Дина Немировская. Главы из книги «Сквозь призму времени».

«С КАЖДОЙ ИЗБОЮ И ТУЧЕЮ,
С ГРОМОМ, ГОТОВЫМ УПАСТЬ,
ЧУВСТВУЮ САМУЮ ЖГУЧУЮ,
САМУЮ КРОВНУЮ СВЯЗЬ».

Николай Рубцов

ЗАЧЕМ ПИШУТ СТИХИ?

Вы любите поэзию, как люблю её я? Вернее сказать, вы можете не любить поэзию больше всего на свете? Ни к чему пытаться выглядеть оригинально, задавая вопрос, который уже не первый век мучает и поэтов, и читателей: «Зачем пишут стихи?..»

Интересную тему для размышлений над этим вопросом поднимал на портале «Изба-читальня» Евгений Ливада некоторое время назад: «Что можно ответить на этот вечный, как песня, вопрос, чтобы не поддаться искушению конструирования «вавилонской башни» из готовых штампованных деталек школьных сочинений и научных трудов кандидатов в доктора и безапелляционных энциклопедических трактатов самих докторов?..

«Целые поколения стихотворцев воспитывались на том, что главное в их деле заключается в своеобразии писательского почерка, являющегося самоцелью, а не естественным результатом вполне сложившегося мировоззрения, характера, отношения к действительности». (С.Я. Маршак).

Но ведь не все люди со сложившимся мировоззрением пишут стихи?.. Я уже не говорю про то, что тысячи пишущих, не то что мировоззрения, а и образования-то не имеют достаточного… И всё-таки даже к ним иногда стучится странствующая по временам и пространствам мысль, облечённая в вопросительную форму: «Зачем пишут стихи?..».

Говорят, что шумерская жрица Энхедуанна родом из города Ура написала первое произведение, повествующее в стихотворной форме о жизни древней мифологической богини Инанны. Но мы так бы и не смогли озвучить эти строки ни на языке жрицы-поэтессы, ни на своём родном языке, если бы ни сон, приснившийся Бетти Медор – психоаналитику из Калифорнии, которая после этого двадцать лет своей жизни положила на алтарь интерпретации текстов самой древней поэтической рукописи.

Говорят, что до письменных духовных «окаменелостей», дошедших до нас, существовали устные воплощения ритмизированного слова — то, что мы называем поэтическим искусством. Вначале оно носило синкретический характер, то есть было сложным единством слова, музыки, танца, и было непосредственно связано с практической деятельностью людей, с их трудом, с их бытом, с их религиозным мировоззрением.

Ритмически организованное слово одухотворяло труд, вселяло в сердца людей глубокую веру в действенность обрядовой магии, в силу заклинаний. Из групп орущих «кричалки» и «вопилки» сородичей выделялись лидеры – колдуны, волхвы и шаманы, умеющие лучше других отбирать нужные «волшебные слова»… И люди радостнее трудились… Геройски защищались… Красивее любили… Быстрее исцелялись…

Так говорят…

Говорят, что стихи сейчас могут писать роботы. Говорят, что писать стихи надо учиться в вузах.

Говорят, что настоящий поэт — тот, кто издавался неоднократно.

Говорят, что стихи должны быть понятны.

Говорят, что у поэзии должен быть свой особый язык.

Говорят – «Поэзия, оторвавшаяся от жизненной прозы и потерявшая связь с общенародным языком, перестает быть поэзией». (С.Я. Маршак).

Говорят, что кто-то впервые написал стихи за деньги, и потом версификация стала прибыльным делом…

Я не верю в это… Хотя и до сих пор не знаю, ЗАЧЕМ ПИШУТ СТИХИ.

Наверное, не обязательно знать, зачем другие пишут, главное — знать для себя, зачем пишу…

У каждого — своё…

Некоторые, например, публикуют на литературных порталах в Интернете написанное ради общения, которое помогает им разобраться в себе.

Согласитесь, если закрыться в своей собственной замкнутой системе, то абсолютно верным будет казаться только своё утверждение, и человек просто не сможет сам открыть то множество вариантов и взглядов на суть проблемы. А так общими усилиями находится истина. То есть общество является направляющими рельсами.

Конечно, выводы каждый делает свои, но из множества вариантов, которые предлагает общение с людьми.

Каждый пишет как хочет, для чего хочет и как может… кому подавай Божью молитву, а кому — попадью… Встречаются и такие порою».

Пишущего ради самоудовлетворения болезненного тщеславия отличить не сложно, для него главное — не смысл, но внешний антураж, блеск формы и как результат этой погони за фальшивой красотой — убогость содержания… Когда-то в шестнадцать лет я написала стихотворение

ПОЭЗИЯ

Порою говорят: «Зачем всё это нужно —
Порхать по строчкам, словно стрекоза?
И называть глаза — большие лужи,
А окна застеклённые — глаза?».

Поэзия… Овраги, склоны, кочки.
Здесь важно всё — своё и не своё.
Читатели — стрекозами по строчке,
По той, где я порой ползла змеёй,

То — призраком, то — звонкою стрелою.
То — в небе, то — вдали, а то — в руке.
Остановитесь, — я прошу, — пчелою
На самом неприемлемом цветке.

Поймите, почему я, как шальная,
То — ввысь, то — на костёр, а то — в нору.
Зачем мне это нужно? Я не знаю.
Но чувствую: отнимут — и умру.

Чуть позже, лет через пятнадцать —

ПЕРВЫЕ СТРОКИ

Стихи – зелёные да ранние,
Рождённые тому назад,
Напомнили лохмотья рваные
Как первый Золушкин наряд.

Они умыты только росами.
Но переступлена черта
И появляется причёсанность,
Упитанность и… немота.

Сменяет кучера изысканность
И шестисотый «Мерседес».
Тогда стихи теряют искренность
И мрачно набирают вес.

Почти принцессой на горошине
Стал замарашкин идеал,
Когда поэт скрывает прошлое
Явленьем с корабля на бал.

Пестря рассудком да глаголами,
Забыв об искреннем своём,
Окажется принцесса голою
В наряде самом дорогом.

Неистинное и сусальное
Желанье всех короновать,
Стремленье жить предельно правильно,
Чтоб туфельку не потерять.

А сегодня, думаю, что о стихах и том, для чего они, лучше, чем испанский поэт Леон Фелипе (1884—1968), не высказаться:

Разберите стихи на слова.
Отбросьте бубенчики рифм,
ритм и размер.
Даже мысли отбросьте.
Провейте слова на ветру.
Если все же останется что-то,
это
и будет поэзия.

Стихи пишут те, кто не может не писать их. Просто, как не может не дышать.
Ответ где-то здесь — между вздохом и выдохом:

Чем распишусь в получении
Встреч, как пустыня,
Разлук, ставших благом,
Рук, поднимающих после подножки –
Шеей подставленной,
Постом ли, пиром?
Мальчик-кладоискатель,
Ответ где-то здесь,
Между вдохом и выдохом.
В зыби вонзайся холодные.
Здесь не мешают шипенье и треск
Факелов угасающих,
Шмель, для булавки назначенный,
Жалит и прочь улетает.

(СЕРГЕЙ БЕНДТ — 1958-2007)

Нельзя, всерьёз размышляя о том, для чего и почему ложатся на бумагу рифмованные строки, забывать и о статье Владимира Маяковского «Как делать стихи»:

«Не надо пускать в ход большой поэтический завод для выделки поэтических зажигалок. Надо отворачиваться от такой нерациональной поэтической мелочи. Надо браться за перо только тогда, когда нет иного способа говорить, кроме стиха.

Надо вырабатывать готовые вещи только тогда, когда чувствуешь ясный социальный заказ. Чтоб правильно понимать социальный заказ, поэт должен быть в центре дел и событий. Знание теории экономии, знание реального быта, внедрение в научную историю для поэта — в основной части работы — важней, чем схоластические учебнички молящихся на старье профессоров-идеалистов.

Для лучшего выполнения социального заказа надо быть передовым своего класса, надо вместе с классом вести борьбу на всех фронтах. Надо разбить вдребезги сказку об аполитичном искусстве».

Владимир Маяковский признавался: «Говорю честно. Я не знаю ни ямбов, ни хореев, никогда не различал их и различать не буду. Не потому, что это трудное дело, а потому, что мне в моей поэтической работе никогда с этими штуками не приходилось иметь дело».

Вот как сказала о том, что такое вдохновение, молодая астраханка Татьяна Холова:

«Прямо сейчас, закрыв глаза, представьте себе, что есть на свете неведомая сила. Она переворачивает всё — от песчинок до валунов на море, разрушает и создаёт галактики, она рождает и убивает.

Представьте себя этой силой, ощутите эту мощь, своё господство, но не переусердствуйте!

Почувствуйте, как пламя сжигает вас, но вы не горите! Оно внутри. Почувствуйте себя на секунду всемогущим, что вам подвластно всё! Представили?

Вот что чувствует человек, когда на него сходит вдохновение или озарение. Он в данную секунду почти что Бог».

Убеждена, что лучше творческий порыв передать невозможно!..

Зачем человек пишет стихи? Запечатлеть красоту, остановить прекрасное мгновенье, или выплакать боль, а, может, освободиться от гнетущего тело душевного груза?.. Но почему стихи? Можно, наверное, написать несколько строк прозой.

Но лишь стихи очищают человека как родниковая вода, человек становится чище, светлее, свободнее, хотя всё это не означает, что любой, пишущий в рифму — Поэт…

СКАРЖИНКА МОЯ

Памяти моего деда Михаила Григорьевича Рубашека

Мне с детства дорог этот уголок. В конце шестидесятых он был любимым местом наших с дедом прогулок. Возвращённый хрущёвской оттепелью из района вечной мерзлоты, дед отогревался под лучами жаркого астраханского солнца. Я кормила белых лебедей, прячась в тени раскидистых ив, и мы – пятилетняя и пятидесятипятилетний – вдвоём шагали за руку к Волге.

Звёздное небо планетария, сериал «Дерзость» в кинотеатре «Родина», крылатый силуэт Кремля – таким мне помнится раннее детство.

«Как провожают пароходы? Совсем не так, как поезда!» — раздавался из динамиков голос Хиля, а мы садились на речной трамвайчик и плыли в сторону городского пляжа.

В средних классах школы учительница биологии водила нас собирать гербарий в тенистый раскидистый парк. Пряный запах осенней листвы ассоциируется в моём подсознании с доброй порой отрочества. Помню памятник Горькому и фонтан со скульптурной группой ребятишек с крупной рыбиной в руках.

Потом приезжал сюда чехословацкий Луна-парк. Карусельное кружение захватывало дух, внизу мелькали невысокие постройки, а мы, шестиклассники, упоённо пускали пузыри из жевательной резинки, по тем временам казавшейся особо сладкой из-за своей недоступности.

Выпускной вечер молодые педагоги восемьдесят четвёртого года выпуска праздновали в ресторане «Турист». Бродили, скинув модные туфли на каблучках, вдоль шестого причала до рассвета. Чайка над Волгой провозгласила пронзительным криком начало трудовой биографии.

Конец девяностых. Закрыт на ремонт планетарий. На городской пляж не ходят трамвайчики. В кинотеатре «Родина» — мебельный магазин. Красавец-парк в холостяцком запустении. В здании бывших касс речного вокзала продают одежду «секонд-хэнд». Не всматривается в волжские дали с постамента автор «Жизни Клима Самгина». Очереди в отдел социального обеспечения бесконечностью напоминают шеренги желающих лицезреть непогребённого вождя мирового пролетариата во времена торжества партийной системы. Но гигант «Агро-Астрахань-банк» уже устремил в небо зеркальное крыло.

В мечтах о будущем в те времена мне грезилось о недавнем прошлом. Мне хотелось, чтобы всё было, как в пору моего доброго детства. Я мечтала, чтобы Скаржинку окропили волжской живою водой.

Середина второго десятилетия нового века. Парк вырублен под корень. По-прежнему речные трамвайчики не перевозят отдыхающих на городской пляж. Да и не слышно больше до боли родного лязга наземного городского трамвая…

Планетарий отреставрирован и гостеприимен. Теперь уже моя пятилетняя внучка с восторгом взлетает ввысь на батуте, размещённом на детской площадке. Весною в Лебединое озеро по-прежнему запускают белокрылых лебедей. На проспекте, носящем доброе имя любимого многими губернатора нашей области Анатолия Гужвина, величественно возвышается монумент Петра Великого. Тридцатилетие окончания педагогического института мы с подругами отпраздновали на той же Скаржинке, но уже в кафе под названием «Белый рояль».

Лучше стало или хуже? Всех нас тянет в детство. И мне никогда не забыть теплоты дедовой руки, такой родной и такой надёжной.

ВЫ ВСПОМНИТЕ МЕНЯ, ДЕРЕВЬЯ!..

Наверное, у каждого из нас есть места, которые посещаешь после разлуки с трепетом. Они обволакивают сердце необыкновенной теплотой, действуют мягко и успокаивающе, как добрые руки матери, укрывающие своего ребёнка, пусть даже выросшего, перед сном.

Для меня это – район астраханского стадиона, педагогический институт, парк, лучше которого до недавнего времени в городе не было. Да ещё двор моего детства, выходящий на Рыбвтуз дом по улице Татищева, ныне переименованной «в честь 28-й Армии, защищавшей в годы Великой Отечественной войны подступы к городу Астрахани».

Вот и красная пятиэтажка с маленьким оконцем на третьем этаже, из которого я прочла свои первые буквы, загоравшиеся по вечерам на крыше отцовского завода – «…ва труду!» — заводская труба загораживала три первые «Сла…» А после, школьницей, переосмыслив, написала такие стихи:

Теперь я помню лишь одно:
Я дома. Комната. Окно.
Мне шёл тогда четвёртый год,
А за окном дымил завод.
Над серой крышей навиду
Горели буквы: «…ва труду!»
Я знала многие слова.
— А что такое, мама, «ва»?
— Сейчас, дочурка, подойду!
Где? – Вон, над домом –
«ва труду!»
— «Труду» я вижу справа.
— Что – слева?
— Слово «слава».
Тогда одно я поняла:
Трёх букв не видно было: «сла».
По праву слава не видна.
Сначала – труд! Потом – она.

Из этого окна в обеденные часы я следила, не идёт ли с завода отец, торопливо кидаясь к фортепиано, не в пример одержимой музыкой дочурке. Сама я училась музыке из-под палки. Зато поэзию любила всегда. Помнится, меня почему-то жутко испугали строки из юношеской поэмы Бориса Заходера «Почему деревья не ходят?»:

«Почему?» — спросил зайчонок.
И зайчиха-мать вздохнула.
«Почему деревья, мама,
Никогда гулять не ходят?
Все ведь, мама, любят бегать.
Почему ж они не ходят?..»

Живо представив себе марширующие победными колоннами вязы, берёзки, тополя, я ревела так долго, что родителям ничего не оставалось, как отправиться со мной в только что разбитый парк, где хороводились юные деревья, а стволы серебристых топольков обнять могла и я, четырёхлетняя. Это сейчас они выше домов. 

Деревья, вы меня помните?

О, парк! Сколько связано с тобой! Детские «прятки» в еловых иголках, предэкзаменационная дрожь в коленках в институтские сессии, поцелуи первой любви – робкие, застенчивые – это теперь парочки на виду у всех сцепляются в борцовской схватке, студенческие перекуры с сокурсницами на переменках – одну «мальборинку», привезённую подруге отцом из загранплавания, тянули вшестером, как трубку мира, всё в той же ёлочной маскировке – не дай Бог увидят преподаватели!

Сейчас уже лет пятнадцать в девичьих уборных университета – дым коромыслом. Но к чему осуждать нынешних студенток? Изменилось мало что – стали смелее, откровеннее, да пирожки заменились гамбургерами. А в остальном… Девочки с литфака всё так же крылаты, одухотворены, всё так же сидят в парке на лавках в обнимку с учебниками.

Я и в пединститут-то пошла из-за этой крылатой лёгкости сбегающих по ступенькам литфаковок – зашли по дороге в клуб самодеятельной песни с подругой причесаться – ахнула: всё в зеркалах, залито солнцем, старенькая Дора Ефимовна Лойфман – добрая волшебница с палочкой в окружении юных фей.

Со школы, определив раз и навсегда призвание – поэзия, в педагогический поступать не собиралась, решив заработать необходимый для литинститута трудовой двухлетний стаж, уже оформилась подчитчицей в газету, и вот зашли с подругой в институт причесаться перед зеркалом институтского фойе. Особенно потряс почему-то чугунный Киров, озарённый закатным солнцем.

Тот июльский вечер определил мою судьбу – четыре года счастливого студенчества под крылом таких преподавателей – повезёт не всякому! – покойных уже Э.Н. Аламдаровой, Д.Т. Чирова, Д.Е. Лойфман, С.В. Свердлиной, С.П. Васильевой, Н.П. Самаренко, Н.С. Травушкина, В.И. Попова, Г.А. Мамаева, Л.В. Янкиной, А. И. Польской, Г.Г. Глинина, П.А. Карезина, здравствующих ныне В.М. Пьяновой, И.В. Колесовой, Д.Е. Казанчиева.

Потом десять лет преподавала сама, по ошибке руководства не совсем своё – грезила литературой, а приходилось вести старославянский язык… Но нелюбимую дисциплину скрашивало общение со студентами – в окружении юных мордашек молодеешь сама – потому, наверное, не стареют наши институтские красавицы. Общеизвестно: здесь работают самые красивые женщины города. Например, декан литфака восьмидесятых Людмила Алексеевна Леон – по-нашему «мама Люся», лично для меня – пожизненный пример для подражания.

В этом уголке, на недавней окраине, другая атмосфера – зелень, близость Волги, молодые и нестареющие красивые лица. И – стадион, где выступала двадцатилетней в день ввода в Астрахани цветного телевидения.

Скоро я сюда вернусь.

Вы вспомните меня, деревья!..

Поделиться:


Дина Немировская. Главы из книги «Сквозь призму времени».: 7 комментариев

  1. «С КАЖДОЙ ИЗБОЮ И ТУЧЕЮ,
    С ГРОМОМ, ГОТОВЫМ УПАСТЬ,
    ЧУВСТВУЮ САМУЮ ЖГУЧУЮ,
    САМУЮ КРОВНУЮ СВЯЗЬ».

    У Рубцова в последней строке — «Самую смертную связь»

  2. Вот по сей день не пойму, если цитируешь классика, всего одно лишь слово перефразируя (потому что моя личная связь именно КРОВНАЯ, а не СМЕРТНАЯ), как в таких случаях следует закавычивать цитату?

  3. Точно так же и я могу тебя послать по разным ссылкам. Лень, ограничусь одной: https://clck.ru/HEUSr
    У Рубцова немало вариантов своих строк и строф. Некоторые (единичные случаи) лишь ухудшали первоначальное.

    Передо мной сборник стихов Николая «Посвящение другу» 1984 года. Лениздат с предисловием Сергея Викулова. Стр.158. «Тихая моя родина»
    Связь — смертная.
    Позже пошли искажения. в том числе и в отличной песне, исполняемой Александром Михайловым и др. Трио «Реликт» руководствуется первоисточником — https://www.youtube.com/watch?v=PvCW-y-kv2M

    Я вполне понимаю. почему очень многим не по душе пришлось слово «смертную». «Кровная» — вроде точнее по смыслу. Но Рубцов написал — смертную. Кровная — правильно, но так у прозаиков. Смертная — так у поэта, который обострил восприятие до предела, поскольку сам жил на пределе и предчувствовал жизнь недолгую…
    Больше не дискутирую.

    • Всё же добавлю к своему комментарию, в котором я написал:
      «У Рубцова немало вариантов своих строк и строф. Некоторые (единичные случаи) лишь ухудшали первоначальное.»
      Приведу пример: в этом стихотворении, о котором идёт речь, в своей поздней редакции Николай взял да и выкинул предыдущую — просто гениальную! — строфу:
      Школа моя деревянная!..
      Время придёт уезжать —
      Речка за мною туманная
      Будет бежать и бежать.

Добавить комментарий для Дина Немировская Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *