Солнечным днём восьмого августа двухтысячного года вся страна узнала о трагических событиях, произошедших в подземном переходе на Пушкинской площади в Москве. Неизвестные террористы, действовавшие по известному одним им изуверскому плану, взорвали мощное взрывное устройство, унесшее жизни и покалечившее более сотни, ни в чём не повинных людей, волею судьбы оказавшихся в то мгновение в месте, где их поджидала старуха-смерть.

Поначалу я как-то не придал особого значения этой трагедии. В ту пору аналогичные взрывы в России случались довольно часто, и моя душевная оболочка успела загрубеть настолько, что перестала излишне эмоционально реагировать на чужое горе. Не последнюю роль в том сыграло моё личное участие в двух войнах, где гибель гражданских людей была делом обыденным. Но вечером того же дня по телевизору показали хронику с места происшествия. Растерзанные, окровавленные тела неизвестных мне людей, возможно, до этого никогда не болевших никакими болезнями, напомнили о не менее страшном, кровавом событии, невольным свидетелем которого я стал в декабре 1986 года.

   По странному, а, может быть, фатальному стечению обстоятельств, обе роковые даты пришлись на восьмое число.

   8 декабря. 08.50 часов утра. Восточная окраина Кандагара.

   С безоблачного неба солнце источает не по-зимнему яркие лучи. На улице градусов пятнадцать тепла, но и это не предел – к полудню наверняка будет под двадцать, а, может, и больше. А что вы хотите? Кандагар – это вам не Караганда, где в это время года держится почти такая же температура, но только со знаком минус.

   Для царандоевских советников этот день начинался так же обыденно, как и все предыдущие. Перекусив на скорую руку и прихватив с собой закреплённое оружие, они неспешно потянулись к южным воротам Кампайна (ООНовского городка), где их уже поджидали советническая «таблетка» и дышащая на ладан ГАЗ-24 – персональная бурубухайка старшего советника.

   Расстояние от Кампайна до провинциального управления Царандоя преодолели без каких-либо происшествий, затратив на всё не более пятнадцати минут. В Дех-Ходже обогнали небольшую колонну бронетехники, передвигавшуюся к местам выставления постов сопровождения. Сапёры, меланхолично тыкающие щупами подозрительные участки разбитой дороги, посторонились, пропуская «камикадзе» из ООНовского городка. Именно таковыми они считали всех военных и царандоевских советников, позволявших себе безответственную езду по заминированным кандагарским дорогам. Вот и сейчас там, где только что проехали царандоевские советники, щуп одного из саперов упёрся во что-то твёрдое. Так и есть – «итальянка».

   8 декабря. 09.30 часов утра. Центральная часть Кандагара.

   Провинциальное Управление Царандоя располагалось в нескольких одноэтажных зданиях, ограждённых общим глинобитным забором. На определённом этапе истории Кандагара в них размещался военно-полевой госпиталь, потом – городской родильный дом. После Саурской революции палаты переоборудовали под служебные кабинеты, где за небольшими письменными столами разместились офицеры многочисленных служб царандоя. Свисающие с потолка, тускло светившие электрические лампочки, вкупе с выходящими в полутёмный коридор окнами-амбразурами, не обеспечивали нормальной освещённости кабинетов. Наверно, именно по этой причине большинство советников старались не засиживаться подолгу в этих мрачных казематах и, подменяя сидячую, канцелярскую работу на живое общение с подсоветными, вырывались вместе с ними на свежий воздух. А если выпадала реальная возможность расслабиться и отвлечься от дел мушаверских, пускались в поход по многочисленным кандагарским дуканам, кантинам и шумным базарам. Не всегда только ради того, чтобы прикупить что-нибудь из экзотических бакшишей, коих в Союзе не было отродясь, а просто поглазеть на изобилие и разнообразие выложенного там товара, вдохнуть неповторимый воздух Востока.

   Наступивший день не был каким-то исключением – советники опербата и спецбата оседлали УАЗики подсоветных и покатили вместе с ними на оперативный простор. Советник тыловика ушёл вглубь двора, туда, где располагалось беспокойное хозяйство царандоевского ложестика (тыловика). Ну, а мне – советнику спецотдела – ничего не оставалось, как идти в кабинет начальника уголовного розыска, к своему второму подсоветному. После недавнего отъезда на родину Володи Головкова, начальник джинаи Асад временно остался без персонального мушавера, и до прибытия из Кабула Володиного сменщика мне было поручено перекрывать вакантную должность, оставаясь при этом советником начальника максуза.

   У Асада меня дожидались бумаги с весьма интересной оперативной информацией. Хочешь, не хочешь, а изучать содержимое суточных оперативных сводок и донесений негласных сотрудников нужно было постоянно, чтобы быть в курсе всех событий произошедших в провинции за последние сутки и, в первую очередь, непосредственно в «зелёнке». Да и вообще, не лишним будет узнать, что там в ближайшее время затевают зловредные «духи»…

   8 декабря. 10.00 часов. Кандагарский аэродром «Ариана».

   – И запомните самое главное! Если вы на высоте ниже четырех тысяч метров не будете вертеть головой на все 360 градусов, а будете жевать сопли, «духи» завалят вас первой же ракетой. Уж поверьте мне, в Кандагаре у них этого дерьма как грязи. Я всё понятно сказал?

   Командир полка изучающим взглядом окинул нестройную шеренгу «салабонов» в званиях от старлея и выше, самому старшему из которых, было, пожалуй, не больше возраста Христа. Пару дней тому назад их вместе с боевыми машинами перебросили из Шинданда в Кандагар взамен лётчиков, убывших в Союз по истечении срока командировки.

   – Времени на раскачку у вас не будет, – сцепив за спиной руки, словно «зэчара» с многолетним стажем отсидки, полковник не спеша прохаживался вдоль стоявшей перед ним шеренги офицеров. – А чтобы служба в «городе-герое» Кандагаре вам мёдом не казалась, к полётам приступите уже сегодня. Техники и оружейники подготовили ваши машины, и теперь только от вас лично будет зависеть выполнение боевого приказа. Поскольку в кандагарском небе вы в основном новички, первый полёт будет осуществляться двумя парами. После отрыва от земли, на форсаже резко уходить вверх. Никаких маневров и пируэтов в воздухе, пока не преодолеете четырехкилометровый потолок. Это мой приказ, обязательный для всех, и кто его не будет неукоснительно выполнять, пусть готовит банку с вазелином. Не хватало мне ещё, чтобы кого-то из вас «духи» завалили на взлёте! Потом плавное отклонение влево с одновременным набором высоты до семикилометровой отметки. Как сидеть на хвосте у ведущего, объяснять не намерен.

   Рассказывая об особенностях полётов в кандагарском небе, командир полка активно жестикулировал правой рукой, воочию показывая подчиненным замысловатые пируэты.

   – Но ещё раз предупреждаю, – продолжил он, – если кто проявит самодеятельность и отвалит за пределы эшелона, карать буду нещадно, властью, данной мне вышестоящим руководством и Уставом. И не надейтесь на то, что за нарушение дисциплины я вас тут же отправлю домой. Не дождётесь! Не сможете или не захотите нормально выполнять поставленные задачи в воздухе, будете кандагарскую землю изучать, ползая по ней своим брюхом. И запомните, я не ваша мамка, а вы не мои детки – соплей, в какой бы форме они ни проистекали, не потерплю ни от кого. Отношение ко всем будет одинаковое, независимо от званий и былых заслуг. Всем всё ясно?

   Лётчикам давно всё было ясно. Они с нетерпением ждали, когда «полкаш» окончит затянувшийся монолог. И как только это произошло, они дружно рявкнули:

   – Так точь тов полк..!

   Довольный чётким ответом своих подчиненных, полковник вскинул правую руку к виску и отдал приказ на боевой вылет.

   8 декабря. 10.30 часов. Центральная часть Кандагара.

   Свесив ноги в люк БТРа и обняв левой рукой ствол КПВТ, Пашка наблюдал за монотонной, полудремотной жизнью, размеренно протекавшей мимо него. Вон, бабай, не спеша крутящий педали китайского велосипеда, проезжая мимо их броника, едва не врезался колесом в откинутую крышку бокового люка. Трое бачей, толкая перед собой арбу с мешками, строят Пашке гримасы. Он повёл стволом своего АКМа в их сторону, и те сразу ускорили шаг, стараясь, как можно быстрее уйти от этого чокнутого шурави, у которого от длительного пребывания на солнце, а, может, от выкуренного чарза, не всё в порядке с головой.

   Из-за угла ближайшего проулка выпорхнула стайка женщин, а, может быть, и девушек, в чадрах зелёного и голубого цветов. Завидев шуравийский бронетранспортёр, они на какое-то мгновение приостановились, но, поняв, что Пашке совершенно до-фени их мелко-грудастые телеса, тщательно скрываемые под «мешками», нарочито громко смеясь, проследовали в сторону располагавшегося неподалеку базара.

   Героически борясь с дремотой, Пашка всем телом завалился вперёд и едва не ударился лбом в крышку люка, толкнув при этом ногой своего командира – «дедулю» Илюху, вальяжно развалившегося на командирском сиденье, за что тут же услышал из его уст тираду из отборного мата.

   8 декабря 10.45 часов. Общежитие военнослужащих Второго армейского корпуса Афганистана.

   Из подвешенного на столбе динамика звучит песня в исполнении популярного когда-то афганского певца. Он был родом из этих мест, но после Саурской революции сбежал в Пакистан, и всё, что о нём напоминало, это магнитофонные кассеты, пылившиеся на прилавках многочисленных кандагарских дуканов.

   Общежитие военнослужащих Второго армейского корпуса, состоящее из нескольких одно и двухэтажных зданий, между собой были соединены таким образом, что с воздуха весь этот комплекс зданий напоминал огромную остроугольную букву «С». Внутренний двор общежития никогда не пустовал. Днём там играли дети военнослужащих, сплетничали меж собой офицерские жёны. Вечерами двор превращался в волейбольную площадку или импровизированный кинотеатр, где экраном служили несколько сшитых друг с другом простыней, прикрепляемых верёвками к глухой стене одного их двухэтажных домов.

   Общежитие напоминало огромную коммунальную квартиру, коих в Советском Союзе в своё время было великое множество. И обязательным атрибутом такой «квартиры», конечно же, была общая кухня. В отличие от подобной советской кухни времен НЭПа, в её афганском варианте не было ни примусов, ни керогазов, ни чугунных эмалированных моек с вечно капающей из кранов водой.

   Командование Второго армейского корпуса создало все необходимые условия, чтобы члены семей военнослужащих не имели проблем хотя бы с регулярным питанием. Часть поступавшей из Советского Союза гуманитарной помощи, в том числе, мука, рис, сахар и жиры, безвозмездно передавалась жильцам общежития. Своеобразный «колпит». Разносолы из этого скудного набора продуктов не делались – обычно это был постный плов да фасолевая похлёбка, которые варили в двух здоровущих казанах, установленных на металлических конструкциях, внешне похожих на таганки.

   Солнце ещё только-только появлялось из-за горизонта, а несколько добровольных поваров из числа постояльцев общежития, сугубо мужского пола, уже приступали к приготовлению пищи. Мыли рис, чистили картошку, лук и морковь, заливали в казаны воду и растительное масло, разжигали под ними огонь. После десяти часов дня, по всей округе разносился запах восточных специй, коими повара изрядно пичкали свои «изысканные» блюда, и вокруг котлов начинали кучковаться женщины, дети и находящийся вне службы военный люд. В руках они держали разнокалиберные миски, котелки и кастрюли. Все затихали в ожидании причитающихся их семьям порций обеда и ужина одновременно. А очередь страждущих с каждой минутой увеличивалась в размерах и ближе к одиннадцати часам напоминала огромную голодную змеюку, изготовившуюся проглотить ароматное варево вместе с казанами.

   8 декабря 10.50 часов. Шестой район Кандагара. Провинциальный Комитет НДПА

   Общевойсковая операция в уезде Даман, начавшаяся в последнюю декаду ноября, формально была завершена. Главная цель её проведения – призыв новобранцев – так и не была достигнута, как, впрочем, не была выполнена и задача номер два – утверждение госвласти в мятежном уезде. Несколько крупных кишлаков, зачищенные от моджахедов, так и не успели обзавестись собственными органами партийной и государственной власти. Как только оттуда ушли советские и афганские войска, они вновь оказались под контролем «духов». Вновь назначенные секретари партийных ячеек освобождённой кишлачной зоны, так и не успевшие подержаться за малюсенькие «рули власти», вынуждены были теперь протирать свои штаны о казённые стулья провинциального комитета НДПА.

   Именно с ними и намерен был встретиться в этот день член Политбюро НДПА — Н.А. Нур. Несколько дней тому назад он прибыл в Кандагар в составе партийно-правительственной делегации, приглашённой руководством провинции на торжественные мероприятия, посвящённые окончанию первого этапа войсковой операции. Вместе с ним из Кабула прилетел министр внутренних дел Гулябзой, высокие чины из Министерства обороны Афганистана. Отдельным «бортом» с группой высокопоставленных военных советников прилетел командующий Сороковой Армии генерал Дубынин.

   На раскинувшемся неподалеку от ООНовского городка пустыре, кабульским гостям была продемонстрирована импровизированная выставка боеприпасов и вооружения, захваченных у мятежников в ходе операции. Правда, кое-что из этого внушительного арсенала было презентовано командованием 70-й ОМСБр из старых запасов, сохранившихся от аналогичной операции, проведённой с месяц тому назад в провинции Гильменд. Но, это так, детали.

   Корреспонденты афганских СМИ, в буквальном смысле слова, растаскивали за руки участников торжественного мероприятия, настоятельно прося их увековечить свои фейсы на фоне очередного апофеоза войны. Затем последовал небольшой митинг, на котором Рафик Нур произнёс пламенную речь. А когда официоз наконец-то закончился, последовали два дня неформального общения взаимодействующих сторон. Сначала данное «мероприятие» происходило у гостеприимных афганцев в Кандагаре, а потом у не менее гостеприимных шурави на Майдане.

   Седьмого декабря обоюдные возлияния благополучно закончились без видимых потерь личного состава обеих сторон, и основная масса гостей улетела в Кабул. Рафик Нур, по одному ему известной причине, задержался в Кандагаре ещё на пару дней.

   Утром восьмого декабря он нанёс визит в провинциальное управление МГБ, где имел приватный разговор с двадцативосьмилетним Тадж Мохамадом, недавно назначенным на пост руководителя этого грозного ведомства. Сведущие люди из числа советников КГБ сразу догадались, что речь на той встрече пойдёт о не совсем простых взаимоотношениях, сложившихся между предыдущим руководителем кандагарского ХАДа полковником Гульханом и командиром отряда малишей Муслимом Исматом. Тем самым Исматом, который в своё время прошёл обучение в одной из Военных Академий СССР, при Дауде дослужился до подполковника, а после Саурской революции возглавил племенное ополчение очикзаев, фактически став полевым командиром антиправительственной оппозиции. В целях повышения авторитета Исмата среди соплеменников, весной 1986 года ему было присвоено звание генерала, и он, вместе со своими нафарами, был структурно подчинён ХАДу.

   Надо хорошо знать менталитет афганцев, чтобы понять, чем всё это закончилось. А закончилось всё грандиозным скандалом со стрельбой в здании ХАДа, после чего Гульхана перевели на службу в Кабул, вроде как на повышение, а Муслим Исмат продолжил и дальше «мутить воду» в провинции.

   В 10.55 часов, попрощавшись с Тадж Мохамадом, Нур сел в предоставленную ему ХАДовскую «Волгу» и в сопровождении машины с вооружённой до зубов охраной, выехал за пределы управления. Езды до провинциального комитета НДПА было не более пяти минут.

8 декабря 10.55 часов. Шестой район Кандагара. Пакистанское консульство.

   Возле ворот консульства скопилась небольшая толпа афганцев сугубо мужского пола. Самому молодому из них на вид было лет шестьдесят, а самому старому – за восемьдесят. И не удивительно, ведь все они были старейшинами пуштунских племен, живущих как на афганской земле, так и на территории Пакистана.

   Явиться столь внушительной толпой в консульство сопредельного государства их понудило последнее решение Пакистанского руководства о введении квоты на пересечение афгано-пакистанской границы. Мало того, что за последний год резко подскочили таможенные пошлины, так теперь ещё и эта напасть. Куда деваться бедным афганцам из кочевых племен, в силу исторически сложившейся ситуации вынужденных по несколько раз в году пересекать невидимую глазу границу? И как быть тем из них, кто не вписывается в дурацкую квоту?

   Именно это и хотели высказать старейшины пакистанскому консулу, но их на территорию консульства не пропускали стоящие у ворот царандоевцы, мотивировавшие свои действия тем, что консул в данный момент находится в отъезде, и вернётся только завтра. Старейшины отказывались в это верить и продолжали настоятельно требовать аудиенции с консулом или его заместителем.

   8 декабря 10.58 часов. Шестой район Кандагара. Гостиница «Аргестан».

   Хозяин гостиницы с облегчением вздохнул. Нежданные кабульские гости, нагрянувшие несколько дней тому назад с визитом в Кандагар и поселившиеся в одной из лучших гостиниц города – его гостинице, наконец-то разъехались по домам. Об их кратковременном пребывании красноречиво свидетельствовали изгаженные ковровые дорожки в гостиничных номерах и изрядно облёванные отхожие места. Имелись и другие «приметы» их бурного времяпровождения, в виде пустых бутылок из-под спиртного, разбитой посуды и даже поломанной мебели, но к этому он давно привык. Самое главное, что не произошло никаких перестрелок между пьяными постояльцами, до сих пор не могущих решить, кто же в стране главнее: халькисты или парчамисты.

   8 декабря 10.59 часов. Наблюдательный пункт Объединённого командного пункта.

   После того, как основная масса кабульских «рафиков» накануне покинула Кандагар, операция в Дамане вступила в завершающую фазу. На этот раз нужно было обеспечить выставление и дальнейшее функционирование постов первого пояса обороны города. Эти посты, точнее, мини-крепости, на южной окраине города существовали и ранее. Надёжно защищённые от внешнего мира высоченными дувалами, посты обороны с засевшими в них сарбозами и царандоевцами доставляли «духам» массу неудобств. И, в первую очередь, их беспрепятственному хождению из «зелёнки» в город и обратно.

   По этой причине, возвращаясь ранней весной из Пакистана, где моджахеды отсиживались всю зиму в лагерях беженцев, пережидая муссонные дожди и наступавшие затем холода, они первым делом начинали методически уничтожать стоявшие на их пути искусственные препятствия. К концу лета в «зелёнке» фактически не оставалось ни одного поста второго пояса обороны, а посты первого пояса обороны представляли собой жалкое зрелище: строения разрушены или взорваны, военная техника уничтожена или разграблена, личный состав постов убит или дезертировал. Для того, чтобы восстановить статус-кво, и затевались ежегодные войсковые операции с привлечением значительных сил не только Кандагарского гарнизона, но и строевых подразделений МО ДРА и Царандоя, прикомандированных из других провинций.

   В 1986 году эта «долгоиграющая» операция растянулась почти на полгода. Основная тяжесть легла на плечи военнослужащих 70-й ОМСБр. Именно им поручалась первоначальная расчистка «зелёнки» от моджахедов, после чего в дело вступали афганские военные и царандой, закреплявшие достигнутые результаты в деле расширения госвласти на кишлачную зону провинции. В ходе таких совместных операций, гибло и калечилось много военнослужащих, как с афганской, так и с советской сторон. Значительные потери несли и «духи».

   Затихнув на какое-то время и зализав кровавые раны, они с ещё большим неистовством брались за привычное для них дело, и всё повторялось заново…

   На НП Объединённого командного пункта находились не менее двух десятков человек. В основном, это были высокопоставленные офицеры Второго армейского корпуса ДРА и их советники. С афганской стороны операцией руководил заместитель министра обороны генерал Абдул Гафур. От советской – заместитель главного военного советника в ДРА генерал Строгов, одновременно являвшийся советником генерала Гафура.

   По радио поступило сообщение, что звено советской авиации поднялось в воздух и готово приступить к выполнению боевой задачи. Генерал Гафур буквально вырвал из рук Строгова микрофон радиостанции и, не дав ему сказать что-либо, гордо произнёс:

   – На связи генерал Гафур. Передаю координаты целей, где сосредоточены силы мятежников.

Генерал передал в эфир закодированные группы цифр, заблаговременно подготовленные одним из офицеров штаба 2-го АК.

   Окинув окружающих его людей взглядом человека, с достоинством выполнившего очень серьёзную миссию, генерал присел к небольшому столику в углу НП и жестом гостеприимного хозяина пригласил к нему генерала Строгова. Предусмотрительный ординарец Гафура уже успел разлить по стаканам горячий зелёный чай.

   8 декабря 11.00 часов. Управление Царандоя

   Тихое шуршание, переходящее в шипящий свист и тут же сменяемое страшным рокотом, заставило всех, кто находился в тот момент в кабинете начальника уголовного розыска Асада, инстинктивно втянуть головы внутрь туловища. Не успев понять, что происходит на улице, они всем нутром ощутили, как земля под их ногами срывается в пропасть. Но уже в следующее мгновение откуда-то из-под земли по ногам ударило, словно кувалдой. Сидящий возле окна переводчик Шарафутдин, вдруг подлетел вверх и, словно в замедленном фильме плавно перелетев через весь кабинет и высадив своим телом деревянную раму, оказался на улице. Ноги переводчика были ещё видны в оконном проёме, а всё пространство кабинета уже наполнилось удушливой пылью, вперемешку с едкой гарью. Дышать стало невозможно, лёгкие зашлись в спазматическом угаре, а глаза накрыла мутная пелена. В последнее мгновение, перед тем как сработал инстинкт самосохранения, и тела присутствующих в кабинете людей самопроизвольно плюхнулись на пол, зрение зафиксировало происходящее в кабинете. Поднятые со стола документы и чистые листы бумаги, вихрем кружась по всей комнате, вылетали в окна. Карандаши и шариковые ручки, мирно покоившиеся до этого в стоявшем на столе органайзере, вместе с самим органайзером полетели на улицу вслед за переводчиком. Фигуры людей, повинующихся невидимой, мощной силе, распластались по полу.

   – Что это было? – вылезая из-под стола, вопрошал Асад.

   Но никто из присутствующих не мог сказать ничего путного.

   – Чё было, чё было, – в проёме окна показалась голова Шарафутдина. – Да бомбят нас наши же летуны. Вон, ещё два самолета летят. Щас как долбанут – мало не покажется! Сматываться надо, пока целы!

   В подтверждение его слов с улицы донёсся вой выпущенных с самолетов ракет, и через несколько секунд раздались взрывы.

   Все устремили свои взоры туда, откуда доносились разрывы.

   Метрах в двухстах, в том месте, где располагалась Шахидан Чоук – площадь Павших, переиначенная военнослужащими Бригады в площадь Пушкина, там, где с незапямятных времен кучковались дуканы, кантины, ремесленные мастерские и просто четырехколёсные телеги с ходовым товаром, в небо поднималось огромное грибовидное облако сизого дыма. Было видно, как в одном месте начался пожар. По всей видимости, это загорелась мануфактурная лавка пожилого индуса, у которого царандоевские переводчики частенько закупали для своих жён и многочисленных родственниц отрезы пёстрых восточных тканей.

   11 часов 03 минуты

   Пашке несказанно повезло – если бы он предусмотрительно не зафиксировал в вертикальном положении бронированную крышку люка, то она под воздействием мощной взрывной волны наверняка переломала бы ему ребра или повредила ноги.

   Дремавший в тот момент Илюха, не сразу сообразил, что происходит за пределами БТРа, и его голова с вытаращенными глазами появилась из люка как раз в тот момент, когда Пашка безуспешно попытался в него заскочить. Совершенно позабыв о субординации, Пашка отвесил своему командиру изрядную порцию матюков и, в мгновение ока оказавшись в спасительном чреве БТРа, занял место стрелка-радиста. В тот момент он ещё не осознавал, что ему предстоит делать в столь неординарной ситуации, поскольку, козе понятно, город бомбят не «духи», у которых самолетов отродясь не было, а летуны с Майдана. Не ясно было только, чьи именно самолеты бомбили – советские или афганские. Дабы вторично не испытывать на собственной шкуре силу ударной волны от падающих с неба бомб, все люки БТРа были наглухо задраены.

   В общей суматохе экипаж совершенно позабыл про механика-водителя Митяя, который незадолго до этого, под предлогом регулировки каких-то там тяг, ловко пристроился под днищем бронемашины. Развалившись на видавшем виды армейском ватнике, он беззастенчиво дрых, сжимая в руке гаечный ключ. О его существовании вспомнили только тогда, когда снаружи послышались гулкие удары по корпусу бронемашины этим самым ключом, и истошный крик Митяя, требовавшего пустить его на законное водительское место. Пашка стал открывать боковой люк, но в этот самый момент услышал знакомый вой. Ещё несколько бомб или ракет стремительно приближались к земле. Пашка вновь захлопнул крышку люка, а Митяй, поняв, что внутрь БТРа ему уже не заскочить, вновь юркнул под бронемашину.

   8 декабря 11.04 часов. Наблюдательный пункт Объединённого командного пункта.

   Строгов и Гафур успели сделать по паре глотков горячего чая, когда за пределами НП раздался мощный взрыв. Стеклянное блюдечко с сушёными орехами и засахаренными косточками урюка подпрыгнуло вверх и опрокинулось, а всё его содержимое рассыпалось по столешнице. Генералы недоумённо переглянулись и, не сговариваясь, кинулись к смотровым щелям. Когда они к ним подбегали, снаружи раздалось ещё несколько взрывов, но на этот раз менее мощных, чем первый.

   НП размещался на скалистой сопке, в непосредственной близости от штаба 2-го АК, и всё происходящее за его пределами просматривалось, как на ладони. Первое, что они увидели, был огромный клуб дыма, поднимающийся вверх грибовидным облаком. Чуть правее были видны ещё несколько небольших дымных облаков.

   Всем сразу стало понятно, что БШУ нанесено не по «духовским» позициям, а по Кандагару. Пока оба генерала приходили в себя от увиденного, звено штурмовиков пошло на новый заход, и первая пара самолетов освободилась от смертоносного груза.

   Генерал Гафур подскочил к микрофону радиостанции и, от волнения позабыв про все свои познания русского языка, прокричал в него:

   – Куда бросай, не туда бросай!

   Генерал Строгов грубо оттолкнул подсоветного в сторону и, буквально вырвав из его рук микрофон, отборным матом обложил советских военных лётчиков, допустивших ошибку при нанесении БШУ.

   Судя по всему, ненормативная лексика генерала подействовала на лётчиков куда более действенно, нежели истошный крик Гафура. Вторая пара самолетов резко взмыла вверх, так и не сбросив ни одной бомбы и не послав на землю ни одной ракеты.

   Все четыре самолёта исчезли из виду и больше уже не возвращались.

   8 декабря 11 часов 06 минут. Управление Царандоя.

   Вместо того, чтобы отсиживаться в помещении «мушаверской», советники, прихватив с собой автоматы, гурьбой выскочили во двор управления. Никто из них не знал, что случится в следующее мгновение, и будут ли советские лётчики заходить на очередное бомбометание. Задрав головы, они отыскивали в небе самолеты, которых не было видно, но был слышан гул работающих на форсаже реактивных двигателей. Наконец-то они разглядели на фоне серо-голубого неба быстро летящие силуэты двух самолётов. В тот момент они уже достигли критической высоты, и на какое-то мгновение словно зависли на одном месте. Пока они наблюдали за тем, как самолёты, слегка завалившись на одно крыло, переходят в пике, откуда-то с севера провыли несколько реактивных снарядов, а, может быть, и ракет, выпущенных с других самолётов. Только после того, как эти ракеты взорвались южнее «площади Пушкина», до их слуха донёсся звук работающих реактивных двигателей ещё двух штурмовиков.

   – Да они что там, о—ли совсем! – невольно выругался старший советник Белецкий. – Быстро всем назад!

   Последнюю фразу он мог и не говорить – советники со всех ног бежали к ближайшим дверям, за которыми можно было укрыться от взрывной волны и осколков. Хотя все отлично понимали, что при прямом попадании даже стокилограммовой бомбы, ни глинобитная стена «мушаверской», ни более крепкие кирпичные стены здания провинциального управления царандоя, не спасут их от неминуемой гибели.

   Поскольку взрывы прозвучали немного дальше, советники подумали, что летуны наконец-то исправили свою ошибку и теперь бомбят «зелёнку». Все стали вслушиваться в доносящиеся с улицы звуки, искренне надеясь на то, что угроза погибнуть под собственными бомбами наконец-то миновала.

   Но не тут-то было. Было слышно, как самолёты пошли на очередной заход.

   Они были ещё высоко от земли, когда за стеной затарабанил КПВТ БТРа сопровождения. Судя по всему, у его экипажа не выдержали нервы и, стреляя в собратьев по оружию, они, таким образом, решили их отогнать подальше от себя. Возможно, что именно упреждающие действия экипажа БТРа возымели действо, и самолёты, сбросив свои бомбы и ракеты значительно дальше, чем во втором случае, улетели на аэродром.

   Все, кто сидел в мушаверской, с облегченьем вздохнули – сегодня был не их день, и судьбе было угодно, чтобы они пережили весь этот кошмар. Теперь им предстояло разобраться в том, что же произошло на самом деле. Белецкий тут же уселся за полевой телефон и стал накручивать ручку индуктора, пытаясь дозвониться хоть до кого-нибудь. Но ни дежурный по царандою, ни командующий ситуацией не владели.

   А тем временем со стороны «площади Пушкина» продолжали подниматься клубы чёрного дыма. Было ясно одно – там, где разорвалась первая бомба, сейчас должно быть очень много человеческих жертв. Ещё не осознавая, как им поступать дальше, советники гурьбой вышли на улицу, и в этот момент увидели, как двое сотрудников спецотдела волокут под руки своего коллегу, старшего лейтенанта Хафизулло. Одежда, открытые участки тела и волосы на его голове были обильно припудрены пылью, и он больше напоминал подвыпившего мельника с мукомольни, нежели офицера спецподразделения. В голове у него торчала толстая деревянная щепа, из-под которой сочилась густая кровь. Хафизулло втащили во двор царандоя, и подскочивший врач стал оказывать ему первую медицинскую помощь. К счастью, щепа не пробила костей черепа, и её извлечение из-под кожного покрова головы заняло несколько секунд. Советник начальника политотдела вытащил из металлического приклада своего автомата индивидуальный пакет, вскрыл прорезиненную упаковку и попытался перебинтовать голову пострадавшему, чем вызвал гнев врача. Он покрутил у своего виска пальцем, давая понять мушаверу, что, прежде чем делать перевязку, сначала надо обработать открытую рану. Достав из медицинской сумки пузырьки с перекисью водорода и йодом, он по очереди вылил их содержимое на кровоточащую рану. Эта процедура наверняка принесла раненому нестерпимую боль, но он и глазом не моргнул, пока врач обрабатывал рану и делал перевязку. Настоящий пуштун!

   Я попросил рассказать, что он успел увидеть на месте взрыва, и Хафизулло поведал присутствующим что по всей площади валяются трупы людей и отдельные части человеческих тел.

   Белецкий тут же отдал распоряжение о немедленной эвакуации всех советников царандоя в расположение Кампайна. Он отлично понимал, что весть о гибели людей мгновенно разлетится по всему Кандагару, и может так случиться, что разъярённые афганцы просто разорвут их в клочья, не дав возможности благополучно добраться до ООНовского городка.

   8 декабря 11 часов 07 минут. 6-й район Кандагара

   Когда на Шахидан Чоук упала первая бомба, во дворе общежития Второго армейского корпуса началась раздача горячей пищи. Вместо того, чтобы срочно укрыться в безопасное место, стоящие в очереди люди стали с любопытством всматриваться в безоблачное небо, отыскивая там самолёты.

   А зря. Буквально через несколько секунд во двор общежития залетели две ракеты. От их взрыва образовалось множество осколков, ставших причиной гибели и получения ранений большим количеством людей. Одна ракета взорвалась возле казана с фасолевой похлёбкой и разорвала его на несколько частей. Те люди, что стояли ближе всех к кухне, кроме тяжёлых ранений и увечий от осколков ракет, получили ещё и сильные ожоги от расплескавшейся из котла кипящей пищи. Пострадало очень много детей в возрасте от девяти до тринадцати лет, поскольку именно их больше всего стояло в той очереди за горячей пищей.

   Уцелевшие люди метались по всему двору, пытаясь оказать хоть какую-то помощь раненым. Женские вопли и детские крики неслись со всех сторон…

   По роковому стечению обстоятельств, одна из ракет угодила в гостиницу «Аргестан». Она влетела в окно комнаты, где в тот момент находился её хозяин. Взрывом ему оторвало голову и правую руку, а всё тело изрешетили осколки. Загорелись занавески на окнах, ковры на полу и стоящая в кабинете мебель. Вторая ракета, выпущенная тем же самолётом, угодила во двор Пакистанского консульства и превратила в руины общественный туалет. Стоявших у ворот консульства старейшин от неминуемой гибели спас кирпичный забор, возле которого они стояли, настоятельно добиваясь аудиенции у консула. Через минуту после взрыва никого из них у тех ворот и близко не было…

   Рафик Нур едва успел миновать на своей автомашине недостроенное шестиэтажное здание в шестом микрорайоне, где на третьем этаже размещалось кандагарское телевидение, когда всю округу потряс мощный взрыв на Шахидан Чоук. Водитель инстинктивно надавил на тормоза, и машина, слетев с дороги на обочину, одним колесом угодила в небольшой арык. Все, кто сидел в «Волге», выскочили наружу и на всякий случай стали подыскивать безопасное место, куда можно было плюхнуться, если бомбы начнут падать совсем рядом. Услышав вой выпущенных с самолетов ракет, афганцы попадали в пересохший придорожный арык. Но ракеты, пролетев буквально над их головами, разорвались метрах в двухстах от того места, где они находились.

   Когда БШУ наконец-то закончилось, «Волга» была освобождена из арычного плена и продолжила своё движение в сторону здания провинциального комитета НДПА, до которого оставалось метров триста. Уже на подъезде к зданию Нур обратил внимание, что массивная бетонная балка, перекрывавшая сверху парадный вход, переломилась на две части и обрушилась вниз. Вместе с ней обвалилась и часть кирпичной стены второго этажа. Поскольку вся сила взрыва ракеты пришлась именно на эту бетонную балку, пожара внутри помещения не произошло.

   Партийным клеркам, дожидавшимся приезда члена Политбюро на парадной лестнице провинциального комитета, здорово повезло. Первый взрыв на Шахидан Чоук загнал всех внутрь здания, и они успели попрятаться по многочисленным кабинетам. Не сделай они этого вовремя, сейчас лежали бы все трупами на ступенях парадной лестницы. Незначительные осколочные ранения получили офицер и сержант из царандоевской отдельной роты охраны, дежурившие в тот момент у въездных ворот.

   8 декабря 11 часов 07 минут.

   После того, как самолёты отбомбились по второму разу, Пашка откинул боковой люк БТРа, и лежавший под днищем бронемашины Митяй, не дожидаясь особого приглашения, в мгновение ока заскочил внутрь. Пашка стал внимательно наблюдать за летающими в безоблачном небе самолётами и, когда понял, что они вновь заходят на бомбометание, грязно выругавшись, занял место у пулемёта. Он отлично понимал, что не сможет поднять ствол КПВТ на такой угол, когда выпущенные из него крупнокалиберные пули смогли достичь самолетов. Да он и не задавался целью сбить их. В пулемётной ленте КПВТ каждый третий патрон был с трассирующей пулей, и летуны просто не могли не заметить, что в их сторону кто-то стреляет. Может быть, хоть это возымеет действо, и у этих мудаков начнёт работать соображалка, насчет того, что они делают что-то не то.

   С этими мыслями Пашка надавил на кнопку электроспуска и, в божий свет как в копеечку, выпустил длинную очередь смертельно опасных «шмелей».

   Кто знает, Пашкина ли стрельба или что-то иное повлияло на ход дальнейших событий, но вторая пара самолётов на бомбометание не пошла. Выйдя из пике, они взвились высоко в небо и исчезли из виду.

   Окончательно убедившись в том, что бомбёжка города наконец-то прекратилась, все члены экипажа БТРа вылезли наружу. Мимо их бронемашины в сторону «площади Пушкина» бежали афганцы. Они размахивали руками и громко кричали. Один престарелый бобо, подскочив к БТРу, попытался ударить Илюху сучковатой палкой. Тот успел увернуться от удара, ловко перепрыгнув на другую сторону бронемашины. А бобо, тем временем, потрясая палкой над головой и посылая проклятья в адрес шурави, устремился за бегущими людьми.

   Поняв, что ситуация развивается не ахти какая, Илюха решил доложить по рации своему командиру, но, надев наушники гарнитуры, он услышал там отборный мат, исходящий одновременно от нескольких корреспондентов. Все крыли «доблестных» летунов с Майдана и всю военную авиацию Советского Союза.

   Командир какого-то экипажа из группы сопровождения требовал срочно предоставить санитарку, чтобы увезти раненого бойца. Другой запрашивал «добро» на пропуск автоколонны, прошедшей мимо поста ГСМ и вплотную приблизившейся к «Чёрной площади». На этот запрос тут же последовал вполне адекватный ответ комбата, пославшего умника в то самое место, откуда он появился много лет тому назад.

   Илюха понял, что сейчас не то время, когда можно что-то спрашивать, и, надавив тангенту гарнитуры, чётко доложил о том, что в его экипаже потерь нет, и он готов к дальнейшему выполнению поставленных задач.

   Как ни странно, но комбат расслышал его доклад и приказал оставаться на связи, докладывая через каждые десять минут обо всём, происходящем вокруг поста. Если случится что-нибудь из рук вон выходящее – докладывать немедленно.

   Пока Илюха общался с командованием, Пашка наблюдал за происходящими на улице событиями. Вот какой-то бородатый мужик быстро несёт на руках молодую девушку. Пашке почему-то показалось, что это была одна из тех самых молодух «в мешках», что совсем недавно проскочили мимо их БТРа в сторону «площади Пушкина». На этот раз «мешка» на девушке не было, и Пашкиному взору открылось окровавленное лицо совсем юной девушки и длинные чёрные волосы на голове, сплетенные во множество тонких косичек. Была она жива или мертва, определить было трудно. За мужиком семенила женщина лет сорока. Она почему-то тоже была без «мешка», что для Кандагара было весьма неестественно. Женщина кричала во весь голос и рвала на своей голове волосы.

   От всего увиденного Пащке стало не по себе, и он сполз внутрь БТРа. Теперь из люка торчала только одна его голова в каске. Мысль о том, что «духи» запросто могут обстрелять их из-за дувала с противоположной стороны дороги, заставила его сконцентрировать на нём всё свое внимание и, крепко прижав к груди автомат, снять его с предохранителя…

   8 декабря 11 часов 10 минут

   Не дожидаясь дальнейшего развития событий, царандоевские советники на двух машинах срываются от здания провинциального управления и на всех парах летят в ООНовский городок. В их числе нет только двух советников опербата и спецбата, убывших в подразделения своих подсоветных. Но с ними всё намного проще, поскольку эти подразделения располагаются за пределами восточной окраины Кандагара, и, чтобы советникам вернуться в Кампайн, вовсе не обязательно появляться в городе.

   А на улице, по которой едут советники, уже беснуется толпа разъярённых афганцев. Они едва не бросаются под колёса проезжающих советнических машин, забрасывая их всем, что попадается под руку. Один такой «снайпер», изловчившись, бросил вдогонку уезжающей Волге приличный по размеру камень. Вдребезги разбив заднее стекло машины, булыжник угодил в затылок сидящему на заднем сиденье переводчику.

   В такой ситуации какие-либо разборки с обидчиком неприемлемы, и мушаверы без остановки летят дальше. Камень – не пуля, а шишка на голове – не смертельная рана. Самое главное – как можно быстрее покинуть город.

   Облегчение наступает только после того, как преодолён пост на Дураи. Ещё пару минут, и машины оказываются в ООНовском городке. Все с облегчением вздыхают. Они ещё не знают, что через пару часов «духи» выпустят по городку несколько десятков реактивных снарядов, и им до самой темноты придётся отсиживаться на своих виллах, ежесекундно рискуя быть погребёнными под многотонной кучей старых покрышек, пустых артиллерийских гильз, камней и прочего хлама, что они ранее затащили на плоские крыши своих жилищ.

   8 декабря 11.11 часов. Наблюдательный пункт Объединённого командного пункта.

   Генерал Строгов готов был руками задушить своего подсоветного, но стоявшие рядом с Гафуром телохранители предупредительно направили в его сторону автоматы, давая тем самым понять, что они не остановятся ни перед чем, если с головы охраняемого ими генерала упадёт хоть один волос. Строгов грязно выругался и, подскочив к топографической карте, потребовал от Гафура ту самую записку с координатами, которую он озвучивал советским лётчикам. Подсоветный безропотно отдал генералу бумажку с координатами целей в «зелёнке», и тот тут же стал сверять их с картой.

   – Какой мудак это писал? – Строгов сунул бумажку в нос Гафуру. – Это ж надо до такого додуматься – все цели указаны с ошибкой по параллелям в пять километров! Генерал, у тебя-то где были глаза, неужели так трудно было сверить эту галиматью с картой?

   Строгов сыпал тирады из отборного мата, совершенно не замечая находящихся на НП афганских офицеров и их советников. Гафур, тем временем, стоял по стойке «смирно», молча выслушивая нелицеприятные высказывания в адрес своей персоны. А что можно было возразить советнику, когда произошёл такой прокол – действительно, не сверил координаты целей с картой, понадеялся на своих подчинённых из штаба корпуса, а они так его подставили.

   – В общем, так, – перебил его размышления Строгов, – вы сейчас немедленно едете к генералу Улеми и сообщаете ему, что город разбомбила пакистанская авиация. Со своей стороны я сделаю всё, чтобы эта брехня была подтверждена соответствующими службами радиолокационного наблюдения в кандагарском аэропорту. Надеюсь, что этот разговор останется между нами. Наши советники трепать языками не будут, я лично позабочусь об этом. С вашей же стороны рекомендую сделать все, от вас зависящее, чтобы эта история с бомбардировкой города советскими самолётами уже сегодня не загуляла бы по всем кандагарским базарам. И в первую очередь предупредите своих подчинённых, находящихся сейчас на НП, чтобы они забыли о том, что здесь сегодня видели и слышали. Я всё понятно сказал?

   Гафур затряс головой, соглашаясь с советником и, не откладывая в долгий ящик, озвучил пожелание Строгова афганским офицерам, добавив от себя, что он лично расстреляет всякого, кто допустит утечку информации, которая с этого момента засекречивается на всю оставшуюся жизнь.

   11 часов 20 минут. Западная окраина Кандагара. Площадь Пуштунистана, она же — «Чёрная площадь».

   В этот день «духи» не планировали нападение на проходящую через город советскую автоколонну с грузом. Из достоверных источников они знали, что в тех машинах не было особо ценного военного груза, который мог их заинтересовать, и за захват или уничтожение которого их полевые командиры могли отвалить немалые деньги. Автоколонна на две трети состояла из афганских автомашин, доставлявших из Туругунди «гуманитарку», консервированные продукты питания и вещевое имущество для афганских вооружённых сил и царандоя. Не было никакого смысла рисковать своими жизнями ради какого-то барахла, тушёнки или сгущёнки – спустя некоторое время, они и так оказывались на прилавках контролируемых ими дуканов.

   Моджахеды решили немного расслабиться и отдохнуть от дел праведных. Тем более, что наступила середина недели по лунному календарю, а это означало, что в этот день не стоило начинать никаких серьёзных дел. И по этой причине многие из них отдыхали – кто в кишлачной зоне, а кто и в самом Кандагаре. Попивая чай и куря чарз, они вели размеренные разговоры с соплеменниками, обсуждая не совсем простую тему с ситуацией в улусвали Даман, где совсем недавно многие из них лишились крова. Если раньше шурави и правительственные войска бездумно бомбили в кишлаках всех подряд, то на этот раз они пошли на хитрость. Особых бомбёжек и артобстрелов не было, но, тем не менее, при проведении операции по призыву местного населения в действующую армию и царандой, правительственные войска и шурави впервые применили тактику адресного нанесения ущерба имуществу моджахедов. Выяснив заранее, какие дома в «зелёнке» принадлежат семьям моджахедов, они взорвали их в ходе операции или стерли с лица земли танками или другой тяжелой техникой. И куда теперь податься бедному моджахеду, когда на носу надвигающаяся зима? Не на улице же жить?

   Примерно такие разговоры и велись в тот день в многочисленных кандагарских питейных заведениях. И если бы не эта бомбежка города, то и не возникло бы в их головах дерзких мыслей на незамедлительное отмщение.

   Но, увы, – что случилось, то и случилось, и моджахеды не могли упустить момента, чтобы не заявить о себе во весь голос. И они этим воспользовались со свойственной им оперативностью.

   Когда на землю упала первая бомба, автоколонна уже преодолела перевал возле заставы «ГСМ», и её головная часть втянулась на «Чёрную площадь». Взрыв авиабомбы и последовавший затем пожар в центре города хорошо были видны всем советским военнослужащим, что сидели в кабинах автомашин и на бронетехнике. Головной БТР сопровождения резко затормозил, а за ним остановились вся колонна.

   Пока по рации выясняли причину бомбардировки города и запрашивали «добро» на дальнейшее продвижение по его улицам, время неумолимо шло. Когда всем стало понятно, что БШУ по городу больше наноситься не будет, наконец-то поступил приказ на продвижение. Правда, двигаться по городу разрешили только афганским машинам, которые везли имущество для Второго Армейского корпуса ДРА. Им не нужно было преодолевать площадь Пушкина, и по этой причине они фактически ничем не рисковали.

   Но духам было неведомо, что за решение приняли шурави, и, как только колонна продолжила движение, из «зелёнки» прозвучал выстрел РПГ. Граната РПГ угодила в наливник с солярой, и он заполыхал ярким факелом, заполняя всю округу чёрным едким дымом. С перепуга афганские водители погнали свои автомобили с бешеной скоростью, что и спасло их от неминуемой гибели. Духи ещё пару раз выстрелили по колонне, но на этот раз безрезультатно.

   Автомашины из состава советской автоколонны по решению командования завернули обратно и несколько ближайших дней и ночей находились под усиленной охраной военнослужащих одной из советских застав.

   8 декабря. 16.00 часов. ООНовский городок.

   Именно в это послеобеденное время практически каждый день все советники царандоя собирались в относительно большой комнате, одновременно служившей им комнатой для совещаний, «ленинской комнатой», «красным уголком» и просто местом коллективных посиделок по праздникам, дням рождения и прочим торжественным случаям.

   Время «посиделок» назначалось не с кондачка. Совещания и партийные собрания проводились между вечерним и ночным намазами. У «духов» это время было отведено для отдыха, и они практически никогда не вели активных боевых действий и обстрелов советнического городка. Пожалуй, самым нестабильным в этом отношении был получасовой промежуток времени до начала ночного намаза. Он совпадал с заходом солнца за горизонт, и наблюдатели, ослеплённые его ярким свечением, лишались возможности засекать места пуска ракет из «зелёнки». Об этой особенности знали сами «духи», приспособившиеся за полчаса до последнего намаза отсылать шурави свои смертоносные бакшиши. Советникам нужно было успеть уложиться в относительно небольшой промежуток времени, чтобы до очередного обстрела городка разбрестись по своим виллам, и уже там, укрывшись в надежных убежищах, вести счёт рвущимся ракетам и минам.

   Не исключением был и этот день. Едва приехав в городок, Белецкий предупредил подчинённых об общем сборе в «ленинской комнате» в строго обозначенное время. Тема разговора – сегодняшние трагические события в городе.

   Незадолго до этого, всех руководителей советнических коллективов на своей вилле собрал старший партийный советник. Он-то и озвучил присутствующим версию с бомбардировкой города пакистанскими лётчиками. Белецкому оставалось только довести её до сведения своих подчиненных, что он, собственно говоря, и сделал, предупредив каждого о персональной ответственности за излишнюю откровенность с подсоветными. Кроме этого, он сообщил о том, что из Кабула пришла шифровка, запрещающая в ближайшие три дня выезд царандоевских советников в город. Последняя новость всеми присутствующими была воспринята с нескрываемым воодушевлением.

   А через полчаса после того, как советники разошлись по виллам, ООНовский городок подвергся интенсивному ракетному обстрелу. В тот вечер на относительно небольшой территории Кампайна разорвалось около двух десятков ракет, и примерно столько же ракет упало на окружавшем его со всех сторон пустыре.

   Жертв среди советников, переводчиков и военнослужащих из взвода охраны городка, а также разрушения их жилищ, удалось избежать. Судя по всему, духи стреляли для острастки, и у них не было времени на то, чтобы хорошенько подготовиться к этой акции отмщения.

   9 декабря. Кандагар.

   На утреннем сеансе радиосвязи с Кабулом поступила шифровка – руководитель Представительства МВД СССР генерал Егоров потребовал от Белецкого срочно представить исчерпывающую информацию о военно-политической обстановке в Кандагаре, складывающейся после вчерашней бомбардировки города.

   Судя по всему, в Кабуле обстановка складывалась не ахти какая. Ещё накануне постояльцы Кампайна стали очевидцами того, как афганские машины скорой помощи беспрестанно метались между городом и аэропортом. Их было недостаточно, чтобы доставить на Майдан всех пострадавших, с последующей их отправкой на лечение в Кабул, и по этой причине были задействованы обычные бурубухайки и даже бронетехника. О том, сколько людей пострадало, можно было судить по беспрестанно приземлявшимся и взлетавшим военно-транспортным самолётам ВВС ДРА. Можно было себе представить, что в тот момент происходило в Кабуле.

   Виктор Степанович попытался связаться по телефону с генералом Хайдаром, или хотя бы с его заместителями, но никого из них так и не смог застать на рабочих местах. От дежурного по управлению он также не смог добиться ничего путного, так что докладывать в Кабул фактически было нечего.

   На его радость и на мою беду, у ворот Кампайна появилась машина спецотдела. То Аманулла решил навестить своего мушавера и проинформировать его о складывающейся оперативной обстановке в городе и провинции. Белецкий тут же взял его в оборот и стал допытываться о последствиях вчерашней бомбардировки. Аманулла на его вопросы отвечал односложно, и из сказанного им было совершенно непонятно, что реально происходит в городе.

   В данной ситуации старшему советнику царандоя не оставалось ничего иного, как предложить мне поехать с Амануллой в город, чтобы лично во всём разобраться.

   Делать нечего – приказ есть приказ. Несколько минут у меня ушло на переодевание в афганские дреши, чтобы хоть как-то скрыть свою шуравийскую внешность, после чего мы тронулись в путь.

   До центра города добрались без эксцессов. Складывалось впечатление, что жителям города было до лампочки, кто едет в старенькой легковушке с царандоевскими номерами. Я попросил Амануллу провезти меня без остановки мимо того места, где вчера упала бомба. Каково же было моё удивление, когда вместо огромной воронки я увидел совершенно ровную площадку. О том, что в том месте вчера упала мощная авиабомба, свидетельствовали развалины дуканов, полукругом примыкавших к площади с севера. Не знаю, когда афганцы успели закидать землёй такую огромную яму, но то, что она бесследно исчезла, – факт был неоспоримый. По ней успела проехать не одна машина, и каменистый грунт укатался до такой степени, что его ничто не отличало от остальной части дорожного полотна.

   Когда я ещё только ехал в Кандагар, в воображении представлялись картины одна страшнее другой. Почему-то подумалось о том, что возмущённые горожане сейчас митингуют на всех перекрёстках, посылая проклятья в адрес говласти, и особенно – шурави. Но ничего подобного в городе я не увидел. Более того, меня поразило то безмятежное спокойствие, которое буквально витало в воздухе. Кто знает, возможно, это было связано с отсутствием в городе афганских военнослужащих, царандоевцев и, уж тем более, – шурави.

   Следуя рекомендациям Белецкого, я на несколько минут заскочил в Царандой, где из ответственных руководителей управления застал только Асада. От него-то я и узнал, что руководством Афганистана принято решение о выделении трех миллионов афгани на выплату пособий родственникам погибших и возмещения ущерба за уничтоженное имущество. Асада обязали проконтролировать процесс раздачи казённых денег, чтобы чиновники, как это частенько за ними водится, не растащили их по своим бездонным карманам.

   Уже возвращаясь обратно в Компайн, я обратил внимание на два УАЗика Второго армейского корпуса ДРА, следовавших встречным курсом нашей Тойоте. В одном из них сидели военные советники из нашего городка. Судя по всему, не только мне поступила команда «прозондировать» складывающуюся общественно-политическую ситуацию в городе.

   Обо всём, что мне удалось увидеть в городе и услышать лично от Асада, я доложил Белецкому, а тот по инстанции сообщил в Кабул. Чуть позже стало понятным, почему руководство Представительства так настоятельно потребовало от нас столь оперативного доклада.

   Накануне, в ряде афганских воинских частей, дислоцирующихся в Кабуле, поднялась буза. Прослышав про бомбардировку Кандагара, военнослужащие отказывались выполнять свои служебные обязанности. Более того, отдельные афганские лётчики и офицеры из подразделений ПВО заявили о том, что будут сбивать все советские военные и гражданские самолеты, пытающиеся сесть в Кабульском аэропорту, где, в это время, беспрестанно приземлялись «борты» из Кандагара.

   Кабульские больницы и госпитали были переполнены пострадавшими в Кандагаре. Многим из них мест в больничных палатах не хватило, и их разместили в коридорах и даже во дворах, уложив на раскладушки и ватные тюфяки.

   О том, что по Кандагару было нанесено БШУ, местные жители забыли практически сразу, как только схоронили погибших родственников. У воинствующих пуштунов не принято подолгу скорбеть по усопшим и убиенным.

   Передвижение советских военных колонн через несколько дней было возобновлено.

   Кабул, как и обещал, выделил три миллиона афгани, но до семей пострадавших эти деньги так и не дошли. Старшего лейтенанта Азифа из отделения по расследованию экономических преступлений, попытавшегося найти «ноги» этих денег, неизвестные лица расстреляли недалеко от дома, в котором он жил с семьёй. Сиротами остались трое малолетних детей.

   Через пару недель на месте бомбардировки «площади Пушкина» появились строительные леса, и закипела работа по строительству двухэтажного торгового комплекса. Среди кандагарцев пронесся слух, что какой-то местный чинуша буквально за бесценок скупил землю под разрушенными дуканами и кантинами, и на их месте решил возвести свой собственный магазин. Средства на его строительство он попросту украл из тех самых денег, что должны были достаться пострадавшим от БШУ. Прознав про это, «духи» отловили мздоимца, и по решению исламского суда его прилюдно казнили в одном из пригородных кишлаков. Строительство магазина прекратилось буквально в тот же день, а чуть позже исчезли и строительные леса – местные жители использовали их в качестве дров для отопления своих домов.

   Что стало с советскими лётчиками, нанёсшими БШУ по городу, так никто и не узнал. Поговаривали, что их откомандировали в Союз, но никто не смог сказать ничего конкретного об их дальнейшей судьбе.

   Кандагар во все времена надёжно хранил свои тайны.

   Сохранил он и эту маленькую тайну.

Поделиться: