Анатолий Воронин. Гульбеддин, Душман и другие. Рассказ.

С первых дней своего пребывания в «кампайне», он же ООНовский городок на восточной окраине Кандагара, где проживала основная часть советников советских силовых структур, я обратил внимание на отсутствие там четвероногой живности в виде домашних кошек и собак.

У себя в Союзе мне частенько приходилось обживать пустующие полевые станы, куда школьников старших классов, учащихся техникумов и студентов ВУЗов каждое лето направляли для оказания помощи труженикам сельского хозяйства в прополке буйно растущих сорняков и сборе выращенного урожая.

Буквально на второй день там обязательно появлялись беспородные дворняги. Собак никто не прогонял, более того, они становились всеобщими любимцами, и каждый человек считал своим долгом отдавать им лакомые кусочки с обеденного стола, дабы завязавшаяся дружба только крепчала.

На улице рабочего посёлка, где я жил с родителями в далёкие шестидесятые годы, наверно, не было такого двора, где за забором не слышался бы собачий лай. Собак заводили не ради моды, а для того, чтобы никто из посторонних не мог пересечь границу забора, отделяющего подворье от улицы, пока хозяева, в основном, работники судостроительного завода имени Сталина, находились на работе. И я не припомню сейчас такого случая, чтобы хоть кто-то из соседей обратился в милицию с заявлением о краже личного имущества, или тех же кур, гусей и прочей живности, имевшейся практически в каждом дворе.

Был такой сторожевой пёс и в нашем дворе. Здоровущая лохматая псина чёрного цвета ещё щенком приблудилась к нам в далёком 1955 году, когда мои родители решили построить собственный дом. С кличкой особо мудрствовать не стали, назвав внепланового члена семьи Бобиком.

Бобик прожил у нас почти три года, пока однажды, сорвавшись с привязи, не выскочил на улицу, где повалил на землю соседского мальчишку. От перенесённого стресса пацан стал заикаться. Родитель пострадавшего устроил скандал и пообещал застрелить пса, после чего мой отец вынужден был отвезти Бобика за Волгу, где с рук на руки передал новому хозяину.

Были в нашей семье и другие собаки, все, как одна, – беспородные «дворяне». По прошествии лет я уже не помню ни кличек, ни, уж тем более, их внешности…

Своими наблюдениями я поделился с жильцами тринадцатой виллы, на которой поселился по прибытию в «кампайн». Мужики популярно объяснили сей «феномен» тем, что собаки в городке изредка всё-таки появляются, только их собачий век весьма короток. И причиной тому – минное поле вокруг «кампайна», обильно утыканное противопехотными минами. Именно они преждевременно укорачивают собакам жизнь, не давая им возможность дожить до старости и помереть своей смертью. Как только собака достигала половозрелого возраста, будь то кобель или сука, она начинала мотаться по всему городку и рано или поздно оказывалась на минном поле, где погибала сразу же после подрыва, либо умирала в страшных муках, истекая кровью из развороченной взрывом конечности. Когда такое происходило, в городке обязательно находился «сердобольный» человек, который метким выстрелом из автомата или пистолета избавлял бедную псину от мучений.

Кроме приблудных дворняг, на том минном поле частенько кончали свою жизнь местные шакалы, забредающие в «кампайн» на запах пищи, или по причине весьма специфического запаха от «течки» у какой-нибудь суки.

В один из февральских дней 1987 года, когда я прожил в городке около полугода, там появился крупный щенок кипенно-белого цвета. Сам ли он забрёл на охраняемую территорию, или кто из советских военнослужащих завёз его туда по возвращении с очередной операции в «зелёнке», никто толком не знал.

С самых первых дней нахождения щенка в городке, на него свой глаз положил старший военный советник полковник Четверяков, которого все советники за глаза кликали «Сизым носом». Сие погоняло он получил за синюшный нос, являющейся характерной отличительной особенностью, какую обычно имеют закоренелые алкаши. Вот только полковник был человеком непьющим, а столь необычный цвет выступающей части своего лица объяснял перенесённым в молодости заболеванием, которым он переболел, будучи ещё курсантом военного училища.

«Сизый нос» с первого же дня посадил щенка на привязь, а если и спускал с неё, то только в те моменты, когда выгуливал его возле своей виллы. При этом он никогда не снимал с него ошейника, крепко держа в руке верёвочный поводок.

Данные меры предосторожности полковник принимал не из-за боязни, что пёс может кого-нибудь покусать, а как раз наоборот, – гуляя по городку сам по себе, он наверняка бы стал очередной жертвой минного поля.

Пёс добродушно относился к советникам, но только в том случае, если они были в форменной одежде. Гражданских лиц он не признавал, а афганцев вообще органически не переваривал, сопровождая неистовым лаем каждое их появление в «кампайне». За несносный характер и злобность к псу с первых дней нахождения его в городке прилипла кличка Гульбеддин.

Но, кроме афганцев, был у Гульбеддина ещё один заклятый враг. Это здоровенный, огненно-рыжий петух по прозвищу Душман, вместе со всем своим «гаремом» обосновавшийся на постоянное жительство на дереве, росшем возле виллы одного из военных советников. Однажды Гульбеддин имел неосторожность загрызть курицу, случайно забредшую на охраняемую им территорию. А курица та была любимой женой Душмана. Вот с того дня петух и возненавидел псину.

Он ежедневно приходил к его двору и, в качестве моральной компенсации за понесенную утрату, нагло залезал в миску с едой, своими грязными лапищами со здоровущими шпорами разбрасывая собачьи харчи в разные стороны.

Гульбеддину до соплей было обидно, что какой-то петух не только нарушает его суверенитет, но, ко всему прочему, оставляет без еды.

И вот тут начиналось действо, на которое все советники ходили, как на цирковое представление. Гульбеддин с лаем бросался на наглую птицу, но Душман ловко подлетал в воздух, запрыгивал псу на спину, и начинал клевать его прямо в темечко. Всем зрителям весело, только псу не до смеха. Он начинал крутиться волчком, пытаясь сбросить ненавистного врага со своей спины. Да не тут-то было.

Прошёл год. За это время Гульбеддин вырос до размеров взрослой овчарки, и верёвочная привязь для него уже не была помехой, чтобы запросто перегрызть её и вырваться на волю. А чтобы этого не произошло, «Сизый нос» раздобыл где-то длинную металлическую цепь, и теперь, бегая по ограниченному пространству перед входом на виллу старшего советника, кобель денно и нощно гремел ею, чем вызывал недовольство жившего по соседству партийного советника. Но «Сизый нос» на все его увещевания не обращал никакого внимания. Более того, усилиями солдат срочной службы, он соорудил собаке огромную конуру, обложив её со всех сторон ящиками с камнями. Сделал он это на тот случай, если какой-нибудь шальной духовский эрэс или мина разорвутся в непосредственной близости от виллы, что наверняка может стать причиной гибели пса.

23 февраля 1988 года у афганцев был рабочим днём, но ни один советник на работу в тот день не поехал. Из-за праздничных мероприятий в Бригаде, боевое сопровождение на дорогах провинции не выставлялось, и поэтому были все основания полагать, что «духи» устроят засаду на въезде в город или в Дехходже. А погибать в такой знаменательный день никому не хотелось.

Военные советники запланировали торжественное собрание, посвящённое семидесятой годовщине советских вооружённых сил, и к ним должны были приехать их «подсоветные», в том числе, командующий Второго Армейского корпуса Афганистана, генерал-лейтенант Ацек.

А у царандоевских советников праздничного настроения совсем не было. Консервированные продукты практически все закончились, да и с деньгами был туган. Из-за плохой погоды в конце января, в Кабул никто из них не вылетал, а стало быть, все они пребывали в полнейшем безденежье. А раз нет денег, на базаре ничего не купишь. Вот и жили в режиме жёсткой экономии.

Накануне праздника они проводили в отпуск советника по безопасности. Вместе с ним в Кабул полетели ещё двое ребят. Они то и должны были привезти деньги, продукты и, конечно же, «огненную воду».

Из остававшихся в загашнике нескольких банок тушёнки и ещё каких-то консервов они решили сварганить чего-нибудь вкусненькое, дабы хоть как-то скрасить серые будни. А вот со «шнапсом» был полный облом. Оставалась одна лишь надежда, что военные советники немного «раскрутятся», и им тоже хоть что-то да перепадёт.

Утром этого праздничного дня все жители городка заметили, что на деревьях начали появляться первые листья. Наступала афганская весна.

А в Союзе в это время повсюду ещё лежал снег.

Звук падающей с неба мины заставил советников в мгновение ока залететь в дом.

Взрыв раздался где-то неподалеку, примерно там, где располагалась вилла «Сизого носа». В ожидании дальнейшего обстрела, советники царандоя ещё с полчаса отсиживались в доме. Пока сидели в своем импровизированном убежище, стали делать расчёты и пришли к выводу, что в «зелёнке» завёлся какой-то «снайпер», который вот уже в третий раз обстреливает городок из миномета. И что самое интересное, посылает всего по одной мине, но кладёт их рядом с их виллой, словно берёт её в вилку. К чему бы это?

Однако мины больше не падали на городок, и мушаверы решили пойти посмотреть, куда же она всё-таки упала. Около виллы «Сизого носа» они заметили несколько военных советников, стоявших полукругом и смотрящих себе под ноги. Подойдя к ним ближе, увидели, что они смотрят на большую белую собаку, бездыханно лежащую на бетонной площадке у входа в дом.

То был Гульбеддин. Тот самый Гульбеддин, верой и правдой служивший своему хозяину.

Белая шерсть собаки была перепачкана в крови, продолжавшей пузыриться из нескольких осколочных ран. «Сизый нос», стоявший в общей толпе военных советников, держал в руке ПМ, а из его глаз текли слёзы.

«Наверно, пристрелил собаку, чтоб не мучилась», – подумали мушаверы.

Но, как потом выяснилось, всё произошло несколько иначе.

«Сизый нос» перед торжественным собранием решил сходить на коммутатор, чтобы позвонить Ацеку и узнать, как в городе прошла ночь. Он едва вышел за дверь, как Гульбеддин, мирно лежавший до этого в своей конуре, набросился на него, впившись зубами в руку. Если бы не ватный бушлат, долго бы ещё пришлось полковнику залечивать раны, полученные от укуса собаки.

Вырвавшись от Гульбеддина, полковник пулей заскочил в дом. Он почему-то подумал, что его любимый пёс взбесился. Дабы он не принёс куда более серьезных неприятностей своему хозяину и другим постояльцам «кампайна», решил пристрелить пса.

В тот самый момент, когда он вытаскивал табельный пистолет из висящей на спинке стула кобуры, во дворе раздался взрыв.

Это уже потом только до него дошло, что Гульбеддин не взбесился вовсе, а каким-то шестым собачьим чувством почуял неминуемую гибель своего хозяина, и, спасая его, сам геройски погиб.

Гульбеддина схоронили в тот же день на пустыре возле виллы «Сизого носа», а хозяин виллы, отдавая последние воинские почести верному другу, расстрелял весь магазин своего ПМ.

Вечером были организованы поминки по Гульбеддину. Непьющий «Сизый нос» в тот вечер «развязался» и впервые за всё время своего пребывания в городке напился до чёртиков.

А буквально через неделю погиб Душман. В тот день городок подвергся интенсивному ракетному обстрелу, и крупный осколок одной из разорвавшихся ракет, отсек петуху голову. Уже после обстрела его ещё тёплое тело было обнаружено неподалёку от волейбольной площадки, и кто-то из военных советников предложил сварить из убиенного наваристый куриный суп. Но потом, посовещавшись, решили этого не делать и с почестями схоронили рядом с Гульбеддином.

А спустя пять месяцев, в преддверии вывода советских войск из Кандагара, военные советники пустили под нож весь «гарем» Душмана, изготовив из откормленных несушек дембельские чахохбили.

Не доставаться же им настоящим душманам.

Поделиться:


Анатолий Воронин. Гульбеддин, Душман и другие. Рассказ.: 2 комментария

  1. Вот если бы и мы, люди, обладали такой же чуткостью и преданностью… Спасибо за добрый, хоть и и грустный рассказ!

    • Спасибо, Вера Ивановна!
      В тот денЬ, когда произошла эта трагедия, я был крайне удивлен сентиментальностью «Сизого носа». В реальной жизни это был весьма жесткий, если не жестокий человек, как в обыденных делах, так и в поступках. Военные советники побаивались его, и старались лишний раз не попадаться ему на глаза. А уж как он афганцев гонял, не стесняясь матерных выражений.
      В следующий раз выложу рассказ повеселей, про то, как мы на своей вилле пытались разводить кроликов, и что из этой нашей авантюры в итоге вышло.
      С уважением,
      Анатолий

Добавить комментарий для Анатолий Ворони Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *