Анатолий Воронин. «Монета». Рассказ.

Владимир родился в ночь с 21 на 22 июня 1941 года, когда спящие граждане страны ещё не знали, какая беда обрушится на них через пару часов, а его мать кричала в городском роддоме, рожая первенца, словно предчувствуя эту самую беду.

В тот момент она и предположить не могла, какому монстру даёт жизнь, а если б знала о том, то наверняка аборт заблаговременно сделала, либо убила его ещё в младенческом возрасте, чтобы не увидел он свет Божий.

Его отец — Николай, участник финской войны, лишился ноги и, выписавшись из военного госпиталя, вернулся в родную Астрахань. Там он и познакомился с молодой девушкой, которая почти полгода ухаживала за ним, когда он приходил в больницу на перевязку долгое время не заживавшей культи.

А когда все эти мучения наконец-то закончились, между ними произошло что-то большее, нежели отношения пациента-инвалида и медицинской сестры. Одним словом, полюбили они друг друга и решили пожениться.

С продолжением рода не стали затягивать, и уже в конце сентября Вера забеременела. Беременность проходила тяжело, изматывая её до такой степени, что у неё не единожды возникала мысль прервать её. Прознав про подобные криминальные мыслишки своей супруги, Николай заявил, что если она это сделает, то он порешит её, а потом и на себя наложит руки.

Военное время для Веры выдалось крайне тяжёлым. Круглосуточные дежурства в военном госпитале чередовались с домашними заботами. А тут, ко всему прочему, супруг словно слетел с катушек. Скорешевался с таким же, как и он сам, инвалидом, вернувшимся из Сталинграда без обеих рук, и теперь их можно было постоянно видеть на городском кладбище, где они просили милостыню. Собранные деньги в тот же день пропивали и частенько оставались ночевать на кладбище, присмотрев для этих целей заброшенный склеп. А однажды, употребив какую-то алкогольную отраву, они так и не проснулись в своем убежище. Только спустя несколько дней их случайно обнаружили кладбищенские могильщики.

Не зря же говорят, что яблоко от яблони не далеко падает. Война уже давно закончилась, и, казалось бы, жизнь в стране стала налаживаться. В стране — может быть, но только не в семье Веры. Сын рос хулиганистым, в школе учиться не хотел и, начиная с третьего класса, все последующие годы слыл «второгодником».

К пятнадцати годам кое-как осилил шестой класс, да и то не до конца. Спутался с такими же хулиганами, как и он сам, и однажды эта компания избила и ограбила пьяного мужчину. В итоге из школы его исключили, а за совершённое преступление суд назначил ему три года лишения свободы с отбыванием наказания в колонии для несовершеннолетних преступников.

Освободился, но на свободе пробыл недолго. Буквально через месяц его задержали за драку, которую он устроил в пивнушке. На этот раз его судили за хулиганство и нанесение телесных повреждений. Правда, срок дали небольшой, и уже в конце 1960-го года он вновь оказался на свободе.

Пока сидел в местах не столь отдаленных, нахватался воровских понятий и, следуя им, устраиваться на работу не желал из принципиальных соображений. А однажды он залез в дом к недавно умершей соседке, долгое время занимавшейся попрошайничеством возле кладбищенской церкви. Ничего ценного там он так и не нашёл, если не считать старого помойного ведра, доверху наполненного медными монетами достоинством в одну и две копейки. Прихватил его чисто машинально и, принеся домой, спрятал в сарае для дров.

А спустя несколько месяцев в стране случилась денежная реформа, и вся эта медная мелочёвка чудесным образом подорожала в десять раз. Когда он об этом узнал, то стал сбывать её в магазины, покупая спиртное, или в ближайшую от его дома пивнушку, где был частым посетителем. Прослышав про то, как удачно разбогател их собутыльник, завсегдатаи пивнушки дали ему погоняло «Монета», которое на всю оставшуюся жизнь стало его вторым именем.

Всё хорошее рано или поздно заканчивается. Монеты из помойного ведра Владимир довольно быстро потратил далеко не на благие дела, а когда от них не осталось и следа, решил заняться прежними делами. А поскольку он длительное время находился в оперативной разработке сотрудниками уголовного розыска Ленинского РОВД, то совершённый им грабеж был раскрыт буквально за пару дней. Пять лет колонии усиленного режим — таков был вердикт суда.

Там, в далёком и холодном Пермском крае, где «Монета» от звонка до звонка отсидел назначенный судом срок, в кругу опытных заключённых он и прошёл воровскую «школу жизни». Многому от них научился и сделал вывод: в тюрьме тоже можно жить, причём, при определённом раскладе, очень даже неплохо. Особенно, если являешься вором в законе, и все «шестёрки» вращаются вокруг тебя, как планеты вокруг Солнца, беспрекословно подчиняясь всем твоим прихотям.

В 1966 году, выйдя на свободу, не спешил возвращаться домой, где его в обязательном порядке ждал административный надзор. А посему решил для начала отдохнуть где-нибудь «на югах». Местом отдыха выбрал город Сочи и, когда в спецчасти колонии оформлял справку об освобождении, заявил инспектору, что его больная мать, продав дом в Астрахани, перебралась жить в этот южный город, где купила старый домик на окраине Сочи, и он намерен помочь ей с ремонтом развалюхи.

Денег, которые ему выдали в кассе колонии, как раз хватило на железнодорожный билет до Сочи. Но до него он так и не доехал. С поезда сошёл на промежуточной станции на подъезде к городу, попутно прихватив чемодан с вещами принадлежащий попутчику по плацкартному вагону. Вот только не успел он распорядиться краденым имуществом. Там же, на железнодорожной станции, к нему подошёл наряд милиции, и милиционеры потребовали предъявить документы. А когда он показал справку об освобождении, они без особых разговоров доставили его в отделение милиции. Там-то и выяснилось, что чемодан у задержанного краденый, а он – самый что ни на есть прожжённый жулик.

На этот раз суд «впаял» ему восемь лет отсидки в ИТК строгого режима, попутно признав особо опасным рецидивистом. Там, в кругу воровских авторитетов, он попытался поднять вопрос о признании его вором в законе, но единственный действующий вор в законе, грузин по национальности, сидевший на ту пору в колонии, заявил, что ему рано ещё обращаться к «сообществу» с такими просьбами. Тем более, что его воровская «автобиография» подпорчена статьёй за «бакланку».

— Оттянешь половину срока, покажешь себя, как подобает «законнику», тогда и подумаю, быть тебе «положенцем» или до конца срока оставаться блатным, — заявил грузин.

Год спустя грузина этапировали в другую колонию, и связь с ним оборвалась. А поскольку в колонии не оказалось других «законников», вопрос с коронацией «Монеты» повис в воздухе.

Освободился в 1974 году. На этот раз предыдущий фортель с переменой места жительства не удался. В справке об освобождении значилась его родная Астрахань, куда он обязан был прибыть в недельный срок и незамедлительно встать на учет в милиции. И, если он этого не сделает, то будет объявлен в розыск со всеми вытекающими последствиями. Тем более, что в отношении него, как лица, взятого под административный надзор и грубо нарушающего его требования, «светила» соответствующая статья уголовного кодекса.

Рисковать не стал и по возвращении домой явился в РОВД. Там он и узнал, что Анатолий Хомутов — участковый уполномоченный по ямгурчевскому култуку, теперь станет частым гостем в его жилище.

Помня об основных воровских понятиях, устраиваться на работу не спешил, и всякий раз, когда Хомутов ему напоминал об этом, находил какую-нибудь вескую причину, которая не позволяла ему стать полноценным членом советского общества и неотъемлемой частью трудового коллектива. А когда участковому это порядком поднадоело, он вынес предостережение, обязывающее поднадзорного в месячный срок найти себе подходящую работу. И если он этого не сделает, то светила ему уголовная статья за тунеядство.

Делать нечего, пришлось искать работу. Вот только не горели желанием работодатели иметь в своем коллективе вора со стажем — обязательно находили какую-нибудь причину для отказа ему в трудоустройстве. А тому только этого и надо было, и, когда участковый в очередной раз навещал его по месту жительства, «Монета» жаловался, что он делает всё от него зависящее, а вот кадровики и граждане-начальники, к кому он обращался по вопросу своего трудоустройства, никак не хотят брать его к себе на работу.

И тогда Хомутов решил сам подыскать ему работу.

Договорился с директором трамвайно-троллейбусного парка, располагавшегося на участке его обслуживания, чтобы «Монете» нашли такую работу, где он не смог бы не только ничего украсть, но и сама работа была бы для него сущей каторгой, похлеще, чем на зоне со строгим режимом! А работа эта заключалась в том, чтобы поддерживать в нормальном состоянии трамвайные пути, которые, по большей части, находились в плачевном состоянии из-за значительного физического износа.

Поскольку «Монета» не был квалифицированным специалистом, то всё, что от него требовалось, так это вместе с такими же работягами таскать тяжеленные рельсы и стрелки, заменяя ими вышедшие из строя.

Зачастую работать приходилось по ночам, когда трамвайное движение по городу прекращалось. И вот в одну из таких ночей, когда стаж работы у «Монеты» ещё не превысил и месяца, он, то ли случайно, то ли специально, выронил из рук стальную рельсу. Потом он будет утверждать, что не удержал в руках эту тяжеленную железяку. А железяка та упала не на землю, а на ноги «Монете» и ещё одному рабочему из ремонтной бригады. Закрытый перелом, гипс.

Почти два месяца он только и делал, что ничего не делал. Стараясь не попадаться на глаза участковому, втихаря заглядывал в ближайшую пивнушку, совершенно не подозревая, что толстая тётка, разливающая бочковое пиво, была доверенным лицом Хомутова. Она-то и сообщила Анатолию про частые визиты «Монеты» в её забегаловку. В свою очередь, Хомутов не стал ничего говорить поднадзорному, а поделился информацией с новым оперативником уголовного розыска, который совсем недавно заполучил в «наследство» Ямгурчев и прилегающую к нему территорию.

В один из осенних дней 1975-го года в дом к «Монете» с визитом нагрянул участковый. Вместе с ним был молодой парень, на вид не больше лет двадцати пяти. Хомутов сообщил своему поднадзорному, что пока он больше месяца будет находиться на экзаменационной сессии в Волгограде, его будет навещать внештатный сотрудник милиции.

— Дружинник, что ли? — съязвил «Монета».

— Не дружинник, а внештатный сотрудник милиции, — уточнил Хомутов. – А чтобы ты губёнки свои особливо не раскатывал, вынужден тебе напомнить, что у этого внештатника есть губозакаточная машинка, которую я ему на время передал в личное пользование. Если что пойдёт не так, узнаешь, как она реально действует.

«Монета» демонстративно оглядел внештатника с ног до головы, всем своим видом давая понять, что не пройдёт и дня, как он этого рыжего лоха обведёт вокруг пальца.

В принципе, оно так и получилось. Внештатный сотрудник милиции появлялся у него дома раз в неделю, по обыкновению, в пятницу. Приходил не позднее девяти вечера и, убедившись, что поднадзорный сиднем сидит у себя дома, заполнив какую-то карточку, удалялся. А «Монета» после его визита сматывался из дома и пускался во все тяжкие.

Но однажды внештатник появился невовремя. В тот поздний субботний вечер, когда у «Монеты» засиделся его друган и подельник по малолетней ходке Мишка Панфилов, больше известный в криминальных кругах как «Мишка рыжий», в дверь его дома снаружи постучали.

— Кого ещё там нелёгкая несёт? — недовольно буркнул «Монета».

Когда он открыл дверь, в комнату вошёл внештатник. Не обращая внимания на Панфилова, молча заполнил карточку поднадзорного, после чего сразу же удалился.

— Ну, лошара, — съехидничал «Монета». – И чё ходит, чё добивается? Да если мне надо будет что-то сделать, я всё равно сделаю, и все эти внештатные «шестёрки» для меня – что два пальца об асфальт!

— Это ты про кого сейчас говоришь? – поинтересовался «Рыжий»

— Да вот про этого чудака на букву «М», что сейчас заходил.

— Так это не он лошара, а ты, если нюх на ментов совсем потерял. Ты хоть знаешь, кто это?

— А кто?

— Это опер из уголовки, а никакой не внештатник. И с чего ты только взял, что он внештатник?

— Так сам участковый об этом и сказал.

— Он тебе всё, что угодно наговорит, и ты собираешься всему этому верить?

— Да какой из него опер! У него ещё молоко на губах не обсохло, чтобы опером быть. Что я, оперов, что ли, не знаю – многих на своем веку повидал. А этот так, сосунок какой-то.

— Этот сосунок двоих моих корешей на нары отправил пару месяцев тому назад. Да и меня едва не прихватил. Я вот теперь думаю, чем для меня обернётся его сегодняшний визит к тебе. Ведь наверняка же узнал меня, но даже рылом не повёл.

Панфилов был недалёк от истины. Уже на следующий день его фамилия красовалась в рамочке на нарисованной схеме под названием «Связи Писаревского Владимира Николаевича». А схема эта, находилась в качестве приложения к делу агентурной разработки под названием «Мудрец».

Основанием для его заведения послужили поступающие от негласных сотрудников милиции сообщения, свидетельствующие о том, что «Монета» не только не завязал со своим уголовным прошлым, а более того, активно занимается совершением краж и грабежей. Как правило, грабит жителей «Ямгурчева», нагло отбирая у них карманные деньги. Останавливает на улице где-нибудь в тёмном переулке очередного «терпилу» и, поигрывая у него под носом финкой, просит поделиться деньжатами. Потерпевшие в милицию не обращаются, поскольку у большинства из них у самих рыльце в пушку. Да и боятся они «Монету» — этот мерзавец запросто зарезать может.

Пытался молодой оперативник разговорить потерпевших, чтобы те дали показания на матерого гоп-стопника, но они, ни в какую не шли на откровенность. Одни просто боялись «Монету», другие считали подлостью закладывать соседа.

А однажды поздним осенним вечером экипаж ПМГ, следовавшей на патрульной машине по улице Софьи Перовской, заметил, как в одном из прилегающих проулков в грязи барахтается человек. Милиционеры приняли его за пьяного, но, когда приблизились к нему и осветили фонариком, то увидели, как из шеи фонтаном хлещет кровь. Потерпевший беспрестанно повторял: «Ма–ма–ма». А когда вызванная нарядом милиции скорая помощь приехала к месту происшествия, потерпевший был уже мёртв.

Им оказался неоднократно судимый за кражи по кличке «Кривой», отсидевший в лагерях более двадцати лет. Последнее время он скорешился с «Монетой», и частенько их видели вместе. Его фамилия также была занесена в отдельную рамочку в таблице к агентурному делу. Вполне возможно, что перед смертью «Кривой» пытался сказать, кто его порезал, называя «Монету», но причастность последнего к убийству так и не была доказана, поскольку у «Монеты» было железобетонное алиби. Весь вечер он просидел дома, и это обстоятельство подтвердила его больная мать, которая спустя несколько дней скоропостижно скончалась. Соседи поговаривали, что «Монета» частенько избивал свою мать, и она постоянно ходила с синяками на теле, но никогда не жаловалась на сына-садиста ни соседям, ни милиции. Вот и дотерпелась – пару лет не дожила до пенсии…

Понимая, что «Монета» становится крайне опасным для окружающих, а прямых доказательств его преступной деятельности добыть не удаётся, оперативник решил пойти другим путем, сыграв на банальной жадности разрабатываемого до всякого рода халявы.

В один из дней «Монету» совершенно случайно задержали на улице в нетрезвом виде. Не настолько пьяного, чтобы в медицинский вытрезвитель помещать, но и трезвым он в тот момент тоже не был. За то состояние души и тела, в котором он находился, как минимум, грозил ему штраф за появление в нетрезвом виде в общественном месте. А поскольку ему, как лицу, находящемуся под гласным административным надзором, подобные деяния запрещались по определению, то попутно грозил ещё один штраф – за нарушение установленного режима административного надзора.

Когда «Монету» доставили в РОВД и поместили в «обезьянник», кроме него там находилось ещё несколько человек. Были среди них и мелкие хулиганы, и те, кого вытрезвитель не принял, но и отпускать их восвояси никто не собирался. Дожидаясь, когда с ним разберутся и отпустят домой, вальяжно развалившись на лавке и делая вид, что дремлет, «Монета» наблюдал за посетителями «обезьянника». Вот металлическая дверь открылась, и в камере оказался очередной доставленный. Он сразу же забился в угол и, испуганно озираясь по сторонам, незаметно для присутствующих достал из носка спичечный коробок. Так же незаметно он сунул его в щель между лавкой и стеной, а сам тут же пересел на другое место, после чего сразу же успокоился и даже начал дремать.

На его манипуляции никто не обратил внимания. Никто, кроме «Монеты». Он сразу догадался, от чего избавился этот парень, поскольку сам частенько прятал анашу в спичечном коробке или в пачке с сигаретами.

Примерно через полчаса до него наконец-то дошла очередь, и его вызвал дежурный по РОВД. Тот заставил его пройтись по комнате с закрытыми глазами и вытянутыми вперед руками, проверяя таким дедовским способом степень опьянения правонарушителя, после чего ознакомил с протоколом об административном правонарушении. «Монета» не стал оспаривать законность его задержания, поскольку если бы он это сделал, то его могли и на медицинское освидетельствование направить, а ему этого совершенно не хотелось. Расписавшись в протоколе, он наконец-то получил изъятый у него ремень, шнурки от ботинок и около рубля мелочи. Он был крайне доволен тем, что в тот момент в дежурку не вошел участковый или тот молодой опер, которые знали его, как облупленного, и наверняка бы взяли в оборот за нарушение административного надзора.

Оказавшись на улице, он пешком направился к себе домой, решив по пути заглянуть в «Пельменную» на рынке «Большие Исады». Там всего за сорок пять копеек можно было прикупить стакан разливного портвейна, чтобы отметить своё освобождение из «ментовки». Он уже практически допивал его, когда в столовую вошли двое «тихарей», постоянно тасовавшиеся на рынке, выискивая там «кармашей». Эти двое хорошо знали «Монету», равно как и он их, и, наверно, поэтому они сразу же подошли к столику, за которым он сидел.

— Бухаем, значится, — заметил один из них.

— А что – нельзя? — съязвил «Монета». – Так ведь это же не запрещено, если вино вместо компота в столовке продают.

— Лично тебе нельзя, — парировал второй «тихарь», — поскольку ты находишься под надзором. Без лишнего базара пошли в базарком, протокол будем составлять.

— Да вы чё, мужики, — возмутился «Монета», — законов не знаете? Я только что из ментуры, и там на меня сегодня уже составили протокол, а за аналогичное правонарушение, совершённое в течение одного дня, дважды вы не имеете права наказывать.

— Что, дюже грамотным стал? Вот там, в «базаркоме», и разберёмся, чего мы имеем право делать, а чего нет, — стоял на своем «тихарь».

Когда задержанного доставили в комнату участкового на рынке, больше известную под названием «базарком», там находился участковый, обслуживающий рынок, и две женщины, у одной из которых неизвестный карманный вор украл кошелек с деньгами. Потерпевшая была вся в слезах и постоянно талдычила об одном и том же, что какой-то негодяй лишил её средств существования аж на целый месяц, и как теперь ей жить, она и представить себе не может.

— Да успокойтесь же вы наконец, — уговаривал её участковый. – Найдем мы этого жулика, будьте уверены. Кстати, вот такие как он, — участковый рукой указал в сторону «Монеты», — и обворовывают граждан.

Женщины разом поглядели на «Монету», и в их взглядах сквозила плохо скрываемая злоба.

— Да ты чё, гражданин начальник, — возмутился «Монета», — ты мне лишнего не шей. Это когда это я по карманам шастал?

— Ну, если не по карманам, то всё равно воровал у граждан. Или это не ты сидел несколько раз за кражи?

— Я за свои прошлые дела уже оттопырился, и не надо мне шить того, чего я не совершал. А то ведь я могу и в прокуратуру пожаловаться за оскорбление личности при людях.

Довольный тем, как он ловко «отбрил» участкового, «Монета» закинул руки за спинку лавки, а одну ногу запрокинул на другую.

— А чего это у тебя вон там? – участковый показал на ногу задержанного.

«Монета» мгновенно сообразил, как он лоханулся, и поставил ногу на пол. Но было поздно – один из «тихарей» молча подошёл к нему и, задрав брючину, извлёк из носка спичечный коробок.

— Что это? — поинтересовался он.

— Спички, — соврал «Монета», а у самого лоб мгновенно покрылся испариной.

— А что же ты спички в носке прячешь, а не в кармане держишь?

— Где хочу, там и держу, — огрызнулся «Монета».

«Тихарь» молча раскрыл спичечный коробок.

— Ба-а, да тут и не спички вовсе, — заметил он. Понюхав содержимое коробка, он тут же констатировал, — да это же анаша, и откуда она у тебя?

— Вот, честное слово, не моё это. Шёл по улице, смотрю, на асфальте спички валяются, ну, я и подобрал их, даже коробок открывать не стал.

— Ага, а если бы там то лежало, что какой-нибудь ротозей на анализы в больницу нёс да по дороге потерял, ты бы его тоже подобрал? – съехидничал участковый. – Да кто же тебе поверит!

По поводу обнаружения наркотика был составлен соответствующий протокол, а те две женщины, что находились в комнате участкового, расписались в нём, как понятые, и одновременно были опрошены, как очевидцы произошедшего у них на глазах.

В суде, когда ему дали последнее слово, «Монета» продолжал настаивать на том, что наркотики он случайно нашёл на улице. О том, как всё произошло на самом деле, он ни словом не обмолвился ни на предварительном следствии, ни в зале суда. Если бы его кореши — «урки» случайно узнали, как он лоханулся, его заветной мечте о коронации вовек не суждено было бы осуществиться.

И только когда его выводили из зала суда после оглашения приговора, он ни к кому конкретно не обращаясь, выкрикнул:

— Отсижу своё, обязательно порешу всех, кто всё это подстроил!

Но не удалось ему осуществить задуманное. На втором году заключения, начал он «комиссарить» в колонии, выдавая себя за уже состоявшегося вора в законе. Но так уж получилось, что нарвался он на одного «абрека», отбывавшего срок за убийство неверной жены. Оскорбил «Монета» его при посторонних, обозвав «козлом», а на следующий день труп липового вора в законе обнаружили в промзоне колонии.

Руководство ИТК не стало особенно разбираться в случившемся, списав смерть заключенного на несчастный случай. Нашлись свидетели, которые видели, как он упал с кран-балки на бетонный пол цеха. Зачем заключённый забрался на кран-балку, если сам никогда не был крановщиком, никого уже не интересовало.

А «Монета», хоть и догадывался о том, что всё, произошедшее с ним, было кем-то специально подстроено, так никогда и не узнал о деталях оперативной комбинации, которую задумал и осуществил тот самый молодой опер уголовного розыска, которого он, опытный вор-рецидивист, считал сосунком.

Поделиться:


Анатолий Воронин. «Монета». Рассказ.: 4 комментария

  1. Спасибо, Анатолий Яковлевич! Показали достаточно типичный образ уголовника-рецидивиста, который в жизни только и делал, что воровал, грабил и убивал. При этом считал себя героем, навязывающим свои «понятия» остальным. Такие потом в местах лишения свободы бесконечно плачутся и жалуются («терпилами» себя не считая), представляясь безвинно осуждёнными, страдающими от пыток за то, что имеют «собственное мнение». А обывательское общество в подавляющем своём большинстве охотно подхватывает эту тему и, сидя на диване, жалеет и защищает насильников, грабителей и убийц. ТВ и киноиндустрия постоянно романтизируют образы преступников, показывая подросткам, молодёжи (и не только им) «ориентиры», на кого следуют равняться. Знаю несколько образованных женщин, которые уверены в том, что только преступники в местах заключения являются «настоящими мужчинами, способными на поступок».

    • Тёзка, всё правильно — подобных «супчиков» наши обыватели представляют себе некими Робин Гудами, борящимися за справедливость. Именно поэтому они частенько не хотят быть свидетелями совершаемых ими преступлений, даже в тех случаях, когда те грабят и обворовывают их самих.

  2. А чего он милиционеру прокуратурой угрожал? По их же «понятиям» нельзя?) Впрочем, вопрос риторический… Среди этих граждан есть такие фрукты, которые многих убедят в том, что ИМ нужно) В той среде выигрывает, кто хорошо говорит… Впрочем, как и в теперешней политике… А пельменная становится знаменитой, второй раз её встречаю… Ещё в народе бытует мнение, что вор в законе не убивает, мол, по «понятиям» не положено… Люди просто забывают, либо не знают, что у действующих воров для таких дел есть другие люди, которые всё с удовольствием сделают, либо без удовольствия, но за карточные долги, (Воры эти долги тоже организовывают, договариваясь с профессиональными игроками)… И потом… Правила существуют только для своих в этом кругу, а обычные граждане в сей узкий круг не входят… Они в лучшем случае «гуси», если попадут за решётку, а уж на свободе — просто источник пропитания, и отношение к ним соответствующее, потребительское)
    Спасибо, Анатолий Яковлевич, хорошая вещь.

    • Сотрудники прокуратуры частенько наведывались в РОВД, и первым делом шли смотреть «обезьянник», проверяли соблюдение законности милиционерами. А сидящим в камере только дай волю, такого наговорят против «ментов – волков позорных», только успевай записывать. Доходило до парадоксов, когда какой-нибудь прокурор требовал освободить из камеры преступника, только потому, что он там сидит более трёх часов, а соответствующего постановления на его задержание следователь не успел выписать. А потом, ищи-свищи его по всему городу.
      Что же касаемо пельменной на Больших Исадах, то это ещё тот был гадюшник. Кого там только не было — и бомжи, и карманники, и просто алкаши. Сдвинут несколько столов в одну кучу, и пьянствуют весь день напролёт. Разгонять было бесполезно, тем более, что распивание спиртных напитков в те годы в местах, где спиртное было в свободной продаже, законом не запрещалось. Но опера особо не усердствовали с разгоном, а как раз держали там своих людей, которые потом сообщали обо всём, что услышали от посетителей. И таких пельменных, столовых, веранд и прочих забегаловок, по всему городу было великое множество.

Добавить комментарий для Анатолий Воронин Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *