пристально посмотрела в глаза отцу.

–Да нет, я имел ввиду Гурина Сергея Владимировича, конечно.

– Пусть за ним жена ухаживает, а я никому ничего не должна. Кроме вас, родители, конечно.

– Я понял свою дочь. Ну и характер. Татьяна Михайловна, нам все-таки придется завести кошку, или собаку, или, может, что-то диковинное? Вы как, женщины?

Дело оперативной проверки «Мабута»

Подполковник Стрельников вызвал к себе старшего лейтенанта Кораблина и, поздоровавшись с ним, произнес:

–Илларион Федорович, надо срочно закрыть старое дело Петренко, мне уже с канцелярии звонили, указали на предельные сроки работы по нему. Просто прикрыть его какой-нибудь отпиской значит перечеркнуть какую-никакую работу Якова Афанась­евича, ну и мою тоже. Н-да. Давай я тебе помогу. Мои источники указали на прапорщика ЗРБ, который начал в наглую заниматься извозом дембельских альбомов с твоей бригады, что совпадает с предположением майора Петренко. Сегодня вторник, давай бумагу на имя начальника военной прокуратуры с предложением выделить дознавателя и двух солдат-срочников, покрепче. Я подпишу – люблю делать великие дела до обеда – и в четверг, мы совместно с военной прокуратурой возьмем эту сволочь прямо в гарнизоне. Если не посадим – то уволим, это будет зависеть от того, какие фотографии нащелкали тамошние старослужащие.

Прапорщика взяли при выходе из кунга, он, ошалевший, прижимал к груди большой кожаный саквояж, бормоча под нос:

– Просили передать, только просили передать. Я вообще не при делах.

Экспертиза показала, что два дембельских альбома из зенитно-ракетной бригады не имели фотографических изображений, содержащих военную тайну. Товарищеский суд чести прапорщиков, мичманов, сверхсрочнослужащих Приангарского военного округа ходатайствовал об увольнении прапорщика ЗРБ с действительной военной службы. Старое дело майора Петренко было закрыто проведенным совместно с военной прокуратурой задержанием подозреваемого. Подполковник Стрельников пожал руку Кораблину и напомнил тому о планах завести дело по его собственной информации, только стОящее и практически реализуемое.

– Петренко умел в отдельных местах заведенного дела наводить тень на плетень, свои фантазии выдавая за действительность. Ты не Петренко, к счастью, честно работай с источниками – и получишь достоверную информацию. В ЗРБ и РТБ оперативная работа велась на уровне дел о неуставных отношениях и кражах военного имущества. Это мелко для нас, мы контрразведчики, а это работа военной полиции, я верю, она появится со временем в войсках и освободит нас от этой неблагодарной работы. Ставь перед собой высокие цели и добывай информацию именно контрразведывательного плана. Как говорил мой начальник, полковник Максимов: «А что, если копнуть поглубже?»

– Товарищ подполковник, что вы вкладываете в понятие контрразведывательной информации, ну, применимо к нашей действительности?

– Если на пальцах, то если бы на фотографиях из тех прапорских альбомов нашли бы изображения, снятые в командном пункте, или секретная военная техника, то уровень секретности возрос бы до «совершенно секретно», а это уже наша компетенция. А чтобы не заниматься оперативным «научным тыком», надо иметь в курируемых частях полноценные оперативные позиции, и не только в солдатской среде. Смекаешь? Да и на высших курсах вам должны были это объяснить.

На охотника и зверь бежит, в кабинете Кораблина зазвонил телефон, Илларион в три прыжка одолел лестничный пролет и взял трубку:

– Кораблин, слушаю.

– Я сержант Лалетин из ЗРБ, заместитель председателя молодежного совета. Встречайте две посылки с Уланска. Отправили на КрАЗе, номер не запомнили, но кабина в желтой краске. Подарки только детям офицеров и прапорщиков бригады. Мне надо как-то самому приехать и переговорить, а то варимся в собственном соку.

– Я в теме, Ил. Встретим, не волнуйся, на следующей неделе получишь увольнительную, ну и, как ты любишь, пиво попьем в нашем кафе. Заметано?

Дважды продублированный в повествовании разговор двух Илов позволяет обозначить точку отсчета, от которой мы ускорим развитие событий.

– Разрешите, товарищ подполковник, – Илларион Кораблин вошел в кабинет начальника Особого отдела и закрыл за собой дверь.

– Что у тебя, говори быстро, уезжаю в округ на совещание.

Кораблину хватило 5 минут изложить информацию об оперативной обстановке в зенитно-ракетной бригаде и двух свертках-пакетах, едущих в эти самые минуты до места назначения.

– Я сегодня же открою дело оперативной проверки об утечке секретной информации в ЗРБ от твоего имени, потом распишешься. Как дело назовешь, старший лейтенант Кораблин?

– Дело оперативной проверки «Мабута».

– Ну что ж, это твое право. Сейчас бери наш уазик, Молодцов тебе в помощь. Я звоню в военную прокуратуру и военную автомобильную инспекцию. Сделайте задержание максимально незаметным для окружающих, пыль и шум нам не нужны.

Огромный армейский КрАЗ с обрызганной желтой краской кабиной подъезжал к главному почтамту города Уланска, выпуская струи темного дыма от не до конца сгорающей солярки. В чреве автомобиля, под его капотом, в позе йога высшего, 80-го уровня находился самый предприимчивый боец 946-й зенитно-ракетной бригады ефрейтор Собачкин Павел Павлович. Его спину через две шинели что-то нещадно жгло и жгло, в последних поездках он не замечал этого, откуда это тепло, переходящее в редкие толкающие лучи? Надо заметить, что система отопления кабины старого армейского работяги была изношенной, ремонту не подлежала и представляла определенную опасность водителю автомобиля.

При открытом кранике и работающем двигателе по радиатору отопителя постоянно циркулирует горячая вода, нагревает его до 75 °, что уже немало для слабого человеческого тела. В эти минуты сошлись все негативные обстоятельства для «везучего» Паши Собачкина: шланг радиатора-отопителя кабины лопнул, и в эту же секунду закипел сам огромный радиатор, обдав ефрейтора клубами 100-градусного горячего пара. Горожане, волей случая оказавшиеся возле старого армейского КрАЗа, стали свидетелями поистине жуткого зрелища: из-под капота автомобиля вырывались клубы белесого пара, сам капот начал выгибаться в обе стороны, и жуткий звук, похожий на рык собаки Баскервилей, оглушил округу. Самые слабые духом горожане, крестясь, побежали прочь от этого ужасного места, заплакали дети, голуби, до этого мирно прогуливающиеся по городской почтовой площади, разом и с шумом взмыли в воздух.

Капитан Молодцов, со скоростью флотского юнги, вскарабкался на бампер старого КрАЗа и, отщелкнув защелки, резко открыл длинный капот автомобиля. Из глубины подкапотного пространства, как некто из табакерки, выпрыгнул Паша Собачкин собственной персоной, весь в паровой оболочке, с перекошенной от страха и боли физиономией.

– Будешь должен за свое спасение, – сказал Молодцов Собачкину, потирая обожженную паром щеку.

Собачкина посадив на заднее сиденье уазика, повезли в здание Особого отдела Приангарского военного округа. «Пояс Будулая» с зашитыми двумя свертками держал в руках Илларион Кораблин и думал, что без пыли и шума не получилось обойтись, но это не их вина, это стечение неведомых никому обстоятельств. Подполковник Стрельников будет недоволен, но «неприятность эту мы переживем» – и старлей улыбнулся.

Кораблин в отделе связался по телефону со Стрельниковым и кратко изложил картину задержания. Начальник дал ему ряд указаний, пообещав серьезный разбор рядовой, впрочем, операции.

Собачкину в здании Особого отдела была оказана медицинская помощь, в конце которой симпатичная медсестра сказала Паше:

– Вы когда-нибудь моетесь горячей водой? От вас запах старой половой тряпки исходит.

Собачкин хотел сказать, что, конечно, он моется, ведь на котельной служит и там же живет, но вспомнил, что последний раз был в парилке три месяца назад, и то втихаря от сослуживцев. Ну не тянет его мыться, хоть убей, умывается утром и ладно!

Собачкину понятно объяснили, в какую историю он может вляпаться, если окажется, что его посылки имеют враждебную государству и обществу природу, и рассказали о последних ужесточениях режима пребывания в дисциплинарных батальонах РФ. Он получил подробный инструктаж о своем поведении в бригаде до даты возможной демобилизации. Были определены линия его поведения, способы связи с курирующим часть особистом и другие менее значительные вопросы. Командование бригады не должно знать о его задержании в Уланске, не должно об этом знать и окружение Собачкина. Ефрейтор Собачкин подписал бумагу о неразглашении военной тайны и нестерпи­мом желании помочь органам контрразведки в вопросах безопасности.

Назад в бригаду Собачкин ехал как человек, поменявший в одночасье свою натуру, в кабине другого КрАЗа, уже с не забрызганной желтой краской кабиной, и устало беседовал с новым водителем, моложавым прапорщиком Особого отдела Олегом Рудневым, ныне зовущимся рядовым Толиком Смирновым. Смирнов для Собачкина теперь как отец названный, может помочь, а может и наказать. Терпи, терпила, если мозгов нет и, видно, в понедельник мама родила. «Зря на дембель в октябре не ушел, дурак», – эта мысль не давала Паше покоя, и он невпопад отвечал на вопросы Руднева-Смирнова о своей до армейской жизни. «Сдам любого особистам, хоть брата родного, а там трава не расти. 31 декабря я должен быть дома, что бы мне это ни стоило». После такого внутреннего соглашения с собой Паше стало неизмеримо легче на душе, он физически расслабился и задремал дорожным чутким сном. Сном мелкого мерзавца.

Шпионская пыль

На двух пленках, изъятых у ефрейтора Собачкина, было только восемь удачных черно-белых изображений оперативно-тактического ракетного комплекса 9K714 «Ока», последнего оставшегося в живых советского изделия, наличие которого создавало военный паритет среди враждебных по сути военных блоков, которым никогда не сойтись в этом тревожном мире – Запад есть Запад, Восток есть Восток. Старик Киплинг был прав.

Две пленки с изображением «Оки» были заменены на изображения старой пусковой установки комплекса С-75 «Двина». Именно с нее 1 мая 1960 года ушла ракета, сбившая над Свердловском самолет-шпион U-2 с Гарри Пауэрсом на борту. Далее посылка с точным московским адресом, обработанная «шпионской пылью», проследовала через всю Россию под контролем почтовых фельдъегерских служб и попала именно в то отделение почтовой связи из которой ее должен был забрать друг рядового Ворошилова Эдуард. «Шпионская пыль» – спецпрепарат, позволяющий контрразведчикам с помощью особых датчиков выявлять вражескую агентуру и лиц, ей помогающих, из числа российских граждан. Выдачу и получение «груза» сопровождали офицеры из департамента военной контрразведки и территориальная «наружка».

Эдуард, он же Эд, пришел на почту и забрал предназначенную ему посылку, при этом по-киношному не озирался, буднично положил ее в портфель, перекинул лямку через плечо и был таков. «Наружка», получив установочные данные на объект сопровождения, выяснила место его проживания и поставила его на негласный контроль. Через два дня в подъезд дома, в котором проживал Эд, зашел темнокожий молодой человек. Через десять минут африканец вышел, положил руку в правый нагрудный карман, и проследовал в сторону метро «Павелецкая». В районе гаражей он прицепил на дно непримечательной будки, расположенной между трансформаторной подстанцией и ближайшим металлическим гаражом, упаковку, к которой примотал изолентой магнит от старого советского радиоприемника. Бросив довольный взгляд на место закладки, быстро ретировался. Через час в район павелецких гаражей прибыл обычный на вид гражданин, каких сотни вокруг, подошел к будке и, убедившись, что никто не смотрит, быстро нагнулся и молниеносным движением руки забрал сверток Эда.

Фред Тейлор, кадровый офицер ЦРУ, действовал под прикрытием третьего вице-консула посольства Соединенных Штатов в Москве и понимал, что сверток в его руках может кардинально повысить качество такой быстротекущей жизни. А какой международный скандал будет, когда мировая общественность узнает, что ОТРК-9K714 «Ока», попадающий под уничтожение в рамках Договора о ликвидации РСМД, жив-здоров и хоть сейчас готов нанести колоссальный вред североатлантическому сообществу! То, что это именно «Ока», Фред Тейлор чувствовал всеми фибрами своей англосаксонской души.

Африканец Самуэль был завербован сотрудником ЦРУ в одной из западноевропейских стран три года назад. Фреду Тейлору была известна цепочка: Самуэль – Эдуард – Ворошилов. Самуэль получил задание: через Эдуарда поручить Ворошилову произвести съемки изделия видеокамерой, которые начали продаваться в России за большие деньги и были довольно редким явлением. Деньги на приобретение видеокамеры незамедлительно выслать Ворошилову срочным телеграфным переводом, пока комплекс не вышел из бригады. На все эти манипуляции, включая оплату посылки Эдуарду, Фред выделил Самуэлю 1 000 000 рублей, ну и плюс премия лично Самуэлю – 100 долларов. При получении Фредом желаемой микрокассеты с интересующей съемкой он обещал лично выплатить африканскому помощнику 1000 долларов. Никому не афишируя, естественно.

Через неделю от описываемых московских шпионских перипетий рядовой Ворошилов получил в гарнизоне телеграфный перевод и в местном универмаге купил кассетную видеокамеру Panasonic NV-VZ14 за 800 000 рублей, что на американские деньги составляло около 200 долларов. Паша Собачкин научил Ворошилова, как обойтись с видеокамерой и переправить ее в бригаду. Ворошилов, мудрый перец, столичная штучка, сделал все как надо, передал упакованную камеру водителю подъехавшего КрАЗа Толяну Смирнову. Классный парень этот Смирнов, участливый такой, улыбаясь, подмигнул да и запрятал это чудо заморское в какую-то только ему известную нишу в кабине.

– Будь спок, – весело сказал, показывая Ворошилову большой палец.

– Деньги получишь в бригаде.

– Ничего, свои люди – сочтемся.

А в бригаду стратег Ворошилов приехал с голыми руками на их бригадном пазике, с такими же, как он, «увольнительными». Всю дорогу рядовой Ворошилов блаженно вспоминал лицо продавца и его вздохи:

– А я такую вещь никогда себе не куплю, в школе плохо учился, вот и приходится теперь других обслуживать.

По прибытии в бригаду на Пашу Собачкина сразу вышел рядовой Ворошилов.

– Ну как, отправил, Паша?

– Да отправил, чего ты дергаешься, в первый раз что ли? Заказной бандеролью, как ты просил.

– Паш, стократное спасибо, слов нет, как выручил. Я что-то мандражирую в последнее время.

– А ты не вяжись по жизни с такими, как я, и будет тебе счастье. Ходи в библиотеку.

– Да жизнь заставляет. Паш, еще раз отвезешь посылку– и все, я к тебе на километр не приближусь.

– Это будет стоить в два раза дороже.

– Паша, вопросов нет. За деньгами дело не станет. По рукам? Ну и ладушки.

Вечером того же дня славные военные строители-разборщики Юрий Гапонов и Владислав Хойда, приподняв разборный алюминиевый лист секретного ангара, пропустили в образовавшийся проем духа, имевшего на гражданке опыт работы со звукотехникой, которому доверили дорогое заморское изделие и самое главное – видеосъемку ракеты. После звуков шаркаю­щего тела наступила долгая пауза, и дух голосом, в котором поселилось эхо, спросил:

– А где ракета? Здесь чисто, как в аптеке.

Подбежавший сержант Беков резко упал на руки и просунул голову в проем. Ангар был пуст. Наступило тревожное молчание мабутовской съемочной группы.

– Если скажем дивизионщику, что объект исчез, поэтому и не сняли, он денег не даст. А чтобы он на месте запись не посмотрел, отдадим ему только микрокассету. Скажем, что душара камеру в вентиляционную шахту уронил и в последний момент сумел микрокассету вынуть. Я думаю, ему нужна именно запись на микрокассете. А видеокамеру я заберу себе, никто не против? Уговорили.

Ранним декабрьским утром оперативно-тактический ракетный комплекс 9K714 «Ока» был погружен на самоходную платформу, накрыт брезентом и отправлен на ближайшую железнодорожную станцию, чтобы прибыть в научно-производственную корпорацию «Конструкторское депо машиностроения», где ему дадут второе рождение. В НПК умели окукленных гусениц реинкарнировать в прекрасных бабочек, несущих на нежных крыльях боезаряды любой мощности. Так думал новый командир 946-й зенитно-ракетной бригады подполковник Валерий Глебович Немчинов, лично присутствовавший при эвакуации изделия, и мысленно крестился. Блажен, кто верует!

На другой день Толик Смирнов вез на КрАЗе своим братьям-чекистам пустую микрокассету от видеокамеры Panasonic NV-VZ14. В столичном департаменте военной контрразведки на нее был записан советский художественный фильм «Ошибка резидента» о профессиональном разведчике Михаиле Тульеве.

Африканский студент Российского института дружбы народов имени Нельсона Манделы Самуэль Бикилу, после проведенной с ним воспитательной работы от имени и поручению российского государства, передал микрокассету Фреду Тейлору, кадровому офицеру Центрального разведывательного управления, и получил за это 1000 долларов США. Это действо, с хорошо разбираемой русской речью и тяжело разбираемой английской, было запечатлено на другую микрокассету, но уже принадлежавшую российскому департаменту военной контрразведки.

Фреду Тейлору советский фильм крайне не понравился. Не досмотрев и десяти минут, он сгоряча направился в общежитие РИДН для выяснения отношений с Самуэлем. После общения с Фредом в вестибюле общежития африканец симулировал сердечный приступ, и американец был задержан соплеменниками Самуэля до приезда проинструктированного наряда милиции.

В столичном отделе милиции офицером ДКВР гражданину североатлантического блока было предложено взаимовыгодное сотрудничество на безвозмездной основе. Фред Тейлор посмотрел короткометражный документальный фильм о своих похождениях в России. Особенно не понравилась ему сцена виртуозного изъятия им закладки в районе метро «Павелецкая» и его поручение Самуэлю о съемке интересующего объекта в одной из воинских частей Восточной Сибири. До пенсии Тейлору оставалось всего два года, и он принял предложение российского контрразведчика. Он хорошо знал значение русского слова «авось» и полностью доверился ему.

19 декабря 1995 года американский военный журнал Soviet Military Power («Советская военная мощь»), часто публикующий непроверенные материалы, напечатал сенсационную статью «Последняя русская «Ока» с изображением пусковой установки комплекса С-75 «Двина». У Фреда Тейлора и его патронов оказались длинные руки и быстрые ноги. А вот с военной аналитикой были определенные проблемы.

В статье говорилось, что русские, несмотря на заключенный договор о ликвидации РСМД, в одной из частей противовоздушной обороны, дислоцируемой в дремучих лесах Восточной Сибири, хранили и оберегали один экземпляр этой незаконной пусковой установки. Силами настоящих «патриотов» фотографии оперативно-тактического ракетного комплекса 9K714 «Ока» были переданы компетентным органам североатлантического блока, легально работающим на территории РФ.

26 декабря 1995 года экстренный внеплановый номер Soviet Military Power опубликовал опровержение своей статьи про ОТРК «Ока», указав, что военный корреспондент, писавший ее, скрывал от редакции журнала, что давно страдает деменцией и панофобией, и тем самым нанес репутации уважаемого в военном сообществе журнала непоправимый удар. В связи с изложенными печальными фактами редакция журнала информирует своих читателей о своей самоликвидации как печатного издания и выходе последнего номера 19 января 1996 года.

Переведем дух. Аплодисменты. Занавес.

Поделиться:


Игорь Попов. «Не последняя «Ока». Отрывок из книги «Особисты 90-й широты».: 4 комментария

  1. Прочитал эту книгу полностью.
    Ушёл в воспоминания той жизненной эпохи, в которой становился как личность.
    Автор правдоподобно и очень интересно переносит читателя в тот мир, который взрослое поколение знает, пропустив через себя лично.
    Нынешнему молодому поколению даётся уникальная возможность окунуться в то время, самому прочувствовать и пережить ту захватывающую реальность.
    Поступки главных героев книги патриотичны, вызывают уважение читателя и служат отличным примером для подражания подрастающему поколению.
    Автору выражаю благодарность за возможность ознакомиться с нужным и увлекательным произведением, пожелать дальнейших творческих успехов и здравия, в достижении будущих поставленных целях, радовать своих читателей новыми, достойными высоких оценок, произведениями.

  2. Мне также посчастливилось прочитать книгу полностью. О серьёзных, порой узкоспециализированных мероприятиях автор пишет лёгким, доступным для широкого круга читателей языком. Заставляет с интересом следить за судьбами героев повествования. Некоторые моменты зафиксировал для цитирования, использования в своей повседневной деятельности. Рекомендую всем при возможности прочитать эту книгу. Из неё можно было бы легко слепить захватывающий телесериал или полнометражный фильм.
    О глубине исследований, размышлений автора можно было судить уже по предыдущей книге, «Тузуклейской мозаике». От всей души желаю автору дальнейших творческих успехов, с нетерпением жду новых литературных произведений.

  3. «Некоторые моменты зафиксировал для цитирования, использования в своей повседневной деятельности». Например:
    «– И читать, надо читать! Жизнь короткая штука, чтобы разменивать ее на журналы. Только классика, великая русская классика может омыть нашу душу, при этом возвысив ее! – Василий Максимович оседлал своего любимого конька.

    – Конечно, везде должна быть классика: если собака, то овчарка, если цветы, то розы, если литература, то русская классика, – с нескрываемой иронией сказал Петренко.

    – Вы угадали, Яков Афанасьевич, мои принципы старомодны и поэтому верны, как никогда. Знаете, что сказал один из наших потенциальных противников – Джордж Рокфеллер? Где моя любимая книга афоризмов? А вот и она, родная, мы ничего не теряем, только долго ищем. «Богатые люди читают книги, бедные смотрят телевизор. У богатых людей – большие библиотеки, у бедных – большой телевизор. Те, кто читает книги, всегда будут управлять теми, кто смотрит телевизор», – с выражением зачитал хозяин дома».

  4. Мы с автором учились когда то на одном факультете.Он еще в те годы пописывал стихи, и песни сочинял! Книгу эту я читал…Она подняла волну воспоминаний о прошедших молодых годах и армейской службе.Очень все реалистично! Ровно так,как и было.Ни грамма фальши и выдумок,несмотря на захватывающий сюжет. Пусть молодежь читает,и знает про службу как она есть, — без прекрас!

Добавить комментарий для Анатолий Лиджиев Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *