Володька родился в самое неподходящее время, когда в Поволжье свирепствовал повальный голод, не обошедший стороной и его родной Аткарск. Из шести детей в их семье выжили двое – он и младшая сестрёнка Анюта. А потом была война, унёсшая жизнь отца. Мать, ещё до войны не блиставшая здоровьем, получив «похоронку», совсем сдала, и осенью сорок второго года её не стало. Володьку вместе с сестрой определили в детский дом, который, из-за наступающих на Сталинград фашистов, решили эвакуировать в глубокий тыл. То ли в Ташкент, то ли куда ещё подальше. На одном из промежуточных полустанков, где поезд с эвакуируемыми людьми остановился для дозаправки паровоза водой, Володька сбежал.

Сбежал не потому, что не хотел оставаться в детском доме, а потому, что хотел мстить ненавистным фашистам за смерть своего отца. Он ещё не знал, как именно будет это делать, но то, что обязательно убьёт хоть одного фрица, он не единожды представлял в своих детских снах.

Увы, до фронта «народный мститель» так и не добрался. Прежде чем бить фашистов, нужно было хорошенько поесть, а вот этого Володьке не удавалось почти неделю. Перескакивая с шедших на запад поездов и сидя в угольных ящиках, а порой на крыше товарных вагонов, он так и не смог хоть разок набить свой желудок чем-то съестным. И когда эшелон, на котором он ехал «зайцем», остановился на какой-то захолустной казахской станции, решил любой ценой раздобыть хоть кусочек хлеба.

Затея закончилась кражей краюхи хлеба в привокзальном буфете. Вот только не получился из него вор — не успел он откусить от той краюхи, как был пойман с поличным дежурным милиционером.

На этот раз возвращаться ему в очередной раз пришлось в ставший таким ненавистным глубокий тыл, но уже не в детский дом, а в колонию для несовершеннолетних преступников, где и пробыл до весны сорок седьмого года, пока не достиг совершеннолетия.

Сложно представить сейчас судьбу человека, оказавшегося в те далёкие годы за забором «зоны» в возрасте совершеннолетия, когда тебя никто, нигде не ждёт, и никому ты совершенно не нужен. Вот и Володька, переступив ворота колонии, не знал, куда ему податься. Как и прежде, сработал инстинкт голодного желудка, но в этот раз воровать буханку хлеба он не стал, а решил поживиться чем-то более существенным. В первую же ночь нахождения на воле залез в коммерческий магазин, где продавалось шмотьё и прочие дефицитные вещи, не доступные по цене простому советскому человеку.

Залезть-то залез, а вот когда выбирался обратно с узлом краденого барахла, тут-то его и прищучили. Скоротечный суд, приговор и очередные шесть лет лагерей. Ещё будучи в камере СИЗО, ночью Володька пытался влезть в петлю, смастыренную из разорванной майки, но сокамерники не позволили ему этого сделать.

И вновь потянулись дни и ночи отсидки в местах не столь отдалённых. Но в этот раз ему несказанно повезло. Начальник колонии был родом из Аткарска, и когда он узнал всю подноготную земляка, решил оказать ему посильную помощь, дабы годы отсидки на «зоне» не стали для него очередной чёрной полосой в жизни.

Восьмилетку сообразительный молодой человек умудрился закончить за неполные три года, а параллельно получил ещё квалификацию слесаря-сантехника, электрика и газосварщика.

В 1953 году, после скоропостижной смерти Сталина, в стране случилась большая амнистия, но Володька на свободу вышел за месяц до неё, отсидев свой срок от звонка до звонка. Хотя он имел полное право освободиться досрочно, что ему неоднократно предлагал сам «хозяин». Но поскольку Володьку на воле никто не ждал, то начинать жизнь с нуля, да ещё с двумя судимостями, было весьма проблематично. Вот и решил он повременить со своим досрочным освобождением.

А пока он мотал свой срок, «хозяин» не сидел, сложа руки.

Ещё до войны он служил опером уголовного розыска, а когда немцы вплотную подошли к Сталинграду, его и ещё нескольких сослуживцев по отделу УР в составе сводного отряда милиции Саратовского Управления НКВД направили на фронт.

Всю войну прошёл без единой царапины и только в самом её конце, когда их часть вела ожесточённые бои под Будапештом, получил осколочное ранение в плечо. Не смертельное ранение, но осколок перебил какой-то важный нерв, отчего рука навсегда повисла плетью.

После войны продолжил службу в одном из ИТК Оренбургской области. Поначалу «кумом», а когда начальник колонии ушёл на заслуженный отдых, занял его место.

Внимательно изучив личное дело своего земляка, он пришёл к выводу, что этот парнишка ещё не настолько испорчен царящими на зоне порядками, и при определенном раскладе из него может получиться вполне нормальный человек.

Под общеизвестным словом «человек», он не имел в виду то, что простые граждане страны привыкли понимать. На оперском жаргоне «человеком» кликали всех состоящих на связи агентов, и если какой-нибудь оперативный сотрудник в разговоре с сослуживцами произносил фразу: «Встретился с человеком», это означало законспирированную встречу с негласным сотрудником.

А чтобы заключенный проникся доверием к «гражданину начальнику», «хозяин» решил сработать на его родственных чувствах. Он сделал запросы в соответствующие архивы, которые могли бы поспособствовать розыску Володькиной сестрёнки. Но, к великому сожалению, место её нахождения установить так и не удалось.

А Володька, тем временем, зная, что «хозяин» делает ради него такое благое дело, в общении с последним стал информировать своего «благодетеля» о царящих в колонии порядках. Нет, он не «стучал» ему про тех зэков, кто делал «нычки» чая, или даже анаши, но ему претило то, что отдельные военнослужащие и вольнонаёмные сотрудники колонии за определённую мзду занимались непотребными делами, вступая в преступный сговор с осуждёнными. Доходило до того, что они за деньги сообщали им о тех, кто негласно сотрудничал с оперативным составом колонии, после чего следовала череда загадочных самоубийств с предсмертными записками агентов, начинающимися стандартной фразой: «В моей смерти прошу никого не винить…».

В общей сложности, усилиями Володьки было раскрыто с десяток преступлений. Ещё больше преступлений было предотвращено в стадии приготовления, в том числе, вооружённый мятеж с массовым побегом заключённых. И если бы не его записка, которую он передал «хозяину» через тайник в промзоне, то ещё неизвестно, чем бы всё закончилось,

А незадолго до того, как Володьке подошло время освобождаться на волю, из Ставропольского края пришло письмо, где сообщалось, что разыскиваемая им родная сестра проживает в одной из станиц, куда она переехала жить по достижению совершеннолетия. В той станице ещё до войны жили родственники Володькиной матери, о которых он давно уж и думать перестал. Они-то и разыскали Анюту в одном из казахских детских домов.

Радости не было конца. Володька уже представлял, как после освобождения он рванёт к своей сестрёнке, и они, как в прежние времена своего раннего детства, вновь заживут дружно и счастливо. Единственное, что его смущало и угнетало, так это то, что он ей скажет о своём тюремном прошлом. Как-никак, но почти десять лет из жизни вычеркнуто, и придумать что-либо в свое оправданье будет весьма затруднительно. Да ещё неизвестно, как его воспримут дальние родственники. Вряд ли они будут несказанно рады появлению в их семье бывшего уголовника.

Своими мыслями Володька поделился с «хозяином», но тот его успокоил.

— А кто будет знать, что ты сидел в лагере? Если сам не проболтаешься, то никто об этом и не узнает. А чтобы ни у кого не возникло лишних вопросов, я подготовил для тебя весьма надёжные документы, согласно которым ты во время войны был сыном полка в части, где я сам воевал. У нас, кстати, действительно один такой парнишка был в батальоне, почти до самой границы вместе с нами дошёл. Его даже медалью «За отвагу» наградили, только вот вручить так и не успели. Вместе с одним из бойцов пошёл прогуляться в лес, где наш батальон стоял, и оба подорвались на мине, неизвестно кем и когда установленной. Ему даже не успели выписать наградную книжку к медали, которую я сохранил на память, так же, как и саму медаль. Так что теперь ты будешь сыном полка.

— А как же быть с двумя сроками заключения? — не сдавался Володька.

— А что тут особенного, расскажешь сестрёнке, что после войны решил домой вернуться, а в вашем доме какие-то чужие люди живут. Стал выяснять, кто такие и почему заняли чужую жилплощадь, а те в драку. Не вытерпел такого нахальства со стороны «квартиранта», врезал ему в наглую рожу тем, что под руку попалось, а его жинка милицию вызвала. Вот и загремел под фанфары сразу по двум статьям — за хулиганство и нанесение увечий.

В дальнейшем всё так и произошло, и спустя неделю после освобождения Володька сидел за праздничным столом в кругу родственников и своей сестрёнки Анюты, рассказывая увлекательные байки про то, как он воевал на фронте и бил ненавистных фашистов.

Одного только не учёл начальник колонии, слепивший красивую легенду своему агенту, сделавшую банального уголовника чуть ли не героем войны.

А прокол сей заключался в том, что всем, кто находится в местах лишения свободы, после их освобождения выписывается соответствующая справка, где много чего указывается, в том числе, и все статьи УК, по которым в своей жизни привлекался данный человек. Эту справку и затребовал от Володьки местный участковый, прослышавший от всезнающих и дюже болтливых соседей о появлении в станице постороннего человека да ещё и с уголовным прошлым.

Вот тогда-то и узнали Володькины родственники да и Анюта тоже, что «униженного и оскорблённого героя войны» судили не за хулиганство и побои, а за кражи, которые он в своей жизни умудрился совершить дважды. А поскольку статья за кражу подпадала под соответствующие милицейские санкции, участковый тут же взял Володьку под административный надзор, и с этого дня чуть ли не ежедневно стал появляться в их доме, и дал ему ровно месяц на трудоустройство.

Родственники сразу же встали в позу и в ультимативной форме потребовали от «уголовника» покинуть их дом, дабы он своим присутствием не позорил их перед станичниками. Анюта пыталась было защитить его, но родственники и против неё ополчились.

Видя всё это, Володька принял решение съехать не только из дома родственников, но вообще покинуть станицу да и Ставропольский край тоже и уехать, куда глаза глядят, но лишь бы куда-нибудь подальше.

Так он оказался в Астраханской области, где несколько лет проработал газорезчиком на одном из судоремонтных предприятий. Продолжал переписываться с Анютой. Спустя год после того скандального случая, произошедшего с ним, она вышла замуж и переехала жить к мужу в Ставрополь.

А в 1957 году Володьку, ни с того ни с сего, вызовут в Астраханский ГОВД, где оперативный сотрудник уголовного розыска по фамилии Максимов достанет из сейфа папку с документами, которая окажется личным делом агента «Орлянского».

Его, Володькиным личным делом!

В тот день майор Максимов долго беседовал с Володькой. Всё расспрашивал, как у него дела, чем занимается, есть ли семья. На все вопросы Володька отвечал односложно, пытаясь понять к чему весь этот разговор. Майор был отнюдь не глупый человек, сразу понял, что его наводящие вопросы напрягают архивного агента, и, не откладывая в долгий ящик, задал прямолинейный вопрос:

— Как вы посмотрите, если мы возобновим с вами негласное сотрудничество?

Такой вопрос застал врасплох Володьку. Ну ладно колония, там всё было в одну кучу, и чтобы заполучить ту или иную ценную информацию, достаточно было посидеть в курилке в обеденный перерыв и перекинуться парой фраз с нужным человеком. А что он будет делать на воле, у кого и через кого будет выуживать эту самую «ценную информацию»?

Но майор, словно подслушав его мысли, успокоил:

— Я внимательно изучил ваше личное дело и пришёл к выводу, что вы способны вести разработку преступного элемента как по воле, так и по низам.

— Где, где? — переспросил Володька. — По каким таким низам?

— Вот вы сидели на зоне, за колючей проволокой. Разработка нужного человека вами велась в пространстве, ограниченном этой самой колючей проволокой. А на воле таким ограниченным пространством будет камера предварительного заключения или комната временно задержанных в отделении милиции. Надеюсь, я понятно объяснил?

— Это что же, подсадной уткой хотите меня сделать?

— Ну, если вам так угодно, считайте, что подсадной уткой. Только заметьте, чтобы стать ею, надо иметь не только желание, но актёрский талант, способность к импровизации и, конечно же, надёжную и правдоподобную легенду. Но если вы считаете, что такими качествами и способностями не обладаете, то будем считать наш сегодняшний разговор на этом законченным, и мы оба про него забудем раз и навсегда.

Володьку последние слова майора задели за живое. Да что же он, совсем, что ли дебил конченный? Неужто не раскрутит сокамерника на откровенный разговор? Да на зоне он их как семечки щёлкал и как шелуху выплевывал!

Максимов не первый год служил опером УГРО в астраханской милиции, куда поступил на службу по возвращению с фронта в 1945 году. Он мгновенно почувствовал перемену в настроении сидящего напротив него человека. И предчувствия его не обманули…

Спустя пару лет, Максимова повысили в должности, и он отошёл от оперативной работы. А Володька продолжил негласное сотрудничество, но уже с другими, не менее опытными оперативниками уголовного розыска.

А спустя много лет, 7 ноября 1984 года начальник УВД Астраханской области, генерал-майор милиции Максимов Евгений Александрович, находясь на трибуне, что на центральной площади города, обратит внимание на пожилого человека, стоящего за спиной первого секретаря Обкома партии Бородина Л.А. и приветственно машущего рукой идущим мимо трибуны демонстрантам. Внимание генерала привлёк не столько сам человек с алым бантом на лацкане пальто, сколько синюшная от татуировок кисть руки, которой тот размахивал всякий раз, когда из динамиков доносилась очередная здравица.

В тот же день, по завершении праздничных мероприятий, генерал вызвал к себе в кабинет начальника отдела уголовного розыска полковника Журавлёва А.А. и устроил ему разнос.

— Это что за безобразие?! — возмущался генерал. — С каких это таких пор на главной трибуне города, рядом с первыми лицами области стали появляться уголовники? Вы что, хотите неприятностей? Где ваши сотрудники, которые обязаны обеспечивать безопасность при проведении такого важного мероприятия? Почему они пропустили на трибуну зэкушника?

— Извините, товарищ генерал, — возразил Журавлёв, — но мои сотрудники не отвечают за трибуну, они стоят как раз напротив неё, там, где располагается сводный духовой оркестр. А за трибуну отвечают сотрудники КГБ. Именно они сопровождают Бородина и его окружение, когда те проходят из Кремля на площадь, и как к ним примазался этот самый уголовник, надо у них спрашивать.

— Товарищ полковник, не учите меня, кого я за это буду спрашивать. Надо будет, я уже сегодня доложу начальнику Управления КГБ и поставлю его в известность, какие разгильдяи у него работают. Но я не буду этого делать до тех пор, пока Вы мне не доложите о личности этого прохиндея. Вы говорите, ваши опера напротив трибуны несут службу, вот и дайте им задание, чтобы они уже сегодня до конца дня установили его личность. А если потребуется, и самого его доставили ко мне в кабинет. Доклада от вас жду до семнадцати ноль-ноль.

По завершению праздничных мероприятий сыскари не спешили расходиться по домам. Испокон веков в отделе уголовного розыска было заведено неписанное правило — независимо от того как прошла демонстрация, все они были обязаны прибыть к месту службы и доложить о результатах проделанной работы. Вот и сейчас, дожидаясь своего шефа, опера разбрелись по своим кабинетам, втихаря «накатывая» по сто грамм.

Журавлёв, вернувшийся от генерала, был сильно возбуждён, но в своём кабинете не стал собирать весь оперативный состав отдела, а пригласил только начальника отделения «А», который в тот день был старшим группы, обеспечивающей безопасность сводного оркестра.

Пока полковник ставил перед подчиненным задачу — установить личность безвестного уголовника, вероломно прокравшегося на трибуну, тот только рассмеялся.

— А чего его устанавливать, это наш агент «Орлянский». Скажу больше, он на этой трибуне не первый год стоит, и никто его оттуда не прогоняет.

Журавлёв не стал дослушивать капитана, и тут же рванул с докладом к генералу.

— Это какой такой «Орлянский»? — переспросил Максимов, когда Журавлев закончил свой доклад. — Уж не тот ли липовый сын полка?

— Да, он самый, – подтвердил полковник.

— Ну и дела, — рассмеялся генерал. — Вот никогда бы не подумал, что какой-то милицейский агентишка мог обвести вокруг пальцев сотрудников госбезопасности. И как ему это удалось сделать?

— Евгений Александрович, а тут ларец просто открывается. Та легенда с сыном полка оказалась настолько правдоподобной, что «Орлянского» поставили на учёт в военкомате как участника войны, и за прошедшие годы ему вручались все полагающиеся в таких случаях юбилейные медали. И теперь этих медалей у него не меньше дюжины. Ну как могут сотрудники КГБ тормознуть человека с «иконостасом» на груди, который, ко всему прочему, за руку здоровается с первым секретарем Обкома партии?

— Ладно, я всё понял. Начальнику КГБ я, конечно же, докладывать не буду, а «Орлянского» этого вы предупредите, чтобы на майской демонстрации в следующем году я его на трибуне не видел. А если он там вновь появится, то я лично вас накажу. Всё, идите.

Привратности судьбы порой делают такие крутые повороты, которые даже самые наифантазейшие фантазёры не могут придумать.

В МВД СССР в ту пору происходили знаковые события, которые, в итоге, закончились тотальной чисткой рядов высшего руководства министерства. Волна громких увольнений покатилась по всей стране, и в начале 1985 года она докатилась до Астрахани. Генерала Максимова уволили из органов, если не с позором, то уж точно не с почётом, и первого мая 1985 года на торжественных мероприятиях, посвящённых празднованию Дня солидарности трудящихся, на трибуне стоял вновь назначенный на должность начальника УВД полковник Вержбицкий Г.А., совсем недавно возвратившийся из длительной командировки в Афганистан, где он возглавлял секретный отряд особого назначения «Кобальт».

Чуть поодаль он него, аккурат позади первого секретаря Обкома КПСС, виднелась фигура пожилого человека, чья грудь была увешана множеством медалей.

А стоящий напротив трибуны капитан милиции в парадной форме, наблюдая мельком за «сыном полка», а это был именно он, про себя подумал:

«Наши люди везде нужны. Так, на всякий случай».

Поделиться: