Однажды молодой французский поэт Жерар Нерваль купил себе в Египте восемнадцатилетнюю рабыню. Девушка приглянулась ему своей золотистой кожей и миндалевидным разрезом глаз. Рабыня была хорошо сложена, а просили за неё недорого, ведь она была из очень далекой страны – с острова Ява. Воображение рисовало Нервалю картины нескончаемых знойных утех. Заключив сделку с работорговцем, он с триумфом привёл девушку в свой дом в христианском квартале Каира.

Вскоре поэт обнаружил, что рабыня не слишком-то радуется тому, что её купили. Закутанная в покрывало, она с меланхоличным видом сидела у окна, почти ничего не ела, скучала и пребывала в дурном расположении духа. Когда поэт попросил её приготовить еду, рабыня отказалась: она не какая-нибудь простолюдинка и пожалуется турецкому паше, если Нерваль не обеспечит ей соответствующего положения. «Я тебя купил, поэтому ты должна…» – втолковывал ей Нерваль, но девушка с презрением выговаривала в ответ лишь одно слово: «мафиш!» («нет!»). В чём же была причина её недовольства? Поэту перевели, что рабыня желает получить шёлковое платье, жёлтые сапожки и одеяние из чёрной тафты, которое носили в Каире знатные дамы. Также она была не прочь обзавестись европейскими нарядами. Кроме того, рабыня желала отправиться во дворец Мухаммеда Али, чтобы посмотреть на белого слона, подаренного турецкому паше английским правительством. Так восточная сказка обернулась былью: поэт должен был развлекать свою рабыню и покупать ей дорогие подарки, при этом она постоянно напоминала ему, что заслуживает лучшего. Нерваль даже не мог выйти из дома, опасаясь, что рабыня заведёт интрижку с турецким офицером. Не мог он и ходить с нею по улице. Девушка всё чаще изливала на него потоки гневных проклятий, из которых самыми понятными были слова «фараон» и «гяур».
Вскоре французский поэт-романтик торжественно объявил красавице, что дарует ей свободу. Свободу?! Рабыня разразилась новыми проклятиями. Чем ей заниматься на свободе?! Она ничего не умеет! Нерваль предложил девушке научиться шить или поступить в услужение к какой-нибудь даме, но та совсем не собиралась становиться служанкой. Она хотела иметь настоящего господина, который ей самой подарит служанку.
Когда Нерваль плыл на корабле из Каира в Бейрут, рабыня напропалую кокетничала на палубе и вовлекала матросов-арабов в свои ссоры с поэтом. Те возмущались: почему неверный распоряжается мусульманкой? Временами Нервалю приходилось даже размахивать пистолетом. Положение становилось угрожающим. Нерваль, конечно, мог увезти свою рабыню во Францию, но теперь он думал об этом с ужасом. Появиться в какой-нибудь гостиной под руку с «красоткой во вкусе антропофагов»? Стать мужем вульгарной «азиатской женщины, у которой на лбу и на груди вытатуировано солнце, а в левой ноздре отверстие от вдевавшегося туда кольца»? «Увы, нельзя безнаказанно вторгаться в чужой для тебя мир! – раскаивался несчастный Нерваль. – Теперь я не вправе ни отослать эту женщину, ни продать её, ни бросить, не чувствуя при этом своей вины, ни даже жениться на ней – это было бы воспринято как безумство… Теперь она стала для меня обузой, я превратился в её раба».
Почему я вспомнил эту историю? Потому что нынешний роман Запада с Украиной очень напоминает отношения Нерваля с прекрасной яванкой. Поначалу Украина представлялась Западу очень привлекательной. Она обладала рядом очевидных достоинств (с её помощью также можно было нагадить восточному соседу) и соглашалась отдаться белому господину буквально за пятачок. Правда, когда сделка состоялась, выяснилось, что пятачок – только первый взнос. Обязанности нарастали как снежный ком: теперь нужно было Украину кормить, вооружать, принимать миллионы её беженцев, поддерживать в рабочем состоянии её инфраструктуру, да ещё и готовиться к войне с Россией, потому что «пирог оказался слишком большим, чтобы Украина ела его в одиночку». Украина выпрашивала подачки, но, получая их, тут же начинала клянчить новые и ругалась, как сапожник. Выставляя напоказ свои нацистские татуировки, она заявляла, что её место в лучших гостиных, и требовала уравнять себя в правах с законными жёнами. Теперь Запад нёс политическую ответственность за выходки своей подопечной, и любая её ошибка била по его репутации. За сомнительное право ублажать дикарку предстояло нести и возросшие риски ядерного столкновения с Россией.
В настоящее время Запад испытывает трудности, подобные тем, которые были у Нерваля во время плавания в Бейрут. Издержки на содержание наложницы уже превысили все чаемые выгоды, а девать её по-прежнему некуда. Впереди только бесчисленная череда взносов на «контрнаступления».
Как и Нерваль, в эту ловушку Запад загнал себя сам. Не нужно пытаться прикарманить чужое, даже если оно плохо лежит – об этом не раз предупреждали сами западные интеллектуалы. Самюэль Хантингтон писал, что европейская цивилизация не должна расширяться за линию «великого исторического раздела», которая, по его словам, находилась примерно там же, где и сейчас, на протяжении 500 лет. Эта линия «определилась ещё во времена разделения Римской империи в IV веке и создания Священной Римской империи в X веке», и отделяет наследников Рима от наследников Византии. Европа заканчивается там, где заканчивается западное христианство.
Поначалу Запад придерживался этого правила. Из православных стран в НАТО входила только маленькая Греция (которая иногда колебалась и покидала блок). Но аппетит приходит во время еды. Запад поглотил Болгарию и Румынию, Черногорию и Северную Македонию, стал поглядывать на Сербию и Кипр, заявил о своих правах на Грузию и Молдавию. Но его главной ошибкой стала Украина. Теперь Запад стоит перед дилеммой, над которой когда-то ломал голову несчастный поэт: нужно либо варваризироваться самому, либо ввести украинскую дикарку в свою европейскую гостиную. И то и другое для Запада неприемлемо.
Каков же выход? Случай с Нервалем показывает нам возможные варианты: сначала поэт хотел выдать свою рабыню замуж за какого-то случайного проходимца, потом пытался пристроить её во французскую школу в Бейруте, а когда и из этого ничего не вышло, просто «забыл» свою рабыню в гостях и уехал.
Судя по всему, Запад поступит с Украиной точно так же. Перед этим он, как Нерваль, обнаружит, что красотка ему совсем не подходит: и своенравная-де она, и недемократичная, и коррумпированная, и дорогие подарки плохо использует, и ведёт себя неприлично.
Кстати, Нерваль в конце концов повесился на фонарном столбе. Но это, конечно, уже совсем другая история.

Поделиться: