О том, что бабу Веру ко Дню Победы наградят юбилейной медалью, она узнала от молоденькой почтальонши, ежемесячно приносящей ей на дом пенсию. В свои девяносто лет баба Вера уже не в состоянии была выстаивать длиннющие очереди в малюсенькой, душной комнатушке поселкового отделения Сбербанка, в тесном кругу таких же дряхлых, как и она, стариков и старух. Да если бы там только одни пенсионеры кучковались, а то ведь захаживали туда и бойкие предприниматели со своими налогами, и плательщики «коммуналки», и прочие чудаки, добровольно жертвующие свои кровные копейки под всякие заманчивые банковские вклады.

За долгую, полную невзгод жизнь, назначило государство бабе Вере пенсию, которой ей едва хватало на то, чтобы свести концы с концами и не умереть голодной смертью. Ну, никак не удавалось ей угнаться со своей мизерной пенсией за дороговизной базарных цен, с завидным постоянством взлетающих до заоблачных высот. Да и какие уж там базары могли быть. Давно и позабыла она, когда по этим базарам хаживала. Больные ноги ослабли до такой степени, что не держали её старческое тело. Падала постоянно, и не успевали на её теле сойти одни синяки, как появлялись новые. Дойти до хлебного киоска, что притулился в конце улицы, и то была целая проблема.

Спасибо сыну, навещавшему её по выходным дням и снабжавшему всеми необходимыми продуктами. Сколько раз она молила Бога, чтобы прибрал он её к себе на небеса, помог таки воссоединиться с давно умершим мужем. Но как-то всё недосуг было Всевышнему.    А жизнь пролетела – как один день.   

Вот, кажись, ещё вчера бегала она босоногой девчонкой, строила глазки соседскому мальчику Костику. Такой красивый был мальчишка. Всё мечтала замуж за него выйти. Но Костик так и не дорос до своего совершеннолетия – утонул в двадцать восьмом году, купаясь в Волге. А когда ей самой исполнилось восемнадцать, сосватал её один местный ухажёр. Вот только свадьбу они так и не успели сыграть. Сбежал, стервец, с другой фифочкой, вскружившей его юную голову, так и не познав Вериной девичьей любви.   

В ту пору с её четырьмя классами образования трудно было куда-то устроиться на работу, поскольку и образованных-то безработных было немало. Вот и вынуждена она была денно и нощно вкалывать в прачечной, что приютилась в подвале родительского дома. Родная мать Веры умерла молодой, когда Вере не было ещё и пяти лет, а мачеха, что отец привёл в свой дом, с первых же дней возненавидела падчерицу.

   В тридцать девятом году, когда Вере исполнилось ровно четверть века, в Астрахань по служебным делам заехал дядя – Пётр Михайлович Чугунов. Посмотрел он на то, как батрачит его племянница, да и предложил ехать с ним в Москву. К тому времени в его семье было два сына, а жена была на сносях третьим ребёнком. Очень необходим был их семье человек, который взял бы на себя заботы домохозяйки, повара и няни.

Запускать в дом чужого, непроверенного человека дядя Петя не имел никакого желания, поскольку занимал ответственную должность в НКВД, и лишние глаза и уши в доме были совершенно некстати. Бедная, забитая родственница из провинции – это совсем другое дело.    Не задумываясь, Вера сразу же согласилась на предложение своего именитого родственника. Да и не о чем ей было жалеть, покидая отчий дом, давно ставший для неё чужим.   

Москва поразила молодую Веру широтой светлых улиц, множеством автомашин и стоящими на «пятачках» ОРУДовцами в кипенно-белых мундирах и «котелках» на головах. Вот только недолго она наслаждалась непривычным для неё шумом-гамом столичных улиц. Дядина супруга Лида с первого дня отнеслась к ней крайне настороженно. А как же иначе – в доме появилась молоденькая и весьма симпатичная женщина, за которой нужен глаз да глаз. А ну как начнёт водить в дом «кобелей» – беды не оберёшься! А чтобы у племянницы даже в помыслах не было ничего подобного, впрягла она её с первых же дней в круговерть домашней суеты. Не раз потом пожалела Вера о том, что повелась на дядины уговоры, да вот только прошлого вспять уже не повернуть.

   А в сороковом году дядя Петя как-то сразу исчез из дома. Поначалу Вера испугалась, посчитав, что его арестовали коллеги по работе. В ту пору по ночам за многими приходили, увозя на «воронках» в неизвестность. А чуть позже в газетах появлялись статьи о раскрытии очередного заговора вредителей и врагов народа.    Но дядина супруга, как и прежде, была весела и беззаботна и совершенно не проявляла никакой тревоги по поводу длительного отсутствия мужа. Как-то раз Вера попыталась расспросить её о причинах исчезновения дяди, но Лидия, словно сорвавшись с цепи, набросилась на неё с кулаками, ультимативно запретив впредь затрагивать в разговоре эту тему.  

  Эх, Вера, Вера! Да откуда ж ей тогда было знать, что её дядя, проживая под чужой фамилией в Таллине, создавал резидентуру НКВД, которую потом сам и возглавил. Он очень спешил. На пороге была война, и эту очень важную работу нужно было сделать в самые кратчайшие сроки.  

  А однажды, не стерпев издевательств дядиной супруги, Вера собрала свой нехитрый скарб и съехала с квартиры родственника. По всей видимости, дядя догадывался, что между женой и племянницей взаимоотношения не особо заладились. Ещё до своего таинственного исчезновения он познакомил Веру со своим закадычным другом Василием. В своё время оба служили в пограничных войсках, а после демобилизации по комсомольской путевке были направлены на работу в ОГПУ. Позже судьба разбросала их в разные концы страны, и дальнейшую службу Василий проходил в органах госбезопасности Туркестана. Воевал с басмачами, где и потерял правую руку. После увольнения из органов, Василий вернулся в Москву, где занял должность начальника секретной части на одном из оборонных предприятий.  

  Вера позвонила Василию, и всё ему рассказала. В тот же день он выхлопотал ей место в заводском общежитии, а ещё через пару дней по его же рекомендации, приняли Веру на работу на завод «Геодезия». Завод был номерным, и выпускались на нём различные оптические приборы для военных нужд.    За Верой был закреплён малюсенький токарный станок, размером меньше швейной машинки. Под руководством опытного мастера наставника она обучилась вытачивать крохотные латунные винтики и, спустя каких-то полгода, получила второй разряд токаря.

   По выходным дням Вера наведывалась в квартиру своего дяди. Нет, не ради встречи с его супругой. После всего того, что она натерпелась от этой стервочки, и шагу бы не сделала в опостылевшую квартиру. Но там остались трое карапузов – Вовчик, Мишутка и Игорёк, к которым она прикипела всей душой, и которые отвечали ей взаимностью. Так хотелось их потискать, поиграть с ними в детские игры. Глядя на то, как Вера бесится с детьми, Лидия предлагала ей вернуться в их семью, но Вера все эти предложения пропускала мимо ушей.  

  А потом грянула война.  

  Завод «Геодезия», как и многие другие московские предприятия, был срочно эвакуирован в Свердловск. В открытом поле на окраине города ускоренными темпами возводились корпуса совершенно нового завода. Ещё не были застеклены рамы в цехах, а завод уже выпускал свою продукцию, которая была так необходима фронту. Работали в три смены, без выходных дней. Бригада, в которой работала Вера, выпускала бомбовые прицелы для штурмовиков. Рабочих рук катастрофически не хватало, поскольку при эвакуации завода практически все мужчины остались защищать Москву, а в тыл поехали только женщины.

Чуть позже в их сугубо женский коллектив потихоньку стали вливаться и мужчины. Практически все они были вернувшимися с войны инвалидами – кто без руки, кто без ноги. Но, как говорится: «На безрыбье – и рак рыба». Хоть и особого толка по работе от них не было, поскольку назначались они исключительно на руководящие должности, но для женщин живой мужчина рядом, хоть какая-никакая, но отрада в жизни, а кому-то – и бабье счастье.  

  А когда в сорок втором году на Сталинградском фронте дела пошли совсем плохо, с завода в одночасье исчезли практически все мужики, имевшие до этого бронь. На замену им на завод пришли подростки – фэзэушники. И теперь уже самой Вере пришлось обучать их азам токарного дела. Ох, и намучилась же она с ними в те дни! Полуголодные пацаны засыпали буквально на ходу, ежесекундно рискуя попасть под вращающийся шпиндель станка. Бегала Вера от станка к станку, тормошила их, не давала спать. Но как она ни старалась, за одним пацанёнком всё-таки не углядела. Оторвало ему два пальца, когда, задремав буквально на секунду, сунул он руку со «штангелем» не туда, куда надо.  

  В тот же день «наставнику» пришлось иметь нелицеприятный разговор с начальником цеха, а в довершение ко всему, вызвал её к себе заводской энкавэдешник. Как и полагается по его должности, он с крайней подозрительностью отнёсся к происшедшему, углядев в рядовом ЧП происки невидимого врага. Еле отвертелась тогда Вера от этого зануды.    А буквально через неделю пришлось ей с ним повстречаться ещё раз.  

  В тот день с её сменщицей произошёл сердечный приступ. Ну, а поскольку станок не должен был ни минуты простаивать, пришлось Вере самой заступать в ночную смену. Уже далеко за полночь не заметила, как задремала, и рукой нечаянно смахнула с приставного столика маленькую баночку из-под вазелина, в которую были сложены миниатюрные болтики – норма выработки за две смены. Болтики разлетелись в разные стороны, моментально сгинув в пыли земляного пола. Обливаясь горькими слезами, она ползала на коленях, тщательно просеивая сквозь пальцы каждую пылинку, каждый крохотный комочек земли. Были бы болтики железными, собрала бы она их магнитом от сломанного репродуктора. Но болтики были латунными, и никакой магнит помочь ей не мог.  

  С грехом пополам собрала она несколько десятков винтиков. Но это было намного меньше, чем норма за одну смену. Вера в душе ругала себя за то, что вовремя не сдала дневную норму кладовщику. Но кто знал, что всё так произойдёт.    По поводу случившегося пришлось ей после смены писать «объяснительную» на имя директора завода. Директор, конечно же, вошел в её положение, но на всякий случай отписал бумагу тому самому энкавэдэшнику.  

  И завертелась круговерть. В доходчивой форме чекист объяснил Вере, что за умышленный саботаж и невосполнимый урон, нанесённый обороноспособности страны, ждет её теперь тюремная баланда на ближайшие десять лет. Вера рыдала навзрыд, мысленно представляя, что с ней теперь будет.    Возможно, всё именно так и произошло бы, как обрисовал энкавэдешник.   Но нашёлся на белом свете добрый человек – тот самый однорукий Василий, который заступился за бедную Веру. Нет, её персональное дело под сукно не спрятали, да и вряд ли кто отважился бы на такой шаг. Серьёзное разбирательство с Верой было потом и в завкоме, и в профкоме, но от уголовной статьи она тогда чудом спаслась. Впаяли ей «строгача с занесением» с удержанием заработка за те две злополучные смены.

   После окончания войны многие её друзья и подруги засобирались домой. Правда, не все сразу смогли уехать, и были на то разные причины. Сама же Вера из Свердловска уехала только после ноябрьских праздников сорок девятого года. И как ни звал её дядя Петя обратно в Москву, она твёрдо решила, что никогда больше туда не вернётся. В дядиной семье на ту пору появился четвертый сын – Алексей, и для его воспитания срочно понадобилась нянька. А нянькой в дядиной семье она уже не хотела быть. Её тошнило от одних только воспоминаний о самодурстве капризной Лидии.  

  Вернувшись в родную Астрахань, Вера почти сразу же познакомилась со своим новым соседом. Тот, уехав однажды за «длинным рублём», почти десять лет прожил на Дальнем Востоке. Денег особых так не скопил да и своей семьи не создал. Случайно познакомившись, они встречались совсем недолго, а на майские праздники пятидесятого поженились.  

  За годы совместной жизни всякое в их семье бывало. Нажили двоих детей, построили собственный дом, хозяйкой в котором почти десять лет была свекровь. После её смерти муж почуял волю и частенько стал попивать «горькую». Из тихого, мирного семьянина незаметно превратился в домашнего дебошира и даже пару раз кидался на свою жену с ножом.  

  Но всё стерпела Вера, все невзгоды перенесла. Муж, почитай уже, семнадцать лет, как в могиле лежит. Одна отрада в жизни осталась – взрослые дети. Уж давным-давно они живут своими семьями, есть у них свои дети и даже внуки. По выходным и по праздникам наведываются они всей гурьбой к своей бабуле, устраивая в её доме небольшой кильдим.  

  В канун майских праздников, как обычно, навестили её сын со снохой. Посидели, поговорили, чайку попили. Похвасталась им баба Вера пригласительным билетом, что накануне пришёл по почте. Как ветеран труда и труженик тыла, приглашалась она на торжественное мероприятие, посвящённое вручению юбилейной медали. Уж собралась, было, баба Вера погоревать, что из-за больных ног не сможет пойти на это мероприятие, но сын её успокоил, пообещав в нужный день заехать за ней на машине.    На том и порешили.    Тот день выдался ветреным и дождливым. А когда баба Вера с сыном подъехали к Дворцу офицеров Каспийской флотилии, где и должно было пройти это торжественное действо, к его входу уже подтягивались группы пожилых людей, кто в одиночку, кто парочками, поддерживая друг друга при налетающих порывах ветра.  

  Поначалу всё шло, вроде бы, нормально.    Депутат областной Думы зачитал Указ Президента о награждении участников войны и тружеников тыла очередной юбилейной медалью. Потом он попросил всех присутствующих встать, и из мощных динамиков понеслась мелодия Гимна. Музыка звучала долго, но ветераны всё-таки выстояли и сели только тогда, когда отзвучал последние аккорды.  

  Депутат представил капитана первого ранга – руководителя этого прекрасного Дворца офицеров и девушку, которая, как выяснилось, была первым заместителем Главы районной администрации.    После этого депутат с пафосом в голосе добавил, что ему, как представителю органов государственной власти, вдвойне приятно чествовать награжденных, поскольку именно их голоса на прошедших совсем недавно выборах предопределили его судьбу на ближайшие четыре года.  

  Ляп с вручением юбилейных медалей получился с первым же награждённым. На фамилию Абдуразякова Рамзия Ахмедовна откликнулась бабуля, сидящая в первом ряду. Завидев перед собой вставшую женщину, депутат поздравил её с наградой и вручил юбилейную медаль. Довольная бабуля уселась на своё место и принялась разглядывать награду. Когда депутат вручал уже четвёртую или пятую медаль, к месту награждения доковыляла совсем древняя бабка. Ни слова не говоря, она встала рядом с депутатом и, скрестив руки на груди, стала дожидаться, когда он наконец-то обратит на неё внимание. Завидев её, депутат поинтересовался, чего мол, тебе надо, бабуля, а та и говорит, что пришла вот за медалью, которая полагается ей по Указу Президента, поскольку она и есть та самая Абдуразякова.  

  Сначала была немая сцена. Потом, включив все свои дедуктивные способности, депутат стал разбираться, в чём причина случившегося казуса. Оказалось, что первая бабка была совсем глухая. Посчитав, что выкликнули именно её фамилию, она и встала с насиженного места. Короче говоря, отобрал депутат у «самозванки» медаль и вручил её законной владелице. «Самозванка», конечно, в слезы, а как иначе – медаль отобрали! Депутат вместе с «замшей» стали выяснять, как её ФИО и, найдя их в списке награждённых, вторично вручили бабуле заслуженную медаль. Бабка, вроде бы, успокоилась, но руки у неё после перенесённого стресса ходили ходуном. Дабы не испытывать судьбу ещё раз, бабуля запрятала свою награду от греха подальше в старую дерматиновую сумку, что лежала у неё на коленях.  

  А депутат, тем временем, уже бегал по всему залу, награждая тех, кому по причине преклонного возраста и физической немощи трудно было самостоятельно добираться до сцены.    Утомился, бедолага, пот градом лился по залысинам. Видя, как трудно приходится депутату, на помощь ему пришёл начальник Дворца офицеров. Чуть позже, к этому «конвейеру» присоединилась «замша» из районной администрации. В зале пошла сплошная круговерть – коробочки с медалями так и мелькали в воздухе.   

Баба Вера сидела молча, оглядываясь по сторонам и обиженно поджав губы. Оно и понятно, уже выкликают ветеранов, чья фамилия начинается на букву «Д», а о ней почему-то совсем позабыли. Свои подозрения она высказала сидящему рядом с ней сыну, но тот только усмехнулся и успокоил её, объяснив, чтобы она особо не волновалась. Уж коли приглашение ей пришло по почте, то, значит, и медаль ей обязательно вручат. Всему своё время. Вон, две её соседки – Аншакова и Аршинова – тоже пока ещё ничего не получили и ничего, сидят и ждут, когда до них дойдёт очередь.  

  Но на букве «К» процесс награждения разом закончился, и «замша» из администрации обратилась к присутствующим с вопросом, мол, нет ли среди ветеранов таких, кто остался без награды, поскольку в картонной коробке медалей ещё немало.    Надо было видеть, как она изменилась в лице, когда встала почти треть ветеранов.    Стали разбираться, в чём причина произошедшего сбоя, и оказалось, что забыли наградить тех, кто шёл по второму списку, завалявшемуся в какой-то папке с документами. Это были люди, у которых дома нет телефона, и пригласительные билеты им отправляли по почте, по тому самому списку.

   Награждение пошло по второму кругу. На этот раз и бабе Вере тоже вручили медаль, и она наконец-то успокоилась.    Награждение окончательно закончилось, и «замша» ещё раз обратилась в зал: мол, все ли получили награды? К сцене подошла бабулька – участница войны, вся в орденах и медалях. Пригласительный билет ей почему-то не дали, но она пришла сюда за компанию со своими боевыми подругами. После скоротечного разбирательства выяснилось, что у той бабули фамилия начинается на букву «Ш», а ветеранов с фамилиями на такую букву будут награждать только на следующей неделе. Понурив голову, бабуля вернулась на своё место, а боевые подруги, с которыми она пришла на это торжественное мероприятие, стали её успокаивать. Один ветеран не выдержал всего увиденного и выкрикнул:  

  – Эх! Люди, люди! Даже такое мероприятие не можете провести по-человечески! Ведь в зале свободных мест больше половины. Неужели нельзя было наградить всех в один день?

   Его вопрос так и повис в воздухе без ответа.   

Смутившийся депутат объявил, что для ветеранов сейчас состоится небольшой концерт, на котором им споют их любимые песни военных лет. На сцену вышел полупьяный мужик неопределённого возраста. Пока шло награждение, он постоянно выглядывал из-за кулис. С каждым разом его лицо становилось всё розовей, а нос лиловей. По всему было видно, что артист зря времени не терял. Выйдя на сцену, он затянул под «фанеру»: «Старики, вы мои старики…»

На что «виновники торжества» отреагировали мгновенно. Одни стали бурно возмущаться, мол, это вовсе и не военная песня, другие оскорбились тем, что это за намёки такие, ведь они ещё не совсем старые. По-крайней мере, таковыми они себя ещё не считают!    Не дослушав песню до конца, дедульки и бабульки потянулись к выходу. У певца, видимо, тоже не было особого желания пьяному телепаться по сцене. Допев песню до конца, он промычал в микрофон что-то наподобие: «И-и-и я вас тоже всех поздравляю с праздником» и быстренько удалился со сцены. А награждённые ветераны, оглядываясь по сторонам, без особого энтузиазма заковыляли в гардероб.

Они ожидали, что их, как в прошлый раз, обязательно пригласят за праздничные столы, где смогли бы пообщаться друг с другом, так сказать, в неформальной обстановке, пропустив по рюмочке «наркомовской». Увы, на этот раз застолье не входило в планы организаторов праздничного мероприятия.

   А тем временем в зимнем саду Дворца, под сенью какого-то экзотического южного дерева депутат любезничал с «замшей». По выражению их лиц, можно было догадаться, что тема разговора – отнюдь не о сегодняшнем мероприятии. И уж тем более не о том, как они через неделю будут вручать медали остальным ветеранам – от «Л» до «Я». Идиллию воркующей парочки неожиданно прервал капитан первого ранга. Широким жестом он пригласил обоих в свой, спрятавшийся в глубине фойе кабинет, откуда слабый сквознячок разносил запах свежих огурчиков и ещё чего-то, очень приятно пахнущего.  

  В отличие от тех стариков и старух, что сейчас молча разбредались по домам, для этой «троицы» праздник продолжался. А ветераны… Что ветераны! Через пять их снова пригласят сюда. Может, и столы накроют.

Только вот будет ли кому за ними сидеть?         

Поделиться: