Анатолий Воронин. «Коллектор». Рассказ.

В кромешной темноте подвала баба Маша сидела безвылазно уже две недели. С тех пор, как на Грозный упали первые бомбы и снаряды, она носа не показывала на улицу, отсиживаясь в своей каморке и моля Бога о том, чтобы он позволил ей дожить хотя бы до следующего дня. Ей сильно хотелось пить, но воды взять было негде. Дворник Ахмед, добывавший живительную влагу из таявшего грязного снега, бесследно исчез накануне – в вечерних сумерках выскочил, как обычно, с ведёрком на улицу, да так больше и не вернулся. В тот момент началась стрельба, и не исключено, что он погиб от шальной пули или осколка. Оставшись в живых, он непременно бы вернулся…

Эх, какой красавицей она была в свои семнадцать лет! Все мальчишки из их класса, да что там класса – всей школы, оглядывались ей вслед, когда она гордой походкой проходила мимо них. Тогда она и представить не могла, что практически всех её потенциальных ухажеров погубит, перемелет в муку жестокая война. Как она плакала, провожая вчерашних своих одноклассников, уходящих на фронт. Она до сих пор помнит их неуклюжие фигуры, облачённые в длинные суконные шинели. А когда с фронта пришла первая похоронка на её соседа по парте – Ванюшку Зверева, она всю ночь прорыдала в подушку. На следующий же день пошла в военкомат и написала заявление о том, чтобы её направили на фронт «мстить ненавистным фашистам». И хоть ей тогда не было ещё восемнадцати, военком не стал с ней спорить, не выгнал из своего кабинета. Просто посмотрел ей в глаза и тихо так сказал:

– Не спеши, красавица, на войну. Придёт время, она сама за тобой придёт.

Прав был тот хромоногий военком. Летом 1942 года, когда линия фронта подошла очень близко к их родному Сталинграду, пришла на её имя повестка. Горько плакала мать, читая скупые строки казённого документа. Да и было с чего плакать – за два месяца до этого получила она другой страшный документ – «похоронку» на своего мужа. А вот теперь за дочерью, единственным в семье ребенком пришла эта ненасытная «старуха». Маша успокаивала мать, как могла, мол, не на передовой будет служить, а в военном госпитале санитаркой. Кто бы тогда мог знать, что не пройдёт и нескольких месяцев, как передовая линия фронта будет проходить по их улице, а школа, где она училась до войны, станет военным эвакогоспиталем и её вторым домом.

Мать погибнет во время очередной бомбежки. Огромная немецкая бомба упадёт на их дом в центре города, и он сложится, словно карточный домик, погребя под собой всех жильцов, прятавшихся в подвале, переоборудованном под бомбоубежище. Она так и не сможет её похоронить, поскольку сама в тот день получит серьёзное осколочное ранение и контузию. Её отправят за Волгу, и несколько месяцев она проваляется в одном из военных госпиталей Астрахани.

В действующую армию вернётся уже после того, как фрицев погонят от Сталинграда на запад. В сорок четвёртом познакомится с молоденьким лейтенантом Александром Козыревым. Саша прямо со студенческой скамьи ушёл на фронт добровольцем и служил политруком разведроты. Вражеская пуля, пробив левое лёгкое навылет, пройдёт буквально в пяти миллиметрах от сердца, и, по всем писаным законам военно-полевой хирургии, он не должен был выжить. Но своей лаской и вниманием к этому безусому разведчику Маша опровергнет эти законы.

Выписываясь из госпиталя, он пообещал писать ей письма. И писал чуть ли не ежедневно. Вновь встретились они в сорок седьмом году. К тому времени Маша демобилизовалась из армии и по направлению командования части поступила в Ленинградскую медицинскую академию. Саша из рядов вооружённых сил был уволен по состоянию здоровья. То сквозное пулевое ранение лёгкого не прошло бесследно и постоянно давало о себе знать приступами удушливого кашля. Врачи вынесли вердикт – никаких физических нагрузок, проживание в местности с мягким и, желательно, тёплым климатом, при хорошем питании. Это в его-то Ленинграде – городе, жители которого спустя год после завершения войны не могли отойти от пережитой блокады и продолжали умирать от дистрофии.

Как бы там ни было, но новый – 1948 год для них стал вдвойне знаменательным, поскольку стали они мужем и женой. Пока Маша сдавала зачёты и экзамены, Саша корпел над первоисточниками классиков марксизма-ленинизма. По рекомендации райкома партии поступил он на учёбу в высшую партийную школу. С деньгами в семье были серьёзные проблемы, так что оба вынуждены были подрабатывать на стороне. Она – ночной сестрой в больнице недалеко от их дома, он – сторожем в коммерческом магазине. Детей у них не было, а причиной тому – то самое ранение, что Маша получила в сорок втором году.

В 1953 году супруг закончил обучение, и его назначили на должность секретаря парткома Грозненского нефтеперерабатывающего завода. К новому месту работы и жительства поехали вместе. Маша к тому времени получила диплом врача и добилась распределения по месту работы супруга. Первое время жили весьма скромно в заводском общежитии. А потом им выделили коммунальную квартиру в двухэтажном доме в Черноречье. До войны в той квартире жила чеченская семья, депортированная в сорок четвёртом году в Казахстан. Почти десять лет квартира пустовала и усилиями местных мародёров стала практически непригодной для жилья – из неё похитили не только мебель и домашнюю утварь, но умудрились вытащить оконные рамы и снять с петель все двери. Даже водопроводные краны были свинчены, а вместо них из труб торчали деревянные затычки. Всё лето и до глубокой осени они делали ремонт, окончательно завершившийся только к Дню Конституции.

Через четыре года в Чечню начали возвращаться «выселенцы». Объявился и прежний хозяин квартиры, который без обиняков предложил её новым хозяевам выметаться на улицу, потому как в ближайшие дни он ожидал приезда своей семьи. Выяснение отношений между мужчинами закончилось банальной поножовщиной, в ходе которой Саша получил ножевое ранение в грудь и почти два месяца провалялся в больнице. Виновник совершенного преступления пустился в бега и больше в их доме не появился. А спустя пару месяцев в городе вспыхнуло восстание, и неизвестные люди забросили в окно их квартиры две бутылки с горящей нефтью. Квартира выгорела дотла, и Саша с Машей начали обустраивать свой быт заново, после чего прожили в многостральной квартире ещё тринадцать лет.

А потом в Грозном произошло сильное землетрясение, и их дом развалился. От верной гибели их спасло чудо – на ту пору они были в отпуске и отдыхали на Чёрном море. Прервав отдых, вернулись домой, а вместо дома – куча битого кирпича. Всё нажитое имущество в очередной раз пошло прахом.

В те годы вся страна отстраивала разрушенный город, но жилья всё равно катастрофически не хватало, и они были вынуждены ютиться во временном бараке. Конечно же, как ветеран войны и руководящий партийный работник, Саша имел законное право на первоочередное получение благоустроенного жилья. Но он никогда не пользовался своими привилегиями, и всякий раз, когда очередь на жильё наконец-то доходила до него, он уступал её многодетным семьям своих подчинённых, в основном, чеченцам. В 1974 году его перевели на ответственную работу в горком КПСС, и, как бывшему фронтовику, выделили очень хорошую квартиру в центре города, в которой им суждено было прожить двадцать лет.

Они уже несколько лет были пенсионерами, соседи давно называли их не иначе, как «Дядя Саша» и «Баба Маша», когда в Грозном, как и по всей республике, начнут происходить страшные события. С приходом к власти генерала Дудаева, их жизнь в очередной раз подверглась серьёзным испытаниям. Незадолго до войны в их квартиру ворвались несколько вооружённых до зубов бандитов, которые, под предлогом эфемерного обыска, перевернули в их квартире всё вверх дном, и унесли с собой все ценные вещи и деньги. А потом в их квартире объявился Исмаил – сын соседки Розы Ахмедовой, досрочно освободившийся из мест лишения свободы. Не обращая никакого внимания на хозяев квартиры, он заглянул в каждый уголок их уютного жилья, после чего заявил, что эта квартира теперь будет принадлежать его семье, и он даёт им всего три дня на то, чтобы исчезли из города. Маша попыталась усовестить его, на что Исмаил цинично заявил:

– Тебе, старая карга, вообще давно пора лежать в могиле, а ты всё ещё небо коптишь! Если вы меня не поняли, то через три дня оба окажетесь там, где вам пора быть!

Он сплюнул сквозь зубы, и, не спеша, удалился из квартиры, демонстративно поигрывая длинным кинжалом, давая тем самым понять, что намерения у него нешуточные.

Три дня и три ночи они прожили в страхе. Жаловаться на бандита было бессмысленно – точно такие же бандиты на ту пору засели практически во всех силовых и властных структурах Ичкерии. Но на их счастье, Исмаил не объявился ни на третий, ни на четвёртый день. Они с облегчением вздохнули, посчитав, что, скорее всего, это были обычные бредни обкурённого человека.

Спустя неделю после того происшествия, Маша решила сходить на базар и прикупить кое-что из продуктов питания, которых в доме практически не осталось. Когда через пару часов она возвращалась обратно, на подходе к дому её остановил дворник Ахмед. Оглядываясь по сторонам, он попросил её спуститься к нему в каморку, располагавшуюся в подвале их дома. Маша попыталась выяснить у него причину столь неожиданного предложения, но Ахмед, не дав ей произнести ни единого слова, едва ли не силком затащил в подвал.

– Тебе нельзя сейчас домой. Там сейчас очень плохо.

Маша смотрела на растерянное лицо Ахмеда и не могла понять, о чём это он ей говорит. Его она знала практически с первых дней проживания в этом доме. И хотя он за всю свою сознательную жизнь не занимал должности выше дворника, относилась к нему уважительно. Ахмед был участником войны, и именно поэтому её супруг частенько уединялся с ним в подвальной каморке, где под коньячок или водочку два ветерана вспоминали своё фронтовое прошлое.

Ахмед рассказал ей страшную новость. Как только она ушла на базар, к дому подъехали вооружённые бандиты. Среди них был и Исмаил. Минут через пять в доме раздались выстрелы и крики смертельно раненого человека. Ахмед спрятался за мусорным контейнером, откуда наблюдал, как двое бандитов волоком вытащили на улицу истекающего кровью фронтовика, его друга. Налётчики подтащили несчастного к большому канализационному коллектору, располагавшемуся метрах в пятидесяти от их дома, и, открыв крышку люка, сбросили туда свою жертву. Потом они закрыли люк крышкой, и, не спеша, вернулись обратно в дом. Сейчас они находятся в квартире, дожидаясь возвращения супруги убитого, чтобы расправиться и с ней. Вот поэтому Ахмед и не рекомендует Марии появляться в своей квартире. В противном случае, она разделит участь своего мужа.

Потом Ахмед долго не мог успокоить рыдающую женщину. Больше всего он боялся, что её всхлипы и рыдания случайно услышит кто-нибудь из бандитов, и тогда им обоим придёт конец. У этих ублюдков нет ничего святого, и ради корысти они могли запросто убить даже своего престарелого соплеменника.

Нарыдавшись, Мария уснула прямо там – в каморке и проснулась уже далеко за полночь. Она попросила Ахмеда узнать, нет ли кого во дворе, и после того, как он вернулся обратно, опрометью кинулась к коллектору. Она колотила руками по холодному металлу чугунной крышки люка, звала мужа по имени. Не услышав в ответ ни звука, потеряла сознание. Как её потом тащил обратно в свою каморку Ахмед, она уже не помнила.

С того дня местом её жительства стал пустующий подвал. Находиться в каморке Ахмеда было опасно, поскольку там постоянно появлялись посторонние люди. А вот в отдельной кладовке, расположенной в глубине подвального помещения, где хранился различный ЖЭКовский инвентарь, ей нашлось укромное местечко. Прячась в тёмном замкнутом пространстве пыльной комнатушки, она отлично слышала, как Исмаил отпраздновал своё новоселье в их бывшей квартире, и как его обкуренные анашой дружки стреляли на улице из автоматов.

Ахмед появлялся по ночам и, отпирая висячий замок на двери кладовки, выпускал «невольницу». Она бродила по подвалу, разминая затёкшие за день ноги, а потом делила с Ахмедом скромную трапезу, состоящую из чая и куска хлеба. А Ахмед рассказывал ей, что к городу подходят войска, и местное население уже оповещено о готовящемся штурме. То тут, то там были слышны взрывы и беспорядочная стрельба.

Потом был штурм города. Вокруг все взрывалось, и земля ходила ходуном. Ахмед в тот день не стал закрывать её, как обычно, на замок, и она металась по всему подвалу, не зная, в каком месте её в любое мгновение может настигнуть смерть. Несколько бомб, а, может быть, снарядов, угодили прямо в дом, и он загорелся. Она едва не задохнулась от удушливого дыма, проникавшего в подвал со всех щелей. Спасаясь от неминуемой гибели, Ахмед в те дни тоже прятался в подвале. Как они выжили в этом аду, она и сама не понимала.

Через неделю у Ахмеда закончилась не только скромные запасы еды, но и вода. После бомбёжки водопровод в городе не работал, и им пришлось пить затхлую воду, чудом оставшуюся в водопроводных трубах. Но вот и она закончилась. Пожар в доме сильно прогрел бетонные плиты перекрытий, отчего в подвале было нестерпимо жарко, и все время хотелось пить. В редкие минуты затишья Ахмед брал небольшое пластиковое ведёрко и выскакивал с ним на улицу, чтобы за считанные секунды наполнить его грязным снегом и вернуться обратно в подвал. Потом они томительно ожидали, пока снег растает, и по очереди пили талую воду прямо из ведра…

И вот Ахмед неожиданно исчез. Как она теперь будет жить одна в этом аду, Мария не могла даже представить. Несколько дней она просидела, а, точнее сказать, пролежала в своём укрытии, практически не двигаясь. На каждое такое движение нужны были калории, а где их взять, если во рту почти неделю не было макового зёрнышка.

Однажды утром, проснувшись от очередных взрывов, она решила покончить раз и навсегда с этой скотской жизнью. Пусть уж лучше её убьют на улице, нежели она умрёт голодной смертью в этом вонючем подвале! Кто знает, может ей удастся выжить, и она встретит добрых людей, которые её накормят и напоят. Но так жить больше нельзя!

Пошатываясь от слабости в теле, она, не спеша, стала пробираться к выходу из подвала, как вдруг с улицы донёсся душераздирающий крик и выстрел. Схватившись обеими руками за закопченную стену, она замерла на месте. В узкий проём, образовавшийся между створками чудом уцелевшей двери в парадном подъезде, она увидела на улице людей. Одного из них она узнала сразу – это был тот самый наркоман Исмаил, захвативший их квартиру и имущество, но так и не успевший всем этим добром распорядиться.

Исмаил в руке держал пистолет, а взгляд его был устремлён на лежащего в грязи человека в чёрном комбинезоне. Она смогла разглядеть только ноги того человека, обутые в армейские ботинки со стоптанными каблуками. Странное дело – тело человека лежало неподвижно, а ноги судорожно дёргались. Было такое впечатление, что лежащий на земле человек пытается куда-то бежать, но ноги его каждый раз упирались в землю, и бег этот ему никак не удавался.

Второй выстрел, сделанный Исмаилом, заставил бабу Машу вздрогнуть, и она едва не вскрикнула от испуга. А тем временем, стоптанные каблуки, дёрнувшись в последний раз, на секунду замерли, после чего беспомощно завалились в одну сторону.

– Чё с этими делать будем? – откуда-то сбоку раздался голос человека, которого баба Маша не смогла видеть из-за висевшей створки двери.

Исмаил, не выпуская пистолет из руки, не спеша, обошёл труп только что убитого им солдата и двинулся в сторону, откуда прозвучал голос неизвестного ей человека. Пересилив животный страх, она подползла ближе к двери и, прильнув одним глазом к узкой щели, образовавшейся между одной из створок двери и стеной, стала наблюдать за происходящим.

То, что она увидела, позже ей приходило в кошмарных снах, мучивших её потом каждую ночь. На земле лежал ещё один солдат в чёрном комбинезоне. Горло у него было перерезано, а из глубокой раны в грязный снег вытекала густая кровь. Рядом с ним стоял молодой чеченец, держащий в руке окровавленный кинжал. Чуть поодаль от него лежали ещё два военнослужащих, руки которых за спиной были связаны проволокой. Эти солдаты ещё были живы, но душой они уже были не жильцы, потому как отлично осознавали безысходность своего положения.

– Ну что, русская свинья, плавать умеешь? – злобно процедил сквозь зубы Исмаил и ударил носком массивного ботинка по ребрам одного из связанных солдат. Тот застонал от боли, но ничего не ответил своему истязателю.

– А вот мы сейчас и посмотрим, какой из тебя пловец, – продолжил Исмаил. – Ахмед, ну-ка развяжи ему руки.

Откуда-то со стороны подбежал совсем молодой чеченец, фактически подросток, который ловко распутал проволоку на руках солдата. Исмаил очередным пинком заставил пленника подняться на ноги. Подталкивая солдата стволом пистолета в спину, Исмаил подвёл его к тому самому канализационному коллектору, в котором до этого его люди утопили Машиного мужа. Ахмед забежал вперёд и попытался приподнять крышку канализационного люка. Но она, видимо, примёрзла и не стронулась со своего места. Тут Ахмед заметил, что с другой стороны бетонного перекрытия коллектора зияет дыра, по всей видимости, образовавшаяся от взрыва бомбы или снаряда, и, удовлетворенно хмыкнув, показал на неё рукой подошедшему Исмаилу. Исмаил заставил солдата встать на колени у самого края дыры, и, когда он исполнил его приказание, душегуб столкнул его вниз. Через мгновение тело несчастного исчезло в проломе, а Исмаил и подросток стояли над ним, наблюдая за тем, как солдат барахтается в зловонной жиже. От увиденного обоим стало весело, и они начали отпускать всякие пошлости в адрес тонущего человека. Но садистам показалось недостаточным, что они только вдвоём наблюдают весь этот «спектакль». Исмаил распорядился, чтобы к нему подвели второго пленника, и, когда это было исполнено, он точно также заставил его встать на колени у дыры.

В отличие от первого пленника, он не стал его сразу спихивать в коллектор, а дал ему возможность насмотреться на то, как его сослуживец принимает мученическую смерть. Минут через десять барахтавшийся в нечистотах солдат утонул. Исмаил был явно недоволен краткостью «представления». Желая продлить удовольствие, садист решил столкнуть в яму второго пленника. Но тот оказался проворней товарища по несчастью. Всё это время он искоса наблюдал за окружающими его людьми, в любой момент ожидая коварного толчка. И когда Исмаил попытался проделать с ним тот же трюк, он мёртвой хваткой уцепился за торчащие из бетона арматурные прутья. Боевики стали бить его по рукам прикладами автоматов, и солдат от боли начал кричать. Последнее, что он успел выкрикнуть, уже падая в яму, было слово «Мама!»

По всей видимости, второй солдат совсем не умел плавать, поскольку его борьба за жизнь не продлилась и минуты. Исмаил, разозлённый неудавшимся «шоу», со злости плюнул в коллектор, после чего дал указание своим людям сбросить в яму остальных убитых военнослужащих.

Он стоял, молча оглядываясь по сторонам, словно выискивая новые жертвы. В какое-то мгновение его взгляд встретился со взглядом бабы Маши. У той от страха защемило под сердцем. Она представила, что сейчас с ней произойдёт, если её обнаружат. Однозначно, она разделила бы участь несчастных солдат. Но Исмаил её не увидел, и она попятилась задом от двери, как можно быстрее в спасительное укрытие.

Сколько ещё суток баба Маша безвылазно провела в своей каморке, она не знала. Она пребывала в полуобморочном состоянии, когда в подвале появились российские солдаты. Их появлению предшествовали взрывы нескольких гранат в подвале, а потом автоматные очереди. Эти выстрелы и вывели её из прострации. Несколько пуль цокнули в кирпичную стену, за которой она укрывалась. А когда лицо бабы Маши осветил луч карманного фонаря, она подумала, что живёт последние мгновения. Тогда она ещё не знала, что это были русские солдаты, приняв их за подручных Исмаила.

Поддерживаемая под руку молоденьким бойцом, баба Маша рассказала окружавшим её военным людям, кто она такая, и почему оказалась в подвале. Один из военных, по всему было видно – командир, тут же распорядился вывести пожилую женщину на улицу и, как можно быстрее, увезти её от греха подальше, накормить и отпустить на все четыре стороны.

Когда пожилую женщину запихивали в десантный отсек БМП, началась сильная перестрелка. Из соседнего дома по российским солдатам стреляли сразу несколько боевиков. Солдаты вступили в бой, длившийся минут пятнадцать. К месту перестрелки подъехали танкисты, которые сделали несколько выстрелов из пушки по дому с засевшими в нём боевиками. Когда бой затих, солдаты проверили полуразрушенный дом, откуда по ним велась стрельба, и обнаружили там двух раненых боевиков. Их за ноги приволокли к БМП и бросили в грязь. Они ещё были живы, двигались и выкрикивали что-то на чеченском языке. Именно в этот момент люк у БМП открылся, и двое военнослужащих стали загружать внутрь его своего раненого бойца.

Наверно, не зря существует поговорка – «Бог шельму метит». Именно так случилось и в тот момент. Как только дверцы десантного отсека БМП распахнулись, баба Маша узнала в одном из лежащих на земле боевиков Исмаила. Она нашла в себе силы выбраться из бронемашины и броситься на стонущего бандита. В тот момент она, наверно, удушила бы его своими руками за все те злодеяния, какие он совершил. Но ей не дали этого сделать, и, оторвав от горла боевика её цепкие руки, препроводили обратно в бронемашину.

Но она успела таки выкрикнуть, что это за человек, и чем примечательны его «подвиги». Стоявший в сторонке танкист, вдруг резко развернулся на сто восемьдесят градусов и в одно мгновение заскочил в танк. Мотор взревел, танк резко рванул вперёд, и тяжёлые гусеницы мгновенно подмяли под себя лежащих в грязи боевиков. Те даже не успели закричать…

Спустя два месяца я внимательно слушал исповедь седой женщины – Марии Козыревой, обратившейся ко мне с просьбой восстановить утраченный паспорт, по которому она смогла бы получать гуманитарную помощь. Новый паспорт я не смог ей тогда выдать, поскольку их в Чечне просто не было. А вот справку соответствующую выдал, а на обратной стороне сделал приписку: «Предъявителю документа всем федеральным структурам оказывать помощь в обеспечении безопасности и свободы передвижения по Чеченской республике», и поставил гербовую печать.

Через пару недель, прихватив с собой видеокамеру, взятую на время у одного знакомого чеченца, я разыскал бабу Машу. Она, как и прежде, ютилась в подвале своего сгоревшего дома. Она показала мне тот самый канализационный коллектор, и я отснял страшные кадры с плавающими в нечистотах трупами танкистов. На следующий же день я доложил обо всём увиденном нашему руководителю – генерал-лейтенанту Владимиру Шумову. Он поморщился, а потом вдруг спросил меня:

– Ты сам-то полезешь сейчас в тот коллектор вытаскивать трупы? – И, увидев на моем лице смятение, добавил: – Вот и я не полезу. Придёт время, и их вытащат те, кому это больше всего надо.

Эти слова генерала я запомнил на всю жизнь.

Незадолго до своего отъезда из Грозного, я попытаюсь очистить свою совесть перед теми погибшими танкистами. Обращусь к двум «алтайским» операм, которые в то время безвылазно работали в паспортно-визовом отделе, с просьбой помочь мне извлечь трупы из коллектора. Мой земляк Андрюха подвёз нас туда на своем БТРе. Но все наши попытки вытащить тела багром, не увенчались успехом. Глубина коллектора – что высота трехэтажного дома…

Через год я вновь оказался в Грозном, и первым делом мне захотелось увидеться с бабой Машей. Пустой подвал встретил меня пугающей темнотой и сыростью. Бабы Маши в подвале не оказалось, и что с ней сталось, я не знаю до сих пор. Заглянул я снова и в тот зловещий пролом. Но тел погибших там уже не увидел. Может быть, их достали те, «кому это было больше всего нужно»?

Пытаюсь успокоить этим предположением совесть. Но разве её успокоишь, если есть у неё неподкупная сестра – память…

Поделиться:


Анатолий Воронин. «Коллектор». Рассказ.: 3 комментария

  1. Сей рассказ не для слабонервных и особо впечатлительных. А посему, не рекомендую его читать на сон грядущий, дабы потом всю ночь не мучили кошмарики. Пытался здесь разместить видеосюжет.отснятый мной у того коллектора, но что-то он не прицепляется к комментарию. Может быть, оно и к лучшему.

    • Да, лучше не видеть таких видеокадров. Но надо знать и помнить. И не кошмарики,а настоящие кошмары нам поставляет наша современная жизнь со всеми её нелепостями и множеством ошибок — и чужих, и наших. Горько сознавать это, но НАДО ПОМНИТЬ,

      • Да, Вера Ивановна — надо помнить.
        Когда люди забывают про чужие ошибки, они начинают допускать свои собственные. Чеченскую войну можно было избежать, но кому-то очень хотелось, чтобы она случилась. И она случилась.

Добавить комментарий для Вера Саградова Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *